К ним подошел Maк с мрачным выражением лица, держа в руке свернутую газету.
– Что это у Вас? – жестко спросила Кэмерон. К ее удивлению, Maк покраснел.
– Уу... – Он протянул газету и посмотрел на Кэмерон с Блэр, затем быстро отвел взгляд. – Возможно, Вы захотите взглянуть на это в автомобиле.
– Дайте посмотреть, – сказала Блэр, протягивая руку. – Если я ничего не буду знать, лучше не станет.
Мак молча передал ей газету. Агенты Секретной службы, стоявшие вокруг, отвели глаза, но не сдвинулись с места, по-прежнему защищая Блэр от возможного проникновения репортеров.
Кэмерон наблюдала за Блэр, когда та, открыв газету, быстро просматривала первую полосу, и не увидела у нее на лице ни малейших изменений. Блэр молча сложила газету и сунула ее под мышку вместе со своей книгой. Кэмерон резко проговорила:
– Хорошо, нам пора убираться отсюда.
Двое мужчин подошли к багажному транспортеру и быстро погрузили сумки на тележку. Уже через несколько минут агенты ехали в автомобилях сопровождения по направлению к туннелю Линкольна, чтобы попасть на Манхэттен.
Старк и Дэвис сидели впереди, тогда как Блэр и Кэмерон расположились на заднем сиденье. Агенты, свободные от дежурства, остались в аэропорту, чтобы потом разъехаться по домам.
– Ты в порядке? – спросила Кэмерон. С тех пор как они сели в автомобиль, Блэр молча смотрела в окно.
Повернувшись к Кэм, Блэр грустно улыбнулась. На ее лице играл свет от фар проезжающих автомобилей и мерцающих неоновых вывесок.
– Я ждала чего-то подобного. Сейчас я просто пыталась вспомнить, как долго я этого ждала.
Кэмерон молчала, но Блэр ничего больше не говорила. Тогда она просто взяла у нее газету и попыталась рассмотреть ее при тусклом свете, падавшем из окна. На первой полосе в нижней части страницы были фотография и заголовок «Дочь президента и загадочный возлюбленный?»
На мутном ночном снимке очень похожая на Блэр женщина с кем-то целовалась. Личность другого человека было трудно определить из-за ракурса и расстояния, с которого велась съемка.
– Скверно, – прошептала Кэмерон. На фотографии были они, на пляже в Сан-Франциско в ту первую ночь, когда Кэмерон прилетела из Вашингтона. Она подняла глаза на Блэр и спокойно сказала:
– Я сожалею.
– О чем? О поцелуе или о фотографии?
– Разумеется, не о поцелуе.
Блэр резко кивнула.
– Хорошо.
При слабом свете Кэмерон пыталась прочитать заметку под фотографией. Там говорилось не слишком много – обычные непристойные предположения о связях Блэр с кинозвездами, криминальными авторитетами или сенаторами, которых часто связывали с Первой дочерью в подобных публикациях. Частная жизнь Блэр тщательно охранялась, в Белом Доме прикладывали массу усилий, чтобы держать ее подальше от глаз общественности, за исключением официальных мероприятий. В связи с этим пресса обожала строить догадки по поводу ее личной жизни. Только на этот раз они подошли вплотную к истине.
– Вот что интересно, – сказала Кэмерон после минутного размышления, – они не упомянули имен и не сообщили, что ты с женщиной. Тот, кто сделал эту фотографию, должен был об этом знать.
– Я тоже обратила на это внимание, – мрачно сказала Блэр. – Выглядит так, будто кто-то меня дразнит. Что ты об этом думаешь?
– Не имею ни малейшего представления. – Кэмерон покачала головой, чувствуя раздражение Блэр по поводу бесцеремонного вторжения в ее личную жизнь и злясь на себя, на свою небрежность, которая позволила кому-то подобраться так близко и даже сфотографировать их. – Но я хочу знать, где этот репортер, черт подери, находился, и почему мои люди его не заметили.
– У меня предчувствие, что это только начало, – Блэр горько рассмеялась. – Мой отец окажется в неловком положении, но еще больше меня интересует другое. Что будет с твоей карьерой, если кто-нибудь тебя все же узнает?
– Не думаю, что сейчас это так важно, – возразила Кэмерон. – Есть что-то неправильное во всей этой ситуации, потому что, если бы это был обычный репортер, надеющийся вызвать сенсацию, мое имя фигурировало бы в статье. А сам факт, что ты целуешься с женщиной, был бы в заголовке на первой странице.
– Шантаж?
– Если так, то у них вместо мозгов опилки. Никто не сможет шантажировать дочь президента Соединенных Штатов. Не таким способом. Черт подери, пока я руковожу службой безопасности, этого не случится.
– Хорошо, – покорно сказала Блэр, внезапно почувствовав усталость. – Я уверена, скоро мы все узнаем.
Она устало прислонилась лбом к стеклу и посмотрела в окно. Магистраль, по которой мчался автомобиль, была пустынна и, казалось, отражала пустоту в ее сердце. Конечно, глупо было надеяться, что ей позволят спокойно любить кого-то, а уж тем более кого-то вроде женщины, сидевшей с ней рядом. Она закрыла глаза, зная, что ночью будет спать одна. Больше всего на свете она желала, чтобы все случившееся оказалось сном.
Кэмерон наблюдала за Блэр в полной тишине. Это молчание беспокоило ее: она скорее ожидала увидеть Блэр, охваченную гневом. Обвинения по поводу этих фотографий, пусть и необоснованные, были бы более желанны, чем тяжелая завеса тишины, повисшая между ними.
Она попыталась представить себе, каково это, когда твою личную жизнь выставляют напоказ. Но не смогла, хотя и сама была на той фотографии в газете. Даже если бы лицо ее было видно отчетливо, а имя напечатано жирным шрифтом, это не было бы тем же самым, что для Блэр. Она не публичная фигура мировой величины, впрочем, как и ее семья. Именно поэтому, скорее всего, она и не будет выставлена напоказ для тщательного рассмотрения самопровозглашенными хранителями морали, чьи истинные мотивы совсем не возвышенные и определяются только их собственной политической выгодой. Она ни в чем не виновата, но даже если бы и была, об этом бы быстро все забыли.
Но все становилось иначе, если дело касалось Блэр Пауэлл или ее отца. Президент испытывает давление общественного мнения. К тому же влиятельные политические группы постоянно совершали маневры для укрепления своего положения и расширения сфер влияния в Вашингтоне. Любовная интрига дочери Эндрю Пауэлла – особенно лесбийская любовная интрига – дала бы его противникам оружие для борьбы с ним.
– Блэр, – мягко начала Кэмерон, – я могу что-нибудь сделать?
Блэр отвернулась от окна и, словно отбросив беспокойные мысли, выпрямилась. Когда она заговорила, ее голос был твердым с налетом стали.
– Да. Можешь сказать мне прямо сейчас, готова ли ты к тому, через что нам предстоит пройти.
