— Ничего, что я все время тебя о чем-нибудь спрашиваю? Знаешь, даже родная мать называет меня инквизитором.
— Ха! Кто действительно инквизитор, так это моя мать.
— Может, перекусим? — предложила Белла. Она чувствовала себя неловко оттого, что отняла у него столько времени. Но что ему предложить? Быть может, дома его ждет полноценный семейный обед? — Чем бог послал. А он нам сегодня послал кой-какую закуску, лежит в холодильнике.
— Давай.
— Угощайся. Знаешь, как мне мама говорила — лисичка принесла, — сказала она, расставляя на кухонном столе разномастные тарелки из холодильника. — Выбирай, что нравится.
— Какое угощение. Прямо полуночный набег на холодильник — что под руку попалось, то и тащишь. Люблю я это дело.
— И я.
— Того же мнения.
Белла удивленно взглянула на него.
— Я тоже всегда так говорила, когда была маленькая.
Уилл ответил только, что их импровизированный банкет вполне сравним по роскоши с содержимым его собственного холодильника.
Холодный цыпленок под базиликовым соусом, домашний картофельный салат, разогретый хлеб чиабатта, плачущий сыр бри. Она пожала плечами:
— Так, остатки былой роскоши. А ты что, не готовишь?
— Готовлю. Почему женщины всегда думают, что мы, мужчины, не можем приготовить себе обед? Я хорошо умею готовить жареного цыпленка. Всякие блюда на пару, — он на минуту задумался, — еще жареную картошку! И пасту под соусом.
— Домашнюю или готовую?
— А, вот, — воскликнул он, проигнорировав вопрос, — я еще люблю жарить!
— Все мужчины так говорят. Ты не видел такой документальный фильм? Там говорится, что существует явная связь между мужской игрек-хромосомой и способностью готовить только те блюда, которые требуют жарки на сильном огне. Очевидно, поэтому все мужчины любят жареное мясо, — заключила она.
* * *
Когда они снова вернулись в сад, Уилл отвел ее в самый его конец. Остановившись за ее спиной, он через ее плечо указал рукой на дом, что-то ей объясняя. На своих волосах она чувствовала его теплое дыхание. Ей показалось даже, что она слышит стук его сердца, слышит, как он слегка сглатывает воздух.
— Вот. Видишь? Вот что я имел в виду насчет патио. С широкими ступеньками.
— Ладно. А что с этой жуткой лужайкой? — Отодвинувшись, она провела рукой по волосам.
Лужайку Уилл забраковал.
— Убрать совсем. Здесь уже ничего не сделаешь. Можно, конечно, заменить почву, но это бессмысленно. Она только место занимает. Представь, — жестом волшебника он описал большую дугу, — не надо будет ни косить, ни подравнивать. Можно все засадить какими-нибудь интересными растениями…
— А тебе не кажется, что если убрать газон, то это будет несколько напоминать автомобильную стоянку?
— Если все залить асфальтом, то да. А я предлагаю засыпать это место галькой и засадить все разными травами в виде орнамента. Или можно выложить все крупной серой галькой, знаешь, чтобы вода стекала и они все время были мокрыми.
— Как на пляже? Здорово. Папа всегда брал меня с собой, когда ехал на море. И теперь, каждый раз, когда мне грустно, я еду на побережье.
— Да, я тоже. О, глянь-ка сюда. — И он исчез между двумя разросшимися кустами.
А Белла все смотрела и смотрела на лужайку, представляя на ее месте свой личный маленький пляж. Волны лижут ей ноги, накатываются на камни в бухте, окрашивая их в темный цвет, принося свежесть и прохладу.
* * *
Она стремится уйти с поминок, как только позволят приличия. Даже раньше. Прощается с самыми близкими из родных Патрика. С Джозефом, который обнимает ее так крепко, что у нее перехватывает дыхание:
— Заглядывай к нам, Белла, не оставляй нас.
С Роуз, которая целует ее щеку со словами: ты нас так поддержала.
С Софи — та вдруг стала похожа на большеглазого ребенка. «Можно я переночую у тебя, Белла?» — спрашивает она.
Алан просто ее обнимает. Говорить он не может.
Она едет на побережье. Патрик несколько раз возил ее сюда, когда они гостили у его родителей. Белла хочет почувствовать соленый морской воздух внутри своих легких, хочет, чтобы ветер содрал с нее кожу. Только обновленная, омытая морем, может она возродиться.
За крутым поворотом ведущей на пляж дороги открывается изумительная пустота. Пропусти его — и взмоешь вверх, как огромная, железная чайка, а потом рухнешь в пучину и погрузишься так глубоко, что никто тебя не достанет. Только рыбы приплывут полакомиться плотью, да крабы будут ползать меж ребер. Волосы станут развеваться по течению, словно морские водоросли, а кораллы построят из ее скелета целый город. Ты станешь частью подводного мира, и никто не различит в соленой морской воде вкус твоих слез.
Машина замедляет ход; Белла сворачивает налево, на обочину. Она паркуется за знаком «Парковка запрещена». Из багажника достает запылившийся там плащ и, скинув наконец бесполезные здесь черные выходные туфли, босиком направляется к морю. Камни больно ранят ей подошвы. Надо было захватить шлепки. Но, собираясь на похороны, вряд ли кто-то составляет список вещей: носовые платки, черная шляпа, пляжные шлепки…
Трепещущие на ветру волосы лезут ей в рот, в лицо, и она ищет укрытия у волнореза. Как он измучен, изъеден ветром и морем! Волны и песок до блеска отполировали его деревянную обшивку. Прислонившись головой к доскам, она смотрит на его уходящую в воду оконечность. Кое-где меж неплотно пригнанных досок застряла галька. Кто это сделал, непогода или игравший здесь ребенок? Белла закапывается пальцами ног поглубже в гальку, не заботясь о тонких черных колготках.
— О, черт, черт, черт, — бормочет она вполголоса. — Сволочь, сволочь, сволочь. Как он мог так поступить со мной? Извращенец! Как это на него похоже — всегда все сделать по-своему. Только он мог погибнуть так по-дурацки, так не вовремя.
В этой ярости есть что-то приятное, что-то успокаивающее. Лучше злиться, чем позволить себе провалиться в уже затаившуюся темноту. Свернувшись калачиком, черная темень только и ждет, как бы просочиться в приоткрытую Беллой дверцу. Если продержаться подольше, темнота устанет ждать и тихо растворится. Но Белла знает, знает — сейчас она там. Она будет мурлыкать и тереться об ноги, пока Белла не сдастся, и тогда она прыгнет на нее, задушит своей невыносимой тяжестью и утащит вниз — в темный колодец. Из него никогда уже не выбраться. Страх клешнями сжал ее сердце. Нет, никогда уже не выбраться.
— Чертов Патрик! — Белла яростно топчет гальку ногами.
— …Да, так что еще? — глядя на нее сверху вниз, спрашивал Уилл. И, кажется, чего-то ждал.
