Она иногда подумывала, не занимается ли Холт таким же аутотренингом. Хотя скорее всего, командор давно уже отключил нейроны памяти, в которых хранилось это маленькое происшествие…
— Вижу, дело движется к концу?
Карен вскинула отсутствующий взгляд: "гимнастика для ума" — вычисление «кукушки» — серьезно увлекла ее. Командор просматривал готовые выкладки. Кивнул:
— Отлично, Эшли. Я даже не ожидал, — он никак не прокомментировал тот факт, что в существенно уменьшившемся списке по-прежнему остается его фамилия.
— А моё… моя точка зрения, — осторожно спросила Карен, — будет иметь какое-нибудь значение?
— Для кого?
— Для служб безопасности… контрразведки. Для вас.
— Для двух первых — навряд ли. Мы все у них под подозрением, но опираться они будут прежде всего на факты, а не на заключения «Умника» или вашего острого ума. Но все равно, Эшли…
— Да, командор?
— К какому бы вы выводу не пришли — не торопитесь что-либо предпринимать. Просто придите ко мне, и мы все обсудим. Хорошо?
— Так точно, командор, — отозвалась Карен, не совсем понимая, с чем соглашается. Холт постоял рядом, словно соображая, что бы еще сказать — или вспоминая, что он хотел сделать. Кивнул и отошел. Карен проводила его глазами.
…Он что, думает — она подозревает его?!
*****
Она закрыла глаза. Зажмурилась. Открыла, посмотрела на схему и с силой потерла лицо. Все сходилось. Сходилось в одной точке. Сколько бы она не проверяла. Это… Карен поднялась — со стола покатилась ручка, она не стала ее подымать. Где конверт, что оставил ей командор? Она надорвала запечатанный конверт, вынула записку — мелкий четкий почерк. То же самое имя. Какого же черта они столько времени теряли, если заключение Умника давным-давно было готово… Что за экзамен он ей вечно устраивает? В какие игры играет? За-чем?
"Просто придите ко мне, и мы все обсудим". Она видела, в его окнах горел свет. Стук ее каблуков гулко отзывался в пустых коридорах Управления. Карен дернула дверь и едва не застонала — закрыто! С досады сильно потрясла ручку двери. Он отправился домой? Может, позвонить по номеру, который он ей когда-то дал? "В любое время, Эшли, в любое время дня и ночи". Распространяются ли его слова и на сегодняшний вечер? Она вернулась к себе кабинет и начала раз за разом набирать номер. Квартира командора отвечала пустотой; наверное, еще не доехал… а номер его мобильника ей неизвестен. Карен рассеянно собирала сумку, решая, что делать дальше. Что она может сделать? Предъявить обвинение самолично? Он просто посмеется над ней и будет совершенно прав. У нее нет никаких доказательств… кроме заключений ее проклятого аналитического ума.
Она вновь выглянула в окно. В архиве все еще горел свет. В окне появился силуэт человека — но не Гарти — человек стоял спиной к окну. Он повернул голову, и Карен с ухнувшим сердцем узнала профиль командора. Холт шагнул вперед — и в ту же секунду в архиве погас свет. С секунду Карен продолжала вглядываться в темноту. Что там происходит? Предупредить дежурного? А если командор просто зашел, по своему обыкновению, навестить старого друга и теперь они вместе направляются домой? Но почему так внезапно погас свет?
Карен стянула туфли — она всегда предпочитала обувь на мягкой подошве, позволяющую двигаться стремительно и бесшумно, на кой же черт приобрела вдруг эти гремящие копыта? Поколебалась перед лифтом — быстрее, но слышнее — и выбрала лестницу. Преодолела несколько пролетов, бесшумно ступая, двинулась по неосвещенному коридору к архиву. Игра в прятки, да и только! Не хватает только, чтобы из темноты раздался голос: "Карен Эшли, чека!". Архив занимал все левую половину крыла здания. Вход, еле освещенный уличным фонарем, находился в самом конце. Дверь наверняка так же заперта, как и в кабинете Холта. Она протянула руку — и замерла. Дверь была приоткрыта. Чуть-чуть. Чуть-чуть… Но Гарти никогда не уйдет, не заперев, как следует, свою сокровищницу. Никто в Управлении этого не сделает. Даже сейчас, в спешке, она все-таки закрыла дверь, ведущую в аналитический сектор.
В архиве было очень темно и очень тихо. Затаив дыхание, Карен опустилась на колени и прижалась щекой к той створке, которая не открывалась — дверь в архив была двойной, видимо, чтобы удобнее было вносить сюда огромные стеллажи. Прислушалась, зажмурив глаза, точно зрение мешало ей слушать. И едва не подпрыгнула, услышав обыденный голос командора.
— Зачем ты это сделал?
Он стоял между стеллажей, тоже закрыв глаза и подняв голову. Николас знает свою вотчину, как свои пять пальцев, но все же услышать человека, перемещающегося в инвалидной коляске, гораздо легче, чем имеющего обе здоровых ноги. Во всяком случае, Холт надеялся на это. А что ему еще оставалось делать?
Негромкий смешок.
— А ты как думаешь?
Он напряг мышцы и снова расслабился. Звук доносился ниоткуда — и отовсюду. Николас использует переговорное устройство. Это плохо. Но он разговаривает. Это хорошо.
— Деньги? — предположил он.
— Пфе-е, приятель, — разочарованно протянул невидимый собеседник. — Хотя, конечно, деньги никогда не бывают лишним фактором…
— Сколько тебе платят? — спросил он спокойно.
— Несколько больше, чем в нашем родном Управлении. Но это неважно.
Он слепо повернул голову.
— А что же тогда для тебя важно?
— То, что я столько времени дурил тебя, великий человек. Ты, со своей дьявольской проницательностью и гениальными мозгами, не сумел догадаться, кто занимается передачей информации. Ты даже не подозревал об утечке, ведь так?
— До поры до времени.
— До того времени, как молодой Сандерс сунул свой любопытный смышленый нос в это дело.
— И тогда ты его убил, — ровно продолжил Холт.
Пауза. Когда Гарти вновь заговорил, в его голосе было смущение:
— Честное слово, я не знал тогда, что Сандерс — твой брат!
— А если бы знал, это что-то изменило?
Карен подцепила пальцем приоткрытую створку и осторожно потянула на себя, молясь всем известным ей богам, чтобы тыловая служба Управления отлично выполняла свои обязанности — в том числе и регулярно смазывала дверные петли.
— Если кто и должен был выйти на меня, то только ты, а не этот ретивый мальчишка, роющий землю во славу твою!
Холт вздохнул:
— Ну вот, я тебя вычислил. И что же дальше?
Пауза. Кажется, Гарти серьезно озадачился. Наверное, он даже не задавался таким вопросом — просто прокручивал в уме этот краткий миг торжества и посрамления его, командорского, гения.
Створка поддавалась, но Карен тянула ее медленно, по миллиметру в минуту. Она уже вся взмокла от напряжения.
