Одногруппники стали наперебой вспоминать:
— Ты часто ходишь в церковь, посты соблюдаешь, ну и парень твой тоже должен будет так делать. Естественно никакого секса до свадьбы, да и поцелуи не очень одобряются. Парня ты сначала со священником познакомишь, и если он одобрит, то вы будете встречаться.
Парни добавляли еще какие-то подробности, но я их уже не улавливала. Я еще раз, в полном шоке посмотрела на этого сочинителя легенд, но он столкнувшись со мной взглядом, тут же его отвел в сторону и слегка откашлялся.
До меня начала доходить причины моей женской непопулярности в институте. Я услышала как хрюкнула от смеха Таня, а Лика закрыла лицо руками, ее плечи мелко тряслись, и вряд ли от рыданий за мой вынужденный целибат.
Моя волна гнева начала набирать силу. Ох, будут сегодня жертвы.
— Да как вам в голову пришло, что это правда⁈ У вас были глаза? Мозг? Хотя, кого я спрашиваю? — меня просто трясло от злости.
— Ну ты ж всегда была такая скромница, в длинных юбках, платочках.
Версия параллельного мира уже не казалась фантастической. Юбки⁈ Бохо-шик, конечно, часто предполагает длинную юбку, но о скромности речь никогда не шла. Да и брюки я носила часто и с удовольствием. Платочки⁈ Единственный павлопосадский платок я носила вместо шарфа, для декора поверх куртки или пуховика, но никогда на голове. Или они про шарфики с ручной росписью, которые я использовала в прическе или вместо шапки? Но на платочки они тоже не тянули. Судя по истерическому ржанию девушек, так думала не только я. Версию с альтернативной вселенной пришлось отбросить.
Я повернулась к Шумскому и прошипела в полном бешенстве:
— Тыыыыы! Это все ты!
— Стас, а ну-ка отойди от него, — опытная в семейной жизни Наташа быстро сообразила к чему все идет. А я начала отбирать у окружающих шампуры, на которых они жарили хлеб и зефирки.
— Лена! Леночка! Успокойся, пожалуйста! — занервничал этот сплетник. Эти слова послужили спусковым крючком, после которых я врезала ему шампурами как прутьями по мягкому месту. Он не успел увернуться, но тут же отпрыгнул и стал прятаться за окружающих, попутно уговаривая меня прекратить, — Лена, я это делал для тебя! Ты не знаешь, о чем говорили эти озабоченные гамадрилы! Ай!
— Да ты сам был такой же! — раздался чей-то возмущенный голос.
— Вот! Видишь! Я точно знаю, о чем говорю. Лена, не надо! Верни людям шампуры. ты же оставила их голодными. Просто поверь, ты должна мне быть благодарна. Ой! — продолжал этот муфлон.
— За что благодарна? За убитую самооценку, потому что мужики от меня как тараканы разбегались? За вечера в одиночестве, пока ты развлекался ни в ком себе не отказывая?
От устройства инсталляции в стиле святой Себастьян меня удерживал только внутренний адвокат, который шептал «Слишком много свидетелей. Давай вернемся к этой прекрасной идее попозже». Поэтому приходилось его просто лупить.
— Для них ты была чудной зверушкой. Тебе бы не понравилось, как бы они к тебе относились. Ты была слишком хороша для них. Их же ничего кроме постели не интересовало. Если бы я понял, что для кого-то все всерьез… Что ты нравишься… И он готов к серьезным отношениям…
По глазам видела, что это одомашненное парнокопытное ни в чем не раскаивается. Я уже собиралась объяснить, что сама была в состоянии решить, что мне нужно, без идиотских сплетен, когда раздался еще один голос:
— В самом деле? Тогда мне очень интересно, что ты сказал Лене про мое предложение?
В глазах Дмитрия промелькнул сложный коктейль из… страха и вины? Мне даже показалось, что он весь сжался. Когда я обернулась, чтобы понять кто это сказал, то вспыхнула как маков цвет.
Глава 46
Я почему-то сразу поняла, про какой разговор идет речь. Хотя я уже заподозрила, что все было совсем не так, как мне представили тогда, смущение и неловкость охватили меня с ног до головы.
Это было на третьем курсе. Я прекрасно помню, как я сидела в лекционном зале перед занятиями и любовалась на ярко-голубое небо, которое бывает только в марте. Наверное, в награду нам за то, что пережили серость зимы. Весной как-то особенно хочется любовной лихорадки, зарождения чувств и нежных свиданий. Есть совершенно необъяснимое ощущение, что счастье на пороге. Вот и у меня голова была бессовестно забита самыми романтическими бреднями.
