Интересно, это вообще законно – вот так на блюдечке выложить все о постояльце? Где я машину оставила, за что заплатила… Я покосилась на Калинина и решила, что девушку-администратора можно понять: Калинин, пусть даже в помятом растрепанном виде, все равно оставался привлекательным молодым человеком, да и было в нем что-то такое трагично-притягательное, так и хотелось ему помочь. Или спасти. Даже я не устояла. Не то чтобы я считала себя лучше той болтушки из отеля, но сердобольности во мне никогда не водилось, а тут нате вам, получите и распишитесь.
– Ты тоже платишь за свой номер, но я не пристаю к тебе с вопросами о семье.
– Со мной все очевидно.
– Как и со мной. Тачка взята напрокат, я ее не покупала. А отель… брось, разве его можно назвать особо дорогим? Мы не в Париже, Рома. И даже не в том захолустье с ледяными хижинами. – Я улыбнулась, сворачивая на светофоре.
– И все же… – уперся рогом Калинин. Ясное дело, разговор о машине он завел неспроста. – Светлана сказала, с тобой несколько раз пытался связаться мужчина, он представился Игорем Рогозиным. Кто он? Твой отец? Старший брат?
Ага, вот к чему он подводил.
– Смотрю, Светлана не дорожит работой.
– И все же?
– Ты же знаешь, что настойчивость никто не любит?
– Никогда такого не слышал.
Надо было попросить ключи от дома, вдруг бы Калинин согласился? Не пришлось бы разговоры вести… вот самая моя нелюбимая часть, честное слово. Он пришел за мной в номер не более получаса назад, а уже успел нащупать сразу две неприятные темы. Талант, да и только.
Игорь тоже не лучше – кто додумается названивать человеку в отель? В отель
– Рогозин мой муж, – наконец ответила я правду.
Как часто бывает, правда воспринимается не так гладко. Вот и Калинин мне не поверил:
– Муж? Очень смешно!
– Мне тоже, но так уж сложилось.
– И ты замужем за этим Игорем?! – спросил он с таким видом, будто я призналась, что связала себя узами брака с собственным котом, и именно он теперь названивает мне в отель с просьбой убрать лоток.
– Замужем, замужем. Слышишь? У нас даже фамилии одинаковые, что, как-никак, доказательство. И что тут такого удивительного?
– Я не… в голове не укладывается, – Калинин покачал головой и некоторое время разглядывал мелькающие за окном улицы. После взгляд его упал на мою правую руку: – Ты соврала, да?
– Нет.
– Соврала. У тебя даже кольца нет.
– Ну и что? Штамп-то в паспорте есть, и муж тоже.
– Невероятно!
Уж не знаю, что там Калинин обо мне думал, раз мой образ в его мыслях не вязался ни с татуировкой, ни с мужем. Возможно, он стал-таки жертвой песни «Алиса» и считал, что я вяжу и сижу дома. Иногда лучше не пытаться узнать кого-то получше, на расстоянии все выглядит куда симпатичнее. Это как с живописью: посмотришь издалека – шедевр, подойдешь поближе – обычная мазня. С людьми примерно так же.
Пока мы добирались до дома Марка Аверина, никто из нас не проронил больше ни слова. Пару раз Калинин жестом указывал нужное направление, когда мы подъехали к воротам охраняемой территории, он вышел и поприветствовал охранника, дабы тот нас пропустил, но лично мне Роман вообще ничего не сказал. Выглядел он очень задумчивым и старательно хмурился. То ли думал, зачем мне понадобилось в дом Аверина (но почему-то об этом не спросил), то ли гадал, наврала ли я про замужество и если да, то зачем это сделала. Или песню новую сочинял, кто знает.
Бросив тачку перед домом, мы поднялись на крыльцо. Калинин открыл дверь своим ключом и жестом пропустил меня внутрь.
– Давай поднимемся, – предложила я. Идти наверх в одиночестве не хотелось, в доме и так царила гнетущая атмосфера, а уж в аверинской спальне и с ума сойти недолго.
Калинин страдальчески поморщился, но пошел за мной.
