— Что это?
Это подарок Теренса Харпера. Он привез его из Японии очень давно. Специально для меня, — с печалью в голосе ответил Шольц. — Мне тогда было меньше лет, чем тебе сейчас, и занимался я примерно тем же, чем занимаешься ты. Это настоящая рисовая бумага.
— Но что здесь написано?
— Примерно следующее: «Будешь пять часов в сутки спать — в университет попадешь, будешь спать шесть часов — провалишься».
Сандра вопросительно подняла глаза. Едва заметно улыбаясь, Шольц смотрел на нее прищуренными глазами. Немного помолчав, он сказал:
— Я был несносным мальчишкой, настоящей шпаной. И далеко не таким способным, как ты. Правда, мне больше повезло с наставниками. Из тех, кто учил меня, остался только Сэм — я имею в виду сэра Грэхема. Всех остальных уже давно нет в живых. Как и самого Теренса. Видишь ли, в отличие от тебя, я не обладал ни выдержкой, ни тактом — я не льщу тебе, я просто констатирую факт. И когда за меня серьезно взялись, я не выдержал. Это не очень веселая история… А потом, когда все пришло в норму, Теренс сделал мне этот подарок. Несколько лет листок висел над моим столом. Я каждое утро начинал с того, что заново вдумывался в надпись и всматривался в очертания иероглифов, а вечером, подводя итоги дня, делал это еще раз. Когда мне нужно решить что-то важное, я и теперь иногда на него смотрю. Но тебе он сейчас нужнее. Возьми его, — он опять помолчал, а потом, смущенно пожав плечами, уточнил: — На время.
Бережно держа листок, Сандра спросила:
— А помнишь, ты говорил про фотографию, которая досталась тебе от Теренса Харпера? Где я с мамой? Ты обещал объяснить, почему она у тебя.
Шольц прислонился к шкафу, по-мальчишески засунув руки в карманы брюк.
— Знаешь, — он снова прищурился, — моя жизнь в какой-то мере оказалась неразрывно связана с тобой. Ведь Теренс подобрал меня на улице примерно тогда, когда тебе исполнилось два года. Я почти уверен, что, едва ты родилась, он начал планировать и твою… и мою судьбу. Во мне он увидел инструмент, предназначенный для исполнения его замысла.
— И ты… Почему ты смирился с этим?
— Теренс был особенным человеком, — очень серьезно ответил Шольц. — Мощный интеллект, всесокрушающая воля, несгибаемый характер, огромное природное обаяние… У него были настоящие друзья, которые стояли с ним плечом к плечу, и настоящие враги, которые, ни минуты не колеблясь, стерли бы его в порошок… если бы смогли. Но он уничтожал их одного за другим. Он взламывал жизнь, как таран крепостные ворота, он вел войну каждый день и час… Я не просто смирился, я считал и продолжаю считать, что вытянул у судьбы счастливый билет.
— Ты был так сильно привязан к нему?
— Теренс создал меня, — коротко ответил Урмас Шольц. А потом, немного помолчав, добавил: — Я, собственно, хотел тебя предупредить, что завтра утром уеду — на месяц-полтора. Милош, Расти и Сэм будут с тобой заниматься. Они в состоянии решить любую твою проблему. Будь добра, не пренебрегай занятиями. Приеду — обязательно проверю!
Глава 9. БУДНИ И ВЫХОДНЫЕ
Сандра думала, что будет тосковать по так внезапно уехавшему Шольцу. Она уже осознавала, что ежедневные встречи с ним стали для нее необходимыми. Однако времени на тоску больше не было.
Вся ее жизнь оказалась расписанной по минутам и подчиненной жесткому однообразному расписанию. Строгая диета, ранние подъемы и занятия допоздна выматывали больше, чем спортивные тренировки, к которым девушка довольно быстро привыкла. Милош гонял ее по парку до завтрака. Потом до ланча терзал в кабинете безжалостный Грэхем, не прощавший ни малейшей оплошности. После ланча ее везли к мисс Мэрдсток, а потом с нею занималась Расти, превращаясь на это время из болтливой подружки в требовательную, строгую и терпеливую учительницу. После обеда Сандра поднималась в офис или просмотровый зал и старательно штудировала всю подноготную семьи, личной жизни и бизнеса Джеймса Харпера, а также его окружения. Она уже выучила даты рождения всех членов семьи, знала имена многочисленных подруг Джеймса, была в курсе каждой новой сделки его корпорации.
Вечерами Сандра занималась на тренажерах — одна или с Милошем, который профессионально делал массаж, снимавший мышечную боль. День пролетал незаметно, и, едва коснувшись головой подушки, она засыпала здоровым крепким сном, не тоскуя о прошлом и не особенно раздумывая о будущем. Иногда она бережно разглаживала листок рисовой бумаги и смотрела на иероглифы, за которыми уже видела нечто большее, чем объяснял перевод.
В начале августа Милош почти на целый день отвез ее в студию Джонни. Визажист, отвернув от зеркала кресло, в котором сидела Сандра, долго колдовал над ее бровями и прической. Когда наконец она увидела свое отражение, то на мгновение замерла: Джонни обработал ее пышные, пружинистые волосы каким-то химическим составом, и они сделались почти прямыми. Природный пепельный цвет стал светлее и ярче, а стрижка чуть выше плеч придала прическе хорошо продуманную небрежность. Но больше всего ее внешность изменил новый рисунок бровей. Потемневшие, теперь они взлетали от переносицы прямыми четкими линиями, отчего далеко не идеальный нос девушки стал казаться тоньше. Вообще, она заметно похудела за прошедшие две недели. Черты лица стали определеннее, наивная округлость исчезла, и весь облик Сандры приобрел новую, немного загадочную чувственность.
Дома Расти накинулась на нее с восторгами:
— С ума сойти! Ты просто чудо!
— Это Джонни чудо, — смущенно улыбнулась она.
— Ну, Джонни, без сомнений, бог. Гений. Микеланджело!
— Почему Микеланджело?
— Разве ты не почувствовала себя куском мрамора, от которого отсекают все лишнее? Понимаешь, сейчас ты такая, какая есть на самом деле или какой хотела бы стать в своих мечтах. Это всегда в тебе было, а Джонни удалось это освободить.
— Я даже ощущаю себя теперь по-другому, — призналась Сандра. — Только не могу объяснить, как.
— Может быть, теперь ты ощущаешь себя настоящей женщиной? — лукаво предположила Расти.
Выходные приносили некоторое разнообразие. По субботам после тренировки Милош вез ее за город, в Харлоу где передавал инструктору по верховой езде — высокому, жилистому, рыжеватому Фрэнку Кьюбитту. Когда Сандра, одетая в бриджи и высокие лаковые сапоги, в первый раз вышла на манеж, Фрэнк подвел к ней гнедого жеребца, который показался девушке ростом со слона. Гнедой плутовато косил темным глазом и презрительно фыркал. «Как я буду забираться на такую громадину?» — в ужасе подумала будущая наездница. Боясь показаться смешной, она прикидывала в уме, какой ногой надо встать в стремя, чтобы не оказаться на лошади задом наперед. Когда она неуклюже влезла в седло, ей показалось, что до земли очень далеко, и она отчаянно вцепилась в поводья, чтобы не упасть. Фрэнк объяснил, как надо двигаться, чтобы не повредить лошади спину, и легким движением стека пустил гнедого шагом.
