назло, так загрузил себя работой, что не могу к ней выбраться.
Понимаю, оправдание – так себе. Кому нужны разговоры о моих проблемах? Отец лечится в дорогой клинике за счет Сорокина, а я… работаю у него днем и ночью, чтобы отработать долг.
– Федь, ты очень ей сейчас нужен. Варька хочет переводиться в Кемеровский филиал. Или на заочную форму обучения. – Извиняющимся тоном сообщает Малинина. – Так она все это восприняла, Федь… Как катастрофу. – Она теребит длиннющий рыхлый шарф, едва справляясь с беспокойством.
– Она сейчас дома? – полным решимости тоном произношу я.
– Конечно. Валяется на кровати и плачет. Еще и звонки эти…
– Какие звонки?
– И посты в инсте. Некоторые долбанные блогеры из числа наших студентов сделали разоблачающие посты. «Как уберечься от мошенницы?» или «Враг среди нас». А самый крутой вышел под названием: «Волк в обличье Красной шапочки». Авторы отмечают Варю, Марка Грома, его девушку… Ты знаешь, ведь модельное агенство, где работает Марк, умудрилось на этом хайпануть! Надо же – девушка хитростью пыталась использовать модель из ИХ агентства. Готова была платить деньги за услугу ИХ модели. Тьфу! Как будто нам была какая-то разница, в каком именно агентстве работает парень.
– Майка, поеду я к ней. Не могу больше слушать весь этот бред, прости…
– Давай, Федька, беги. У меня еще семинар по истории.
Я коротко прощаюсь и устремляюсь к автобусной остановке. Живот скручивает от жуткого предчувствия – что, если она сломалась? Так, что не собрать? Опустила руки, разбившись о людские жестокость и непрощение. Почему то мне кажется, что Варюха впервые в такой ситуации – роли изгоя.
Вскакиваю на подножку подъехавшего автобуса и протискиваюсь в конец салона. До общаги ехать всего ничего – две остановки. Но, даже если дорога занимала больше времени, я не сумел бы сесть на свободное место и непринужденно любоваться пролетающими пейзажами. Унять свербящее в теле волнение за нее…
Снег хрустит под ногами, мороз кусает щеки, а обоняние небрежно щекочет ванильный аромат свежей выпечки. За общагой прячется милая кондитерская. Не раздумывая, покупаю Варьке четыре шоколадных эклера – ее любимых, и топаю по обледеневшим ступенькам внутрь здания.
Комендант общежития Жанна Андреевна окидывает меня презрительным взглядом – приходится поделиться с ответственной сотрудницей пирожным. Дверь Вариной комнаты не заперта. Я тихонько стучу костяшками пальцев по хлипкому полотну и вхожу в комнату.
– Привет, – застываю на пороге, упершись взглядом в ее спину. Варька лежит на кровати, укутавшись коричневым пуховым платком. На мое появление не реагирует.
– Варюш, ты не спишь? – «Ну и глупость!»
– Привет. Зачем пришел?
– Иди сюда…
Пружины скрипят под моей тяжестью. Разворачиваю Варю и прижимаю к груди. С жадностью втягиваю ее детский запах и тепло, от которого по телу проносятся мурашки.
– Ну Федька, перестань! От меня воняет.
– Это точно! Несет, как от помойки!
– Чего? Правда, что ли? – Варька распахивает платок и принюхивается к себе.
– Вставай и иди в душ, вонючка! – усмехаюсь, не переставая ее обнимать. Глажу спину, перебираю ее мягкие волосы, чувствуя, как в горле сбивается дыхание. Моя… Грязная, больная, униженная, нарядная или веселая. Я люблю ее любую, потому что… она заставляет чувствовать себя живым.
– Федь, прости меня… – Варя отстраняется и поднимает полные слез глаза.
– Варька, это я виноват. Если бы Тищенко не узнала, ничего не было. Я готов загладить вину…
– Да ладно… Я заявление написала о переводе в Кемерово. Не хочу учиться и слышать за спиной перешептывания. Они же не успокоятся, ведь так?
– Дура, вот ты кто. Не делай этого. Они не стоят того… Хохловская, Тищенко и этот… Гром. Он же струсил? Бросил тебя по первому щелчку своей Лилечки. – Закатываю глаза.
– Струсил. Теперь у меня нет жениха. – Грустно протягивает Варя. – Попрошу маму предупредить родственников, что приеду одна.
– Есть… жених. Я поеду с тобой, Варь. – Произношу решительно.
– Родители-то знают о тебе, Федь. Что ты мой друг. Иначе я бы не искала этих… моделей, – Варька презрительно кривится. – А сразу попросила тебя.
– Ну и что. Родственники не знают. Соседка твоя тоже. Так что… считай это моим искуплением вины. Подойдет тебе… такой.
Варька краснеет, оглядывая меня, а потом произносит с придыханием:
– Да Нюрка удавится, увидев возле меня такого парня! Да ты… да за тобой… Лика душу готова была продать за твое внимание, и Зойка Якуба с четвертого, и Марина Голубева с физмата. Ты же мечта, Федь!
«Жаль, что не твоя», – мысленно произношу я, грустно улыбнувшись.
– Быстро в душ, Поленкина. И пойдем на каток.
Варвара
– Сдала? – Федя бросается ко мне, едва я высовываю нос из аудитории.
– Пять! Ура, Федечка! Спасибо тебе! Это все ты… – повисаю на его плечах, как обезьяна на дереве. Заслужить пятерку по философии у Савелия Эдуардовича оказалось почти непосильной задачей – после «разоблачения мошенницы» большинство преподавателей, изначально проявляющих снисходительность к «беременной» студентке, сменили милость на гнев. Их строгости позавидовал бы Европейский суд! Видели бы вы, как меня гонял Савелий! С меня чуть семь потов не сошло! Он спросил все, что только можно. И спрашивал бы и дальше, только… устал.
Федька неделю натаскивал меня по ландшафтному проектированию и эксплуатации объектов ландшафтной архитектуры. И по природопользованию, будь оно неладно. Четверка показалась мне манной небесной. А философия… Как же здорово, что общеобразовательные предметы, наконец, закончились! Горностаю пришлось перерыть комнату в поисках старых тетрадей с лекциями Савелия Коровина. И, да… мне пришлось все их проштудировать.
– Молодец, Поленкина, – он неловко клюёт меня поцелуем в щеку. – Тебя… никто не обижал?
И столько в его глазах участия и нескрываемой боли… Федька попытался замять скандал, только ничего у нас не получилось. «Травля» Варвары Поленкиной, по мнению декана факультета, надумана. Отношения между студентами дружеские и спокойные, благоприятные. Прямо лозунг на каком-нибудь семнадцатом заседании партии, тьфу! Сплошная ложь и бюрократия! Единственное, на что пошло руководство (и я очень ему благодарна), так это изменение даты экзаменов. Фёдор настоял, чтобы мне разрешили сдавать предметы со студентами других факультетов. Без перекошенных лиц Хохловской, Тищенко и… еще полсотни молодых людей, живущих скучной жизнью. Мой поступок разделил студенчество на две группы – кто-то поддержал мою нестандартную методику разоблачения истинных намерений