И вот мы опять оказались в царстве безумия. Перед глазами так и стояла эта странная картина: Марк Аверин с ненормальным взглядом шатается от стены к стене и что-то на них пишет. Не что-то – он обнажает темные мысли. В прошлый раз я не была готова это увидеть, потому и поспешила унести ноги. В этот раз все иначе: я знала, что меня ждет. Я знала, что рядом будет бдительный Калинин.
Пройдясь по комнате, я пару раз цеплялась взглядом за мысли Марка: многое связано с наркотиками, самоуничижением и самоуничтожением.
Сегодня особенный день.
День, когда я осознал,
Что человек в зеркале –
Всего лишь бездушная тень.
Или
Красивая змея укусила меня,
Отравила, забрала мою душу.
И ныне сам себе я не нужен.
Я пою эту песню
И никто меня не слышит.
Никто не поет со мной вместе.
Она меня не слышит…
и еще
Сплетни грязные они плели, не смыкая глаз
Но есть и правда, она всегда играет против нас.
Когда вокруг тебя лишь ложь, ты помни:
Правда может быть хуже, чем Унабомбер…
Унабомбер? Похоже, сей шедевр писался для американской целевой аудитории.
И так до бесконечности. Стихи и фразы мелким шрифтом. Интересные и не очень, смешные и грустные, но чаще запутанные и непонятные, иногда и вовсе нелепые.
Поток сознания имени Марка Аверина.
Странный, мрачный, но в чужие безумные фантазии затягивало. Я завороженно читала мелкий текст и думала: что же творилось у Аверина в голове? Что случилось в его прошлом и что сделало его тем, кем он был в последние годы своей жизни? И кем он был? Сумасшедшим парнем, замешанным в убийстве девушек-фанаток, или случайным пассажиром чужой страшной истории, тем, кто пострадал не меньше остальных? Безобидным чудаком, который не в силах был побороть набирающую обороты зависимость? И не смог справиться с происходящим, даже косвенная вина в чужой смерти подкосила его?
Когда я вновь обошла комнату Марка, осталась лишь одна часть, которую я ох как не хотела разглядывать во второй раз. Рисунок девушки с пустым взглядом. Черноволосая красавица походила на ведьму, бесконечно прекрасную и притягательную ведьму, смерть от которой любой примет с удовольствием. Черты ее лица поражали нечеловеческой идеальностью, а волосы – густотой. Серьезно, ни у одного нормального человека на голове столько волос не произрастает, и от этого создавалось впечатление, что у девушки вместо шевелюры шипящие змеи, безумный ядовитый клубок блестящего черного цвета. Возможно, такова и была задумка художника, этакий бонус к общему ведьмовскому виду. Медуза Горгона с замашками Морганы.
– Не знаешь, чья это работа? – поинтересовалась я у Калинина, не оборачиваясь.
– А что?
– Просто интересно. Держу пари, Марк был на одной безумной волне с этим творцом, – я обернулась и наткнулась на калининский осуждающий взгляд. – Что? Прости, но я озвучила очевидное: не каждый согласится спать рядом с таким шедевром. И не любой сможет такое создать, тут одного таланта мало, надо еще и чокнутым немного быть.
Колючий взгляд никуда не делся. Пожав плечами, я отвернулась к рисунку. Он, как и вся эта комната, пугал и завораживал одновременно. Когда смотришь в бездну, она тоже может смотреть на тебя. Именно так я себя и чувствовала, глядя по сторонам. Безумие Марка Аверина разговаривало со мной, отвечало на вопросы. А я продолжала смотреть. Потусторонний диалог.
– Так что насчет безумного художника? – напомнила я через некоторое время, кое-как скинув наваждение.
– Ничего о нем не знаю.
– Как думаешь, матери Марка известно больше?
– Сомневаюсь.
– Хорошо бы выяснить, кто это рисовал и…
– Зачем? – оборвал меня Калинин.
– Затем, что наша красотка, – кивнула я на черноволосую змее-ведьму, – точная копия пропавшей без вести Насти Луневой и погибшей Оксаны Зеленковой. Да, эти две девушки похожи друг на друга, но, что еще любопытнее, они обе похожи на нее, – я опять указала на рисунок. – Марк все еще святая невинность, а?
