Неужели стрелки часов каким-то образом вернули к самому началу, к тысяча восемьсот восьмидесятому году, когда Таунсенды только въехали в этот дом, а затем часовой механизм запустили, чтобы все шло своим чередом? Если так, то с какой целью? Или же мне на самом деле все это померещилось?
Я где-то читала о предположении, что во времени все происходит сразу — прошлое, настоящее и будущее и только свойства вселенной не позволяют нам заглянуть в другие века. Предполагается, что некоторые «телепаты», например, медиумы и ясновидцы, наделены способностью преодолеть все преграды и увидеть как прошлое, так и будущее. И будто этим объясняются ложная память или предчувствия. Будто этой же способностью объясняется возможность человека, почти ничего не ожидающего и расслабленного, при случайном падении мгновенно заглянуть в будущее или в прошлое…
Часы и календари придумал человек, однако Время существовало задолго до них. Неужели Время совершает цикл и возвращается в исходную точку? Или же Время — это река, в которой все века, словно разные течения, бегут рядом? Если вся история происходит сейчас и будущее тоже, разве в таком случае нельзя случайно наткнуться на отверстие, так сказать, окно, и взглянуть на другие течения?
Если прошлое и в самом деле существует, то я его обнаружила.
Когда я проснулась в мягком кресле одетая, было четыре утра. Огонь обогревателя жег мне ноги. Резко сев и протерев глаза, я не сразу могла понять, где нахожусь.
Тело болело от длительного пребывания в одном положении. В комнате все было по-прежнему. Я лишь уснула, думая о воображаемом путешествии в прошлое, если это и в самом деле произошло. Или же мне все приснилось: плач в моей спальне на втором этаже; события, в которых участвовали Джон, Виктор и Гарриет? Неужели я могла вообразить их? Нет, все было очень похоже на правду. Двое братьев и сестра стояли перед камином, смеялись и разговаривали так правдоподобно, будто были живыми людьми.
Как объяснить все это?
Мне ничего не оставалось, как вернуться к размышлениям о Времени и задаваться вопросом, не заглянула ли я случайно в какое-то отверстие. Боясь снова заснуть, я встала и начала ходить по комнате. Один вопрос не давал мне покоя: если я вижу их, то почему они не видят меня? Неужели это какое-то Зазеркалье? А если я вижу и слышу их и чувствую холодный воздух, который врывается в комнату, когда они входят, может быть, мне удастся протянуть руку и дотронуться до них? А если я дотронусь, что тогда почувствую? И почувствуют ли они прикосновение моих пальцев? И почему казалось, будто их время движется в хронологической последовательности; скрывается ли в этом какая-то цель или причины?
Так в чем же смысл происходящего? Какая сила заставляет меня видеть определенные события? Конечно же, если бы я сейчас попыталась, то вряд ли смогла бы силой воли вернуть сюда Гарриет и ее братьев. А если те соизволят вернуться, то мне, скорее всего, не удастся избежать этого. Но они, похоже, не подозревали о моем присутствии. В эпизодах с «призраками», о которых я читала или слышала, как раз видение правило бал и появлялось не без причин. А все, что я видела? Странные разрозненные сцены из прошлого, словно отрывки из фильма, столь же реальные и правдоподобные, будто я на мгновение перенеслась в Англию девятнадцатого века?
Почему я? — снова и снова настойчиво звучал вопрос в моем сознании. Если во всем этом есть смысл, то при чем тут я? Почему не Кристина или кто-то из моих кузенов? Почему не Уильям, Элси или бабушка?
Почему я?
Я вжалась в кресло, опустив голову на колени, и мне на ум пришла новая жуткая мысль. Я резко выпрямилась, прищурила глаза, взглянула на часы и начала думать. Все события следуют одно за другим, точно как это было сто лет назад. В таком случае это означает… это означает.
— Нет!
Я вскочила на ноги.
Невольно в моей памяти всплыли слова бабушки: «Виктор Таунсенд был презренным человеком. Кое-кто говорил, что он пристрастился к черной магии. Поговаривали, что он напрямую заключал сделки с самим дьяволом. Я не могу произнести вслух то, какие ужасные деяния совершил этот дьявол. Пока Виктор Таунсенд был жив, он превратил этот дом в кромешный ад».
— Нет… — простонала я.
— Андреа.
Голова раскалывалась от боли.
— Андреа, дорогая.
Наконец я открыла глаза и увидела лицо бабушки.
— Андреа, с тобой все в порядке?
Я смотрела на нее, зная, что она когда-то была прелестным молодым существом, и в душе пожалела о том, что это безвозвратно ушло.
— Да… со мной… все в порядке.
— Уже почти десять. Ты встаешь или хочешь еще немного поспать?
Оглядев себя в ночной рубашке, одеяла, под которыми я лежала, аккуратно сложенную на стуле одежду, я удивилась, поскольку не могла вспомнить, когда только я успела снять ее?
— Ах, бабуля… у меня страшно разболелась голова.
— Бедняжка, тогда я достану тебе таблетки, лежи.
Она подошла к серванту, выдвинула верхний ящик. Я пыталась воскресить в памяти прошедшую ночь. Гарриет на своей кровати в передней спальне, затем ее разговор с обоими братьями. Мои метания по комнате и попытки разобраться во всем этом, но что было после этого…
— Вот, дорогая. — Тонкой узловатой рукой она протянула мне две таблетки, а другой подала стакан с водой. — Они помогут тебе.
— Что это?
— Кое-что от головной боли. Выпей их.
— Спасибо, бабушка.
Я взяла таблетки и попыталась понять, почему у меня провал в памяти и в чем причина головной боли. Затем, когда бабушка ушла на кухню, я неторопливо взяла одежду и вышла в коридор. В лицо ударил холодный воздух, на лестнице меня начал бить озноб. Я остановилась на полпути. В памяти вспыхнуло слабое воспоминание — отрывок из виденного сна, но восстановить весь сон не удалось. Но все же слабая ниточка вела меня к платяному шкафу в передней спальне. Держась за перила и дрожа в своей прозрачной ночной рубашке, я тщетно пыталась разбудить свою цепкую память. Одно мгновение ночью мне почему-то приснился очень странный сон. В нем я видела платяной шкаф. С этим шкафом связано что-то необычное…
Я по лестнице поднялась за туалетными принадлежностями, вошла в спальню и затем направилась в ванную.
Спустя некоторое время, посвежев после умывания и почувствовав облегчение от таблеток, я снова пошла в ближнюю спальню. Мой чемодан по-прежнему лежал на постели, нижнее белье, смена одежды валялись рядом. В комнате стоял ледяной холод, но при лучах дневного света, просачивавшихся сквозь занавески, эта комната уже не казалась такой жуткой, как вчера. Медный остов кровати потускнел и нуждался в полировке. На полке заброшенного камина лежал толстый слой пыли. Стены были влажны, с них слезала краска. Уставившись на платяной шкаф, будто он был способен воскресить странный сон, я некоторое время рассматривала этот предмет мебели из дуба. Одна из дверец его была чуть приоткрыта.
