– Чтобы использовать тебя в роли посланницы к мистеру Гладстону? Полагаю, это неплохое предложение, и оно будет весьма полезно для нас. Гладстон, безусловно, восхищается тобой и доверяет тебе. А что ты сама думаешь по этому поводу? Только честно.
– Мне бы это доставило много радости. Я не стала бы ощущать себя такой заброшенной. Мне постоянно вдалбливают, что политика не женское дело, между тем я уверена, что женщины оказывают на нее гораздо большее влияние, нежели многие думают.
Он довольно иронически посмотрел на нее.
– А тебе хотелось бы стать влиятельной женщиной, Кэт?
– По-моему, у меня получится.
– Тогда будь осторожна. Ведь я могу стать зависимым от тебя.
– А вот этого не случится. Ты слишком серьезен и самодостаточен.
– Я, Кэт? Неужели ты обо мне так думаешь?
– Но ведь ты так много времени был совсем один. Должно быть, одиночество и сделало тебя таким.
– Тогда почему я беспрестанно думаю о тебе с тех пор, как мы встретились? Что мне с этим делать?
– Ну, как я отвечу на подобный вопрос, если со мной происходит то же самое? И все же… мне бы хотелось, чтобы ты зависел от меня. Во всем! Я начинаю люто ненавидеть людей, разлучающих нас! Я начинаю ненавидеть всех этих мятежных ирландских крестьян, Вилли, дорогую тетушку Бен… даже смерть несчастной Люси… – В ее голосе звучало смущение. – Я почти возненавидела ее тогда. Знаю, ты можешь быть беспощаден, когда дело касается твоей работы. А вот беспощаден ли ты в любви? Так, как начинаю становиться я? Наверное, один из нас сошел с ума, Чарлз.
Он прервал ее длинный взволнованный монолог:
– Давай сходить с ума по очереди. Сегодня пусть будет моя очередь, завтра – твоя. А в тот день, когда мы сойдем с ума оба… – он улыбнулся, – чему быть, того не миновать. Только пусть это произойдет в нужное время. А сейчас… Что ты скажешь по поводу предложения твоего мужа устроить в вашем доме мой штаб?
– Ты считаешь, что из этого выйдет толк?
– О, разумеется. Это будет огромная помощь. Я смогу направлять сюда всю мою корреспонденцию – наконец-то у меня появится постоянный адрес. И я всегда смогу сбежать сюда из Лондона при необходимости. Кроме того, я начинаю думать, что капитан О'Ши способен сделать очень полезный вклад в нашу кампанию. То есть если он искренен с нами, а не со своими английскими друзьями.
– О, у него масса полезных связей, – проговорила Кэтрин, не желая признаваться, что в первую очередь Вилли все делает только ради своей собственной выгоды.
Однако Чарлз был достаточно умен и проницателен, чтобы разобраться в любом проявлении патриотизма со стороны Вилли. Он сам признался, что использует мужчин… и женщин тоже, когда они подходят ему. Политики ведь не бывают сентиментальными или чрезмерно щепетильными.
– А что ты думаешь об этом, Кэт? Я имею в виду мое пребывание здесь?
– Это пугает меня. Похоже, сама судьба вынуждает нас быть рядом друг с другом. Да и как все это может закончиться?
– К чему нам говорить о том, что и как может закончиться? Нам вообще не следует говорить о конце. – Он поднес ее руку к губам и по очереди поцеловал каждый палец. – Почему не заговорить о начале? Я в таком прекрасном расположении духа. Да и ты совсем недавно предлагала подбросить наши шляпы над ветряными мельницами.
– Да, предлагала.
– Я буду очень рад видеть тебя с детьми… смотреть на тебя за обеденным столом… наблюдать, как ты выходишь из сада… слышать звучание твоего голоса, доносящегося из соседней комнаты.
Она пристально посмотрела ему в глаза.
– Правда, ты будешь доволен этим, Чарлз?
– Ну, не совсем, конечно. Но доволен.
Она вздохнула и улыбнулась.
– Тогда договорились. Не думаешь, что нам пора возвращаться?
– Давай проедем еще хотя бы милю, если Принц, конечно, не совсем устал.
– Принц не сможет ничего ответить по этому поводу.
Кэтрин кончиком хлыста легонько подтолкнула ленивого коня, и он медленно двинулся вперед по пыльной дороге, ведущей через изрытую ухабами и буераками местность. Первым человеком, попавшимся им по пути, был босоногий мальчишка. Он сначала внимательно посмотрел на них, а потом что-то пронзительно крикнул. Почти сразу же коляску обступила большая группа возбужденных загорелых людей в лохмотьях. Воздух огласился криками:
– Лидер! Лидер!
Некоторые пытались взобраться в коляску. Мальчишка упал на землю, чуть не попав под копыта Принца.
– Кто эти люди? Что они делают здесь? – натягивая поводья, спросила Кэтрин. Ее сердце яростно забилось от страха. Она решила, что это грабители.
Однако Чарлз наклонился вперед, поднял шляпу и улыбнулся толпе. Какая-то женщина вцепилась ему в руку и поцеловала ее. Кто-то крикнул:
– Да храни вас Господь!
– Спасибо вам, – проговорил Чарлз, обращаясь к обступившим коляску людям с поднятыми лицами. – Спасибо! Я буду говорить с вами, когда вернусь из Ирландии. А теперь будьте так добры, дайте нам проехать.
Раздались громкие крики прощания.
– Благослови вас Бог! Благослови Господь нашего лидера!
– Кое-кто из моих земляков приехал сюда для уборки хмеля. Они напугали тебя?
Кэтрин молчала.
– Боюсь, их любовь почти настолько же опасна, как и их судьба. Что скажешь на это, Кэт?
Она, отвернув от него лицо, нахлестывала Принца.
– Кэт, да не плачь же! Ты просто испугалась. Но ведь ничего не случилось. На прошлой неделе они полдороги несли меня на руках по Дублину, и еще ни разу в жизни мне не было так страшно. Я подумал, что выпаду из этих любящих рук на землю, а их любящие ноги затопчут меня до смерти. Причем сделают они это из самых лучших побуждений.
– Мне придется делить тебя с ними? – горячо спросила Кэтрин.
– Ах, Кэт! Это, конечно, так. Но все, что имеют от меня они, в корне отличается от того, что имеешь ты.
– Правда?
– Дорогая, возможно ли даже спрашивать об этом? Она грустно посмотрела на него, слезы на ее щеках уже успели высохнуть.
– Что бы нас ни разделяло, мы с тобой все равно одно целое. И я боюсь этого.
Он не стал, как она надеялась, возражать ей. Он лишь отозвался тихо:
– Знаю, Кэт. Знаю.
Ее глаза снова наводнились слезами.
– Разве этим не следует гордиться? Глядя, с каким почтением они к тебе относятся, я так горжусь тобой, что даже не могу выразить этого словами. Когда я слышала твою речь в Эннисе, я плакала. Понимаю, что ты должен все это делать, и не стану останавливать тебя. Но я не могу обещать, что всегда буду спокойно и молчаливо относиться к этому.
– Я тоже, Кэт, – проговорил он. – Я тоже.
– Боюсь, однажды ты возненавидишь меня.
– За что? – изумленно спросил он.
– За то, что я заставляю тебя разрываться между мною и ими.
