– Зайка, ты – лучшая, – шепчет Кирилл и целует меня.
– Мне надо переодеться, – отвечаю я и отодвигаю его от себя.
Через два часа в доме друзей Кирилла я уже сижу за длинной барной стойкой, разделяющей кухню и гостиную, и пью коктейль «Идиотка»: односолодовое виски, яблочный сок и лед, смешанные с поцелуями бывшего мужа аккурат через каждые два глотка. Вокруг слоняются какие-то люди: они пьют, смеются, обнимаются, целуются, снова пьют, играют в бильярд, поют в караоке, танцуют, снова пьют, ругаются, мирятся… Совсем скоро у меня начинает болеть голова: то ли из-за спиртного, то ли из-за гомона толпы, то ли из-за поцелуев Кирилла.
– Послушай, – кладу руку на его колено. – Здесь слишком шумно и накурено: еще немного, и меня стошнит. Так что давай…
Но я не успеваю закончить: через весь зал, истошно вопя, несется низкорослый толстяк – одноклассник и закадычный собутыльник моего бывшего мужа. Подбежав к нам, он обхватывает Кирилла руками и приподнимает его на стуле.
– Ма-а-а-а-кс! – орет Кирилл так, что у меня звенит в голове. – Ты вернулся!!!
Далее следуют объятья, похлопывания по спине, неистовый смех и, конечно же, два полных бокала чистого виски, выпитые на брудершафт. Тут толстяк обращает внимание на меня и сразу же тянет ко мне свои пухлые руки.
– Это плохая идея, – произношу ледяным тоном, дабы охладить его пыл.
– Мань, ну ты не изменилась совсем! Ха-ха-ха, – он зачем-то гладит свисающий живот. – Вы снова вместе? Как тебе удалось, чувак? – и он хлопает Кирилла по плечу. – Она же тебя ненавидела!
Тошнота становится еще сильнее – я уже с трудом сдерживаюсь. Кирилл хватает мою руку, прижимает к своей груди и с умным видом что-то вещает, а толстяк внимает каждому его слову и одобряюще кивает своей маленькой головой.
– Прошу меня простить, – соскакиваю со стула. – Скоро вернусь.
Но я не вернулась: надела шубу, схватила сумку и вышла на улицу. Морозный воздух медленно, но верно, отрезвляет и приводит мысли в порядок. И что только я забыла в этом ужасном месте? Достаю из сумки мобильный телефон и вызываю такси. Оператор обещает, что машина будет через пятнадцать минут, которые предстоит провести на морозе. Приподнимаю воротник, затягиваю пояс и через высокие сугробы направляюсь к выходу из поселка.
Кирилл спохватился только через час, когда такси уже мчалось по Садовому кольцу. Он позвонил, но я сбросила вызов, снова позвонил – я снова сбросила. После восьмого звонка он догадался написать сообщение: «Зайка, ты где?», но я просто выключила телефон и спрятала его в сумку.
Понедельник, 18.02.2013.
Оля пришла в 8-15 утра: загорелая, отдохнувшая, радостная.
– О-о-о, Варнас, ты, как всегда, у станка! – она подскакивает ко мне и чмокает в щеку. – Я привезла всем подарки!
– Отлично. У меня тоже для тебя подарочек: Петровичу позвонил банкир и нажаловался на Малинову.
Улыбка сразу исчезает с Олиного лица, и я отчасти чувствую себя виноватой: испортила хорошее настроение после отпуска, которое могло продлиться, в лучшем случае, еще пару дней. Но потом вспоминаю наш недавний разговор, когда я требовала избавиться от ее сотрудницы – Тамары Малиновой, а Оля убеждала меня, что нельзя поступать подобным образом с матерью-одиночкой, пусть даже она и работает спустя рукава, и ведет себя чересчур вызывающе, да и одевается, словно каждый вечер после работы дает концерт в «Мулен Руж». Например, в прошлый четверг Малинова пришла в юбке, чуть прикрывавшей резинку от чулок, и в полупрозрачной кофте, через которую уж слишком явно просвечивался кружевной бюстгальтер. Если она так переживает, что ребенок растет без отца, и всеми силами пытается найти себе мужа, то с выбором места работы явно ошиблась.
И вот теперь вице-президент крупного банка, являвшегося нашим клиентом, написал жалобу, так как ему уж очень хотелось застраховать прекраснейший A7, но Тамара не соизволила проявить уважение и снисхождение. Он прождал до десяти вечера в своем офисе, но она не приехала, так еще и выключила мобильный телефон! Невиданная наглость!
– Пусть сегодня же пишет заявление по собственному желанию. Уволим ее в один день, – сухо произношу я.
– Но…
– Никаких но! Это распоряжение Петровича. Если хочешь оспорить – запишись к нему на прием у секретаря.
Оля опускается в кресло и тяжело вздыхает. Пытаясь разрядить обстановку, я с поддельным, но очень убедительным интересом расспрашиваю про отпуск, но она не отвечает. Через несколько минут решаю не тратить время, достаю из сумки пачку сигарет и удаляюсь
Возле ресепшена сталкиваюсь с Рябиновым: он в отличном расположении духа.
– Варнас, привет! – он широко улыбается. – Ты курить? Пойдем лучше ко мне – надо кое-что обсудить.
Ни слова не говоря, следую за ним, по пути стягивая с себя кожаную куртку.
Рябинов закрывает за собой дверь и воровато оглядывается по сторонам, словно где-то в потаенных местах его кабинета прячутся шпионы.
– Садись, – чуть слышно произносит он, снимает с себя пальто, небрежно бросает его на кожаный диван, в три прыжка оказывается возле своего стола и занимает место напротив меня. – Ты ведь знаешь контору «Авеню»? – после моего утвердительного кивка он продолжает. – Так вот, у них сейчас большая стройка намечается по Новой Риге, нам бы туда…
– Нет, – закатываю глаза и отворачиваюсь. – Ты не заставишь меня.
– Маш, ну посмотри на меня, – он корчит жалобную гримасу. – Петрович хочет больше СМР[3]… Ну, пожалуйста, чего тебе стоит?
– Чего мне стоит? – окидываю его ледяным взглядом. – Чего мне стоит пойти с поклоном к бывшему свекру? Ты сейчас издеваешься или серьезно говоришь?
Рябинов молчит и смотрит на меня с такой мольбой, словно он смертельно болен и просит об эвтаназии, и мне сразу же хочется выполнить эту просьбу, избавив его от предсмертных мук, а себя – от его общества. Посидев пару минут в тишине, он решает нарушить молчание и, протянув ко мне руки ладонями вверх, принимается в красках описывать светлое будущее компании «Х» в случае увеличения сборов по СМР.
– Ты даже купишь себе взрослую тачку, – улыбнувшись, произносит он, но увидев мой негодующий взгляд, замолкает.
– Я и так выполнила квартальный план одной сделкой! – возмущаюсь я. – Зачем нам «Авеню» со своими копейками?
– Прямо-таки копейками? Я уже все посчитал: миллионов двадцать там будет!
– О да, ну и сумма! У нас план в полтора миллиарда, двадцать миллионов нас спасут, как же!
