моя любимая колода.
Официантка появилась рядом с нашим столиком, её руки сжимали чёрный фолиант, в котором, вероятно, находился наш счёт.
— Как вам десерт? Могу я предложить кому-нибудь из вас что-нибудь ещё?
— Нет, думаю, мы закончили, — сказала Клео. — Спасибо. Можно ли этот счёт добавить к счёту за мой номер?
— Да, конечно, — женщина протянула ей чек. — И вы можете взять своё вино, если хотите удалиться в свой номер.
— Клео…
Я начал протестовать, потянувшись за чеком, но она заставила меня замолчать, нахмурившись. Затем она подписала своё имя на чеке и добавила чаевые.
— Спасибо за ужин, — сказал я, когда официантка убрала наши тарелки.
— Спасибо, что поужинал со мной, — Клео встала со стула. — Ты научишь меня играть в карты?
— Конечно.
Она взяла свой бокал и бутылку, а затем направилась к выходу из столовой. Но вместо того, чтобы направиться к лифту, она вернулась к дивану перед камином, где читала ранее.
— Здесь?
— Ты предпочитаешь играть в номере?
— Нет, здесь хорошо, — я опустился на диван и открыл крышку с картами. Чем меньше времени мы проведём в этом номере, тем лучше. — Ты умеешь играть в джин-рамми?
— Нет.
Я достал карты из коробки и перетасовал их. Затем научил её играть в джин. Через час она прикончила бутылку вина и не выиграла ни одну раздачу карт. Но по улыбке на её лице и блеску в глазах этого и не скажешь.
— Джин, — я сбросил последнюю карту.
— Что? Уже? — она хихикнула и бросила свои карты в кучу. — Ладно, я сдаюсь. Давай сыграем в другую игру. Как насчёт Войны? Или Ловись рыбка? У меня есть шанс, если мы будем играть в детские игры.
— Я научился играть в джин, когда мне было шесть лет.
— Выпендрежник, — она закатила глаза, затем поднесла руку ко рту, чтобы скрыть зевок.
— Нам стоит подняться.
— Нет, ещё нет, — онарасслабилась на толстой коже дивана, подняв глаза на каменный дымоход и рассматривая венок, висевший над огнём. — Здесь спокойно. Мне здесь нравится.
— Мне тоже.
Я собрал карты, положив их обратно в коробку, затем повторил её позу.
— Спасибо, Остин.
Она повернулась, чтобы посмотреть на меня. Каким-то образом, пока я убирал карточки, а она сидела, мы стали ближе. Или, может быть, мы сблизились, когда играли, используя центральную подушку дивана в качестве карточного стола.
Всякий раз, когда это происходило, наши плечи почти соприкасались. Прядь её волос скользнула по коже дивана и коснулась хлопка моей рубашки.
— За что?
— За эти каникулы. Я знаю, что это было не в моём характере, но иногда я просто хочу сказать к чёрту всё. Просто делать то, что радует моё сердце. В этом есть какой-то смысл?
— Да.
Мои глаза блуждали по её лицу. Не думая, я поднял руку, чтобы коснуться её щеки.
Её дыхание сбилось.
По моей коже пробежали мурашки.
Что, блять, я делаю?
Радую своё сердце.
Я наклонился ближе.
И поцеловал Клео.
Кто-то бил в барабан в соседнем номере. Очень громкий, очень болезненный барабан.
Нет. Подождите. Это был всего лишь мой пульс.
— Иди нахуй, вино, — простонала я в подушку, зажмурив глаза.
Я даже не осознавала, сколько выпила вчера за ужином с Остином…
Я вскочила с кровати.
О. Боже. Боже.
Остин поцеловал меня. Остин Майлз поцеловал меня.
Он поцеловал меня, верно? Или мне это приснилось в состоянии винного опьянения?
Моя рука поднеслась к губам. Они были такими же, как обычно. Может быть, немного сухими, так как я не нанесла свой ночной бальзам перед сном. Я провела по их краям, ища хоть какой-то признак того, что я целовала самого красивого и сексуального мужчину, которого когда-либо видела, но ничего не было.
Ни раздражённой кожи. Ни припухлости.
Но я не представляла себе этого. Мне это не приснилось. Я чётко помнила, как сидела на диване в счастливом возбуждении, когда Остин прильнул своими губами к моим.
После этого все было как в тумане. Реальность была стёрта щетиной на его скульптурной челюсти.
Поцелуй длился недолго. Не было ни языка, ни игривых прикосновений. Только мягкие губы Остина на моих и всепоглощающее желание… большего.
Боже мой. Остин поцеловал меня.
Почему? Разве он не ненавидел меня? Разве я не была главным раздражителем в его жизни?
И где он был?
Я повернулась кругом, моя голова закружилась. Номер был пуст, за исключением меня. Я была одна, но пришла в номер не одна. Остин был со мной. После карточной игры и поцелуя он лёг на кровать рядом со мной, и я улыбалась ему, пока не заснула.
На подушке с его стороны кровати была заметная вмятина. Одеяло было смято, потому что он спал поверх него, а я зарылась поглубже.
По крайней мере, он не страдал на полу.
Он спал рядом со мной и поцеловал меня. Или это я его поцеловала? О, чёрт. Мой желудок перевернулся. Я что, перевернула всё с ног на голову?
— Я такая глупая, — я приложила руку к больному лбу.
У Остина не было причин целовать меня. Никаких. Но я была навеселе от вина, что всегда делало меня кокетливой и бесцеремонной, и я поцеловала его. Потом он отнёс меня наверх и уложил в постель.
Этот человек, наверное, уже вернулся в Калифорнию.
Я подняла голову к потолку и застонала.
— Монтана была ужасной идеей.
Унижение сочилось из моих костей, заставляя меня поморщиться. Я дошла до ванной комнаты и осмотрела своё растрёпанное состояние. Мои волосы были повсюду, а макияж, который я не смыла вчера вечером, размазался по моему лицу.
По крайней мере, Остина здесь не было, чтобы увидеть, в какую катастрофу я превратилась. Я была далека от желаемой. Чёрт, я даже не хотела быть собой в данный момент. Поэтому я почистила зубы, включила душ и принялась за работу, собирая осколки своего достоинства.
Что с того, что я поцеловала его? Я могла бы объяснить, что это была ошибка, и извиниться. Я могла бы сделать вид, что этого никогда не было. Когда мы вернёмся в Лос-Анджелес, я полностью ожидаю, что больше никогда не увижу Остина, но неважно. Я всё равно ему не нравилась, и, возможно, мне будет легче забыть об этой увлечении, если Остин станет далёким воспоминанием.
Мой душ был далеко не расслабляющим, так как мои руки дрожали. Слезы навернулись на глаза, но я не хотела плакать, поэтому смыла кондиционер с волос и вышла из душа. Мелодрама не облегчит ситуацию.