В этот момент ко мне подсел смущенный Шумский. Зрелище само по себе примечательное. Я не представляла, что может его смутить с его вечной самоуверенностью и бравадой.
— Слушай, Лен, — он взял мою ручку и начал вертеть ее в руках, то откашливаясь, то бросая взгляды на Васю, который сидел через несколько рядов и тоже напряженно глядел на нас, — тут такое дело. Даже не знаю с чего начать. Меня Вася кое о чем попросил. То есть попросил тебе кое-что передать… предложить… Понимаешь, ты ему нравишься. И он предлагает провести выходные с ним… и с его девушкой.
Я просто задохнулась от обиды. Мне казалось, он один из немногих, с кем у меня действительно хорошие отношения. Веселый и добрый парень, легко откликавшийся на просьбы о помощи и казавшийся слегка застенчивым. Но вот не постеснялся зайти с таким приложением. Почему ко мне? Не к своим богатеньким подружкам, а ко мне? Считает, что я соглашусь на что угодно?
А самое обидное было, что Шумский так легко мне это предлагает. Пока я сгораю от тайной любви, он не испытывает ко мне ничего, раз подкладывает меня под друзей.
Поэтому я трясущимися руками отобрала у него ручку и предложила самому валить к Васе на выходные.
Дмитрий занервничал и попытался меня успокоить в своем стиле:
— Да ладно, Лен, ну что такого. Студенчество — это же время экспериментов.
И был жестко послан в пешее эротическое путешествие. Кажется это был первый случай за все время нашего знакомства, когда он услышал от меня мат. Он посмотрел на Васю и развел руками, показывая, сделал все что мог, извини, брат.
На следующий перемене Шумский попытался подкатить с какой-то шуточкой, и снова был направлен по тому же адресу. Потом были попытки полушутливых извинений, искренних извинений и букета цветов, отправленных тут же в мусорку. Вот раньше, когда я в кино подобное видела, казался мне такой жест наигранным. А в тот момент хотелось максимально быстро от него избавится, как от какой-то дурнопахнущей субстанции.
После занятий Шумский поплелся вслед за мной, не смотря на то, что я наотрез отказывалась с ним разговаривать. Но он шел рядом, продолжая все время говорить. Что он не знал, что меня это так обидит, а если бы знал, если бы они с Васей знали, то, конечно, ничего такого не сказали. Это просто я наивная ромашка, а многие так развлекаются. Но! Он уважает мой выбор быть уникальной ромашкой и извиняется, что раньше этого не понял. И что со стороны Васи этот был деликатный способ узнать мои предпочтения, со всем уважением, как говорится. Потому что все знают, что мы с Дмитрием друзья, и если кто меня обидит, то он сразу тому человеку голову оторвет. Я предложила Шумскому начать с самого себя, но он выбор жертвы не оценил. Уже около моего дома, он загородил подъездную дверь и попросил дать один шанс. Только один шанс. Что я должна учитывать их окружение, и что они все осознали. Я злилась еще несколько дней, а потом простила. Зря, наверное.
И вот сейчас я смотрела на Васю, который в свою очередь зло смотрел на Шумского, и понимала, что я не смогу рассказать про все это. Но ему это, кажется, и не нужно. Просто по реакции Шумского понятно, что он тогда соврал. А мне хочется знать правду:
— А что именно ты тогда предложил?
Игорь Васин переводит взгляд на меня и с горечью говорит:
— Ты мне очень нравилась. И я готов был ухаживать на твоих условиях. Но я такой… крупный. Стеснялся очень. Но подумал, что если ты узнаешь меня получше, то может полюбишь.
После того разговора, я долго избегала Васю. Просто не знала, как с ним общаться, что он вкладывает в свои слова. Но когда вы учитесь в одной группе, это делать довольно трудно. А он всегда был очень предупредительным, заботливым, иногда приносил смешные безделушки, конфеты, предлагал подвезти в плохую погоду. Ненавязчивые приятные знаки внимания в качестве извинения, считала я. И когда он однажды захотел все объяснить, я мягко его остановила. Сказал, что он хороший парень, и я надеюсь, что мы будем друзьями, только больше не надо мне ничего предлагать. Теперь мои слова воспринимались совсем по другому.
