страшного. Ему поставили укол, должно полегчать.
— А лекарства?
— Доктор все написал. Идем.
— Хорошо.
По возвращении домой почти час сижу с сыном. Он жмется ко мне, но одновременно отталкивает. Спит очень неспокойно, а у меня слезы на глаза наворачиваются от его мучений.
Ближе к четырем утра Миша предлагает мне пойти поспать, мол, сам посидит с Марком. Соглашаюсь.
Как только оказываюсь в своей спальне, сразу иду в туалет.
Выдергиваю на себя ящик под раковиной и достаю тест. Мне не дает покоя то состояние, в котором я пребываю. Нужно раз и навсегда убедиться, что это неправда.
Жду почти минуту, сидя на крышке унитаза и держа тест контрольной зоной вниз.
Переворачиваю.
Нет.
Нет. Нет. Нет. Этого не может быть.
Сейчас конец апреля. Последний половой акт был в конце января. С Мишей. В том самом отпуске...
Мы предохранялись же.
Трогаю свой живот. Да, слегка поправилась, но это для меня совершенно обыденное явление. Я заедаю стресс, а потом пашу в зале, сижу на диетах и так по кругу…
Может быть плохой тест?
Достаю еще одну коробку. Делаю. Результат все тот же — положительный.
Мамочки. Только не это. Почему сейчас?
Немного ведет в сторону, успеваю упереться рукой в стену, а выдохнуть не могу.
Если он узнает про мою беременность, то точно не согласится на развод.
Ни за что…
Он не должен об этом узнать. Не должен…иначе, иначе я просто не представляю, что будет.
— И как сейчас Марк?
— Получше, — зажимаю телефон плечом, пока разбиваю яйца и кидаю их на раскаленную сковородку. — Температура спала к утру.
— Может, мне приехать, доченька? Помочь чем? — спрашивает мама.
Киваю, будто она меня видит, но следом сразу же озвучиваю свой положительный ответ. Мне нужно отлучиться на пару часов. Съездить в клинику, сдать анализы и уже точно выяснить, беременна ли я. Хотя разве два теста ночью и три с утра могут врать? Я так не думаю…
Поэтому если мама приедет посидеть с внуком, то очень сильно меня выручит. Плюс сегодня мне кровь из носу нужно быть на работе к трем. На следующие четыре дня я уже отпросилась, но сегодня заменить меня некем.
— Ко скольких мне быть?
— Давай в двенадцать, мам.
— Хорошо, Дашуль.
Мы быстро прощаемся, а я перекладываю яичницу на тарелки.
Моя мама очень добрая, но, к сожалению, совершенно бесхарактерная женщина. Сколько я себя помню, отец постоянно ее шпыняет. Он, в принципе, всех дома тыкает и учит жизни. Мы все во всем и всегда не правы, ничего без него не можем, и прочая чушь.
Сначала мама терпела его, потому что думала, что развод для ребенка — это плохо. Когда я подросла, держалась за отца, чтобы у меня был шанс выучиться, посмотреть мир…
А когда я выросла, мама просто поставила на себе крест, решив, что нет смысла во столько-то лет менять жизнь…
Я ее не виню и не осуждаю. Она прекрасный человек. Очень добрый, отзывчивый. Но папу боится страшно. Наверное, сильнее, чем я.
Думаю про маму, и слезы на глазах выступают. Мне так ее жаль. Мне так хочется для нее счастливой жизни. Хочется чаще видеть ее улыбку, хочется, чтобы ее любили, ценили. Чтобы у нее был мужчина, для которого она будет всем. Мой отец никогда на эту роль не подходил.
Вытираю слезы как раз в тот момент, когда на кухню заходит Миша.
Князев хмурит брови, смотрит на меня так, словно я привидение.
— Ты чего? — упирается ладонью в столешницу рядом со мной.
— Так, задумалась. Завтракать будешь?
Миша кивает.
— Как там Марк?
Сын остаток ночи проспал с Мишей. Когда я заглядывала в детскую час назад, они оба громко сопели, но лоб у Марка был не горячий.
— Бодренько. Носом только шмыгает.
— А горло? Ты смотрел?
— Не красное. Температуры тоже нет, мы измерили. Кашляет.
— Где он так? — вздыхаю и достаю кашу.
Наливаю в кастрюлю воды и добавляю молока, туда же сыплю овсянку и ставлю на плиту, при этом стараюсь не поворачиваться к Мише боком. Вдруг он заметит живот, хотя я и сама-то его утром еле разглядела. Совсем крохотный выступ, который больше смахивает не на намечающегося малыша, а на то, что я снова начала жрать на ночь.
Чувствую, что Миша смотрит, и на нервах активно мешаю кашу, которая сейчас этого совсем не требует.
— Ты сама-то поспала?
— Да. Да. Выспалась. В одиннадцать мама моя приедет. Посидит с Маркушей. А я на работу сгоняю.
Миша кивает и отвлекается на телефон. Ему звонят. Он отвечает, слушает, а потом ядовито ухмыляется.
— Серьезно? Сегодня? А где? Отличная новость, — Князев смеется и ловит мой взгляд.
Отворачиваюсь, но, как только он заканчивает разговор, спрашиваю:
— Что произошло?
— Антипова арестовали.
— Светиного мужа? — застываю с ложечкой в руках. — Но за что?
— Махинации. Людей на деньги кидал.
— Не удивлена. Так ему и надо, — морщусь. Но не от чувства гадливости по отношению Антипова, а от подкатывающей тошноты.
Запах. Я реагирую на запах Мишиной туалетной воды. Раньше она мне просто не нравилась, а сейчас прямо тошнит.
Задерживаю дыхание и спешу наверх.
— Марка завтракать приведу, — поясняю для Князева, а сама уже несусь к себе. Закрываюсь в туалете и опустошаю желудок.
Потом еще долго смотрю на себя в зеркало и часто дышу.
Ну как? Вот как это могло случиться?!
Защита не сработала. Хотя если судить по тому, что Марк у нас получился с первого раза, то неудивительно. Княжеские живчики просто с какой-то стопроцентной гарантией зачатия. Не удивлюсь, что и через резинку могли проскочить.
Тру лицо и спешу к Марку, делая заметку, что нужно будет прикупить что-то от токсикоза.
— Солнышко, ты проснулся?
Марк выглядывает из-под одеяла. Глазки сонные, носик красный. Мой бедный мальчик.
— Завтракать будешь?
— Не хочу.
— Немножко. Давай я тебе принесу. Хорошо?
Следующие полчаса кормлю Марка с ложечки как маленького. Даю лекарства, глажу по голове и лежу с ним, пока он снова не засыпает.
Мама приезжает в одиннадцать, Миши к этому времени дома уже нет.
Оставляю маме инструкции по приему лекарств и еду в клинику.
Гинеколог проводит полное обследование. На УЗИ предлагают послушать, как бьется сердечко ребенка, но я
