но он отвечает уклончиво. И я просто чувствовала себя… поверженной. Так что я попросила дать мне время, потому что уже не могла дальше притвориться.
— Если бы вы спросили меня после свадьбы, могу ли я представить, что наше общение настолько фундаментально разладится, что я буду чувствовать себя такой онемелой и лишённой надежды, что Эйден отстранится и не будет видеть моих чувств, я бы рассмеялась вам в лицо. Но вот мы здесь.
Доктор Дитрих серьёзно кивает.
— Ладно. Спасибо вам обоим. Итак, Эйден, ты сказал, что по-твоему, вам нужна помощь, чтобы выбраться из замкнутого круга. Можешь поделиться, с чем именно тебе нужна помощь?
Моё сердце гулко стучит, слова Фрейи эхом отдаются в моём сознании. Мои худшие страхи подтвердились — все мои попытки скрыть худшие проявления своей тревожности, перетерпеть и протолкнуться сквозь это стрессовое время, скрыть, как сильно это на меня влияет, и защитить Фрейю — всё это обернулось против меня.
«Но дело не только в твоей тревожности, — шепчет тот голос в моей голове. — Дело в том, что тревожность сделала с твоим телом. С твоей личной жизнью. И ты слишком горд, чтобы признаться».
— Я… — взглянув на Фрейю, я так сильно хочу взять её за руку и рассказать всё. Но как? Я смотрю на неё, не в силах найти слова.
— Да? — мягко подталкивает доктор Дитрих.
— В изначальном опроснике я упомянул, что у меня было непростое детство, и это оставило некоторые триггеры. И у меня общее тревожное расстройство, — слова вырываются из меня потоком. — Ну, последние несколько месяцев, когда всё между нами стало… натянутым, мой уровень тревоги часто бывал высоким.
Я думал, что могу исправить всё прежде, чем она заметит, начнёт задавать вопросы и выпытывать ответы. В прошлом я лучше справлялся с тревожностью и сопутствующими симптомами. Я мог сделать это снова. Просто надо стараться усерднее. Бороться сильнее. Тренироваться. Хорошо питаться. Делать физические упражнения. Следить за режимом сна. Практиковать глубокое дыхание. Медитировать по дороге на работу…
«Ага, с этим отлично вышло, когда у тебя случилась та паническая атака, и пришлось свернуть на обочину».
— А именно? — спрашивает доктор Дитрих. — Что усиливает твою тревогу?
Пот покрывает мою кожу, сердце начинает колотиться чаще.
— Ну, на работе я весьма целеустремлённый, стараюсь укрепить свою позицию, но я также тружусь над разработкой одной бизнес-возможности, которая подарит нам финансовую стабильность. И да, отчасти я занимаюсь этим, чтобы унять свои беспокойства по поводу денег, но и потому, что это попросту ответственный поступок. Это правильно для моей семьи. Проблема в том, что риски и возможные провалы на работе часто провоцируют мою тревожность, так что это своего рода порочный круг. А потом, когда всё настолько плохо…
«Выкладывай. Скажи это. Скажи ей, что планирование ребёнка заставило твою тревожность просто зашкаливать, бл*дь. Скажи, что твой мозг переполнен кортизолом и адреналином, бешено перебирает опасения, "что если" и негативные сценарии…»
Мой рот открывается и закрывается, руки сжимаются в кулаки так, что ноют пальцы.
«Скажи, что тебе практически невозможно расслабиться достаточно, чтобы испытывать возбуждение, оставаться возбуждённым или закончить, а если ты увеличишь дозировку лекарств от тревожности, станет ещё хуже».
«Скажи ей».
Я прикусываю щёку до крови, боль и стыд сплетаются во мне. Я знаю, что скрывал это от неё дольше, чем хотел; прекрасно понимаю, что честность — это золото, и главное — открытая коммуникация. Но Боже, у меня были свои причины. Потому что я знаю свою жену. Я точно знаю, что она сделала бы, если бы я рассказал ей о своей проблеме. Она бы отложила свои планы, приглушила надежды. Начала снова принимать контрацептивы, заверила, что мы можем отложить беременность…
Это по-тихому сокрушило бы её. А я не собираюсь сокрушать свою жену.
Фрейя с любопытством смотрит на меня.
— Почему ты мне не сказал, Эйден?
— Потому что дело не только в моей тревожности, Фрейя. Это… — я прерывисто выдыхаю, напрягая руки, проводя ими по волосам. — Моя тревожность… повлияла на моё либидо. Я не знал, как говорить об одном, не упоминая другое, поэтому молчал. Мне не стоило так поступать. Прости.
Вот. Частичная правда.
Также известная как ложь посредством умолчания.
Фрейя отшатывается, всматриваясь в моё лицо. Я шокировал её.
Доктор Дитрих кивает.
— Спасибо, Эйден, что открылся и поделился этим. Я бы хотела задать уточняющий вопрос. Почему ты чувствовал себя неспособным сказать Фрейе о том, что твоя тревожность обострилась и сказывается на твоей сексуальной жизни?
Я смотрю Фрейе в глаза.
— Я не хотел обременять её. Фрейя и без того так сильно меня поддерживает. Я просто… Я пытался сосредоточиться на том, чтобы разобраться самому, и не взваливать ещё больше на её плечи.
— Ты мог бы сказать ей и работать над этим, — говорит доктор Дитрих.
И в комнате воцаряется сгустившееся молчание.
Но тогда мне пришлось бы признаться… во всём. Что тревожность делает с моим телом, как сильно она отстраняет меня от неё.
— Я думаю… — я хрипло откашливаюсь. — Думаю, я боялся даже самому себе признаться в том, насколько серьёзно всё стало, что уж говорить о признании Фрейе.
Доктор Дитрих медленно кивает.
— Если мы не честны сами с собой, мы не можем быть честны с нашими супругами. Это хорошее понимание себя. Я рада это слышать. Ты принимаешь препараты от тревожности и посещаешь психолога, верно?
— Да.
— Ты заслуживаешь заботы и поддержки, Эйден. Пожалуйста, следи и не забывай про это.
Ага. Во всё моё скудное свободное время.
— Находи время, — говорит доктор Дитрих, будто прочитав мои мысли. — Фрейя? — мягко спрашивает она. — Есть мысли после услышанного?
Фрейя смотрит на меня, и её лицо выражает боль.
— Мне хотелось бы знать, Эйден. Ты обычно прозрачен в отношении своей тревожности, и я всегда готова выслушать, чтобы поддержать тебя. Но узнать только сейчас… это тяжело. Я чувствую себя исключённой, отгороженной. Опять.
Я соприкасаюсь костяшками пальцев с Фрейей.
— Прости.
Она долго смотрит на меня, затем стирает ускользнувшую слезинку.
— Что ж, теперь, когда мы озвучили некоторые изначальные чувства, у меня есть представление, с чем мы имеем дело, — говорит доктор Дитрих. — Позвольте мне на мгновение вернуться назад и поделиться своим ключевым тезисом. В нашей культуре бытует ложь, якобы наш романтический партнёр должен буквально на экстрасенсорном уровне читать наши эмоции и мысли, и это служит индикатором интимной близости. Если мы чувствуем, что они нас «не понимают», то рассуждаем, что потеряли ту волшебную интимную связь.
— Но это не так. Правда заключается в том, что за свои
