И Володя, будто прочитав ее мысли, предостерегающе поднял руку:
— Остановись, Сима! Ты сейчас скажешь что-то, о чем потом пожалеешь. Давай продолжим этот разговор завтра…
— Завтра я уезжаю, — напомнила она. — Откуда мне было знать, что тебе захочется вернуться? А иначе я бы непременно вписалась в твои планы: бросила работу, послала все к чертовой бабушке и скрасила грядущие две недели. Но мне и этого не дано было знать, и я, дурочка набитая, счастья своего коротенького не предугадала и билет купила. Вот, хочешь, покажу?..
Она потянулась за сумкой и опрокинула вазу.
Протасов пулей вылетел из кровати. И Сима, вся в желтых мелких розочках, невольно засмеялась, глядя на него — голого, мокрого, взъерошенного.
Володя решил, что все это она сделала нарочно, и заорал:
— У тебя что, совсем крыша уехала? Или ты на сей раз приложилась головенкой до полной невменяемости?
— Ну, знаешь! — закипела Сима. — Счастливо оставаться!
— Приятного полета! Не понимаю только, зачем тебе билет? Ты бы прекрасно обошлась своим помелом…
Надо было бы сразу уйти отсюда. Но ночью Симу и поганой метлой из дома не выгонишь — боялась ночных прогулок: и по работе, и по жизни знала, чем это может закончиться.
Однажды она засиделась допоздна у подружки и шла от метро дворами, холодея от ужаса. В окнах горели редкие огни, тускло светили фонари и стояла странная, удивительная для огромного города тишина. И в мертвой этой тишине гулко раздавались шаги идущего сзади человека — зловещие, как каменная поступь Командора.
Сима почти бежала, но этот кто-то не отставал, и она готовилась бешено драться за свою жизнь, побелевшими от напряжения пальцами сжимая сложенный зонтик — единственное свое оружие.
Где-то она потом прочитала, что животные чувствуют, когда их боятся, и даже самая безобидная собака инстинктивно нападает, уловив этот гормон страха. Может быть, потому на нее и набросился Мойша? И возможно, преступники тоже улавливают своим звериным чутьем парализующий жертву ужас? А тот, идущий следом, ощутил ее готовность дать отпор и не посмел напасть? А может, он и не был злодеем — просто случайный прохожий, не подозревающий даже, какую бурю вызвал в ее душе…
Так или иначе, но Сима, влетев в квартиру и захлопнув за собой дверь, упала на колени и вознесла Господу горячую молитву, благодаря за спасение.
Можно было, конечно, уйти на рассвете, по-английски, пока все спят. Но дом наверняка заперт, а Мойша бодрствует. Нет, придется испить эту чашу до дна.
Под утро Сима все же уснула. Разбудил ее стук в дверь и громкий Нюшин голос:
— Вставай, красавица, проснись! На самолет опоздаешь! Володя сказал, ты улетаешь сегодня…
— Самолет у меня вечером, — откликнулась Сима. — Доброе утро!
— Доброе, — согласилась Нюша. — Давай спускайся, мы тебя к завтраку ждем.
— А Мойша?
— Ушел на охоту с утра пораньше. Не бойся! — успокоила Нюша.
Бывают в жизни черные полосы, когда несчастья сыплются как из рога изобилия, и возникает странное, парадоксальное желание: еще больше усугубить ситуацию, испытав при этом какое-то мрачное удовлетворение.
Сима еще раз оглядела себя в зеркале с ободранных ног до изуродованной головы и натянула паричок, но короткой челкой шишку на лбу замаскировать не удалось. Она поджала губы и спустилась вниз, чувствуя, как растет, поднимается в душе неодолимое раздражение.
— Ну вот и наша… — начала было Роза Исаевна и прикусила язык. — Кто это так тебя приложил?! Неужто Мойша?.. — И вместе с Нюшей испытующе впилась глазами в лицо Протасова.
— Я тут совершенно ни при чем! — немедленно открестился тот.
— А как это могло произойти? — грозно приподнялась со своего места хозяйка. — Когда мы уходили, со лбом все было в порядке.
Володя взглянул на Симу и, поскольку та гордо молчала, ответил сам:
— Стукнулась о столешницу…
— Ты мне, Володька, голову не дури, — рассердилась Роза Исаевна. — Как это нормальный человек может стукнуться о столешницу, чтобы шишку себе такую набить?!
— Нет, ну нормальный, конечно, не сможет, — согласился Протасов. — А если она молилась?.. Не рассчитала поклона?.. Или, допустим, писала и клюнула носом? — предположил он.
— Ладно, — отмахнулась Роза Исаевна. — С тобой каши не сваришь. Она нам сейчас сама все расскажет, правда, девочка? Подай ей стул!
Володя взялся было за спинку стоящего рядом стула, но Сима, не удостоив его даже взглядом, рванула к себе совсем другой, притулившийся у стены.
— Не трогай его, не садись! — закричали все трое. — Он сломан!..
Но было уже поздно. Сима плюхнулась на сиденье, сиденье вылетело, и она со всего размаха воткнулась в образовавшуюся дыру, как плотно забитый клин, взвыла от боли и задергала торчащими кверху ногами, пытаясь выбраться. Но сделать это без посторонней помощи было невозможно, а потенциальные помощники корчились от смеха. Особенно веселился Протасов, просто умирал от потехи…
Первой очнулась Нюша и могучей рукой вырвала Симу из западни. Ободранный копчик нестерпимо болел, и она, трясясь от злости, ядовито произнесла:
— Рада была доставить вам несколько веселых минут. А сейчас разрешите откланяться.
— Ну что ты, девочка! — заспешила к ней Роза Исаевна, вытирая слезы. — Не обижайся! Это у меня привычка такая дурацкая: как кто упадет — я смеюсь. Нервная реакция. Это ж мы не над тобой потешаемся! Над ситуацией! И ты посмейся вместе с нами. Давай садись вот на этот стул, позавтракаем наконец!
— Нет-нет! — решительно отказалась Сима. — Я пойду, пока кое-что уцелело и функционирует. Пока не все органы выведены из строя. А то, боюсь, еще немного, и меня отсюда вынесут на носилках. Вперед ногами…
Она подхватила сумочку и решительно направилась к двери.
— Я провожу! — дернулся было Протасов.
— Ни в коем случае! — взвизгнула Сима, переходя на галоп. — Мне еще пожить хочется! Спасибо за гостеприимство! И вообще за знакомство! Давно я так не отдыхала!..
Она скатилась с крыльца и рванула к калитке. На прогретой солнцем бетонной дорожке нежился Мойша. Кот едва успел отпрыгнуть в сторону, выгнул спину, ощетинился и гневно заорал. Но Сима даже не взглянула в его сторону, и Мойша, бросив ей вслед короткое кошачье ругательство, снова рухнул на теплую поверхность, вытянул лапы, откинул хвост и блаженно зажмурился.
В столовой воцарилась тишина, нарушаемая только позвякиванием ложечки о край стакана.
— Куда-то все тебя заносит, Володька, не в ту степь, — заговорила наконец Роза Исаевна. — Из огня да в полымя…
