— «Гойда, гойда, гой, ніченька іде
Діточок малих спатоньки кладе.
Під вікном тремтить вишенька мала,
В хатку проситься, бо прийшла зима.…»
Вячеслав и захотел бы, сейчас не смог бы уже сдвинуться с места. Он понятия не имел, что там делала дочка Соболева, а сам Вячеслав просто слушал. Он не дышал, не видел и ничего больше не различал, кажется. Только слушал, как поет его жена, заставляя что-то внутри него надрываться от звуков этой тихой колыбельной. И в тоже время, возвращая Вячеславу ощущение какой-то правильности, целостности, которого он так старался достичь сам и дать ей все это время. Ему просто нереально не хватало ее пения, ее голоса. И в этот момент Боруцкий по-настоящему наслаждался, еще до конца даже не веря, что Агния действительно решилась на это.
За его спиной напряженно замер и Федот, так же знающий, какой проблемой для Агнии был вопрос пения. И только Соболев, определенно заметивший по ним, что не все обычно и нормально, кажется, не мог понять, что же именно заставило их напрячься.
Пока Бусинка пела свою колыбельную, Карина продолжала тихонько укачивать дочку, которая если и не заснула, то отвлеклась от плача точно. И даже принялась зевать, поддаваясь напеву Агнии и мерному качанию рук матери.
— Что ж, я не могу не признать, что Карина права — у твоей жены потрясающий голос. Надеюсь, ты пришлешь нам билеты на ее следующий концерт? — тихо, чтобы не мешать женщинам, заметил Соболев, глядя на своих: жену и дочь.
— Она не поет больше, — сипло прохрипел Вячеслав, смотря туда же, только на Агнию, казалось, и не заметившую, что переступила чрез блок в своем сознании.
— В смысле? — Константин с интересом перевел взгляд на него. — Не хочет еще пока выступать?
— Вообще не поет. Ни разу не пела с прошлого апреля, — не отрывая глаз от своей Бусинки, ответил Вячеслав. — Даже Петрович твой ничего не мог тут сделать.
Константин его понял. И вопросов больше не задавал, молча слушая и не отвлекая Вячеслава. Только сказал: «спасибо» уже самой Агнии, когда она, закончив петь, улыбнулась все больше зевающей малышке.
— Мы поехали, — добавил Соболев уже в сторону Вячеслава и помог своей жене сесть в машину, сам устроившись за рулем, пока Карина доубаюкивала дочь.
Агния не ответила, кивнула, то ли принимая благодарность, то ли прощаясь с Соболевыми. Тихо вернулась в объятия Вячеслава и прижалась щекой к его груди, словно припала к нему, израсходовав все силы и теперь нуждаясь в поддержке мужа. Он тоже ничего не сказал, не уверенный, что стоит обсуждать случившееся. Да и не зная, готов ли сейчас к этому.
Вместо этого Вячеслав потянул Бусинку в дом, подозревая, что малышка совсем околела. На улице, несмотря на солнце, температура вряд ли поднялась больше плюс десяти. Она не сопротивлялась: и чай послушно выпила, все четыре чашки, что он заставлял ее пить в течение вечера, и даже глотнула рюмку коньяка, который Федот посоветовал для профилактики всякой заразы, хоть и скривилась. И молчала. Да и они с Федотом не сильно рвались болтать. Так что ужин прошел тихо.
И только ночью уже, когда и Федот давно уехал к себе, и домработница улеглась, да, даже Моня уснула в своей корзине, и только они с Бусинкой сидели в его кабинете: он в кресле, а жена у него на руках, Вячеслав рискнул заговорить:
— У тебя были какие-то проблемы с Кариной? — тихо поинтересовался он, касаясь ее лба губами.
— Нет, — Бусинка вяло сморщила носик. — Мы с ней даже не говорили никогда до сегодня.
— Тогда почему ты так на нее отреагировала?
— Она красивая… Очень…
После этого заявления Агния молчала минуты три. Потом уткнулась носом, который все еще казался ему чересчур холодным, Вячеславу в шею. А он что-то не мог догнать, к чему это она предыдущее наблюдение высказала.
— Не понял? — требовательно уточнил Вячеслав, легонько сжав затылок жены пальцами, под отросшими волосами. — Вот уж не думал, что стоит опасаться конкуренции с такого бока, — Вячеслав приподнял уголок рта в усмешке.
Агния рассмеялась. Серьезно. И это было шикарно, как ему казалось.
— Просто, вспомнила, когда увидела ее впервые, — пальцы Агнии рисовали на его ладони какие-то круги. — Мне так больно было, Шамалко решил на мне свою злость согнать, хоть мне как раз выступать надо было. А тут какой-то его знакомый зашел, вместе с этой Кариной. Я, если честно, плохо понимала, что происходило, из-за наркотиков, наверное. Но почему-то так врезалось в сознание, что эта женщина очень красивая. И ее не столько даже испугало то, что она увидела, а словно насторожило… Не знаю, в общем. Просто сегодня, увидев ее, это все всколыхнулось. И все.
Агния пожала плечами.
Вячеслав промолчал, только сильнее прижался губами к ее волосам, целуя. Но если честно, выслушать это и не сойти с ума ему помогло только то, что он и сейчас хорошо помнил, как хрипел и орал Виктор, когда Вячеслав методично ломал ему каждую кость в обеих руках, и в ногах. И горло… И как в глазах Шамалко появился уже не поддающийся никакому контролю или гордости панический страх, когда Вячеслав приступил к основной части: эта тварь визжала, умоляя его прекратить. Но Вячеслав и не думал сбавлять обороты. Сейчас же ему захотелось воскресить Шамалко и сбросить в печь крематория еще живым. Или, хотя бы засунуть в пилораму.
Не озвучив и толики своих мыслей, он просто крепче обнял Агнию:
— Мне тоже надо захныкать, чтобы ты мне спела? — как можно более ровным голосом поинтересовался Вячеслав вместо этого.
Бусинка запрокинула голову, моргнула и неожиданно так заливисто и открыто засмеялась, что Вячеслав не удержался от усмешки в ответ.
— Не надо, не думаю, что выдержу такое и не сойду с ума, — призналась Агния. Погладила его подбородок. — Я постараюсь, Вячек, правда, любимый. Для тебя, — она обхватила его за пояс руками и обняла так крепко, словно боялась упасть.
Если она постарается — это хорошо. Это куда больше, чем она могла сказать ему раньше. Совершенно довольный, Вячеслав кивнул.
Волосы отрастали до невозможного медленно. И это несмотря на то, что Агния делала все, что только можно: расчёсывала их регулярно, массируя кожу головы, принимала витамины, вроде бы предназначенные для стимуляции и улучшения роста. Перепробовала огромное количество шампуней и масок, не обращая внимания на цену, буквально отвоевывая каждый миллиметр. И ежедневно кляла то, что заставило ее когда-то зайти в салон в Киеве.
Правда Вячеслав, казалось, приходил в восторг, когда погружал руки в эти отросшие пряди, когда гладил их и перебирал чуть ли не каждый вечер, словно успокаиваясь или умиротворяясь этим «ритуалом». И его, вроде бы, ничуть не смущало то, что за этот год волосы Агнии отросли лишь ненамного ниже линии плеч.
