В общем, поведение тещи тоже плохо поддавалось прогнозированию, хотя Галина мама скорее всего прописана в городе, так что ей есть где жить. И ни забора, ни огорода у нее нет. Зато это все есть у Жени. Лишь незнакомые тещи, как ни странно, не ассоциировались у Жени с образом собственной мамы, которую он собирался перевезти к себе. Не было у мужика близких подруг, чтобы послушать страшилки про свекровей, вот и не думал он, что своя мама – для кого-то чужая и не больно-то желанная гостья. Хотя Анфиса Максимовна была женщиной тихой и любящей единственного сына. Жене с ней было легко, и никакого недопонимания между ними никогда не возникало.
Чем ближе они подъезжали к Галиному дому, тем больше она нервничала.
– А твоей маме мы не помешаем? – на всякий случай спросил Женя. Он хотел узнать, есть ли дома мама, а то, может, девушка идет на сближение со скоростью света, а кавалер настраивается всего лишь попить кофейку.
– Нет, она гостей любит. – Галочка содрогнулась от собственной лжи.
Возникло ощущение, словно она вела наивного ослика к волчьей яме. Мама гостей любила, но только тех, которых приглашала сама. Уже у дверей подъезда Галина сообразила, что по случаю жары Светлана Николаевна запросто может разгуливать по дому в нижнем белье, а то и без оного. В этой связи явление Жени ей могло прийтись не по вкусу.
– Что-то не так? – Игнорировать Галину нервозность было уже невозможно. Ее дрожащая улыбка и бегающий взгляд наводили на разнообразные негативные предположения.
«Какой внимательный!» – накрыло ее теплой волной.
– Галя, мама точно дома? – Женя беспокоился: девушка вела себя так, будто что-то задумала. Или скрывала.
– Не волнуйся, – произнесла она, никак не прояснив ситуацию.
После подобных замечаний люди мыслящие – а Евгений был, безусловно, человеком мыслящим – обычно начинают волноваться еще сильнее.
– Может, надо предупредить маму? – застенчиво улыбнулась Галочка.
– О чем?
– Ну, что мы идем.
– Так сейчас придем и познакомимся. – Женя пребывал в недоумении. Она точно что-то скрывала.
– Давай позвоним ей, – почти умоляюще попросила Галя, хотя молодые люди находились уже в районе третьего этажа.
– В смысле, сейчас спустимся, выйдем на улицу и пойдем искать работающий автомат? – не поверил своим ушам кавалер, с сомнением вглядываясь в алевшую в полумраке лестничной клетки девушку.
«Как он смотрит! – Галочкино сердце оборвалось, как созревшее яблочко. – Сейчас, наверное, поцелует».
«Глаза закрыла, – растерялся Женя, пытаясь сообразить, что же такое ему приготовили. – Может, у нее голова кружится?»
– У тебя голова кружится? – отважился он озвучить свою догадку.
– Да, – прошептала Галя.
– А? Высоты боишься? – не расслышал Женя. Чего можно бояться, стоя на третьем этаже хрущевки?
– Боюсь. – Галя отвечала на подтекст, который сама же и вкладывала в его вопросы. – Но в первый раз всегда страшно.
– В первый? – растерялся он, на всякий случай отступив на одну ступеньку. Получалось, что раньше она здесь не была. Вот это номер! Куда же она его завела? Что здесь, квартира для встреч? Или что похуже?
– Ну конечно, – рдела комсомольским знаменем Галина. Щеки пылали так, что ей казалось, будто они должны светиться в темноте. С закрытыми глазами ей было проще ждать поцелуя и откровенничать. Женя был близким и понятным, почти родным, которому можно сказать все. – Понимаешь, я всегда боялась мужчин и не верила им. Они такие… грубые, все на физиологии…
«Здрасьте приехали, – мелькнуло в голове у Евгения. – Это что, откровение маньячки? И почему «они»? Девица не причисляет меня к остальным мужикам? И как это понимать?»
– А ты не такой, я чувствую. Глупо, да? Вот так все тебе вываливать, прямо на лестнице. Я же тебя не знаю совсем. Но мне очень хотелось все рассказать, объяснить…
– Что именно объяснить? – Женя напрягался, пытаясь понять смысл Галиного откровения, которое больше напоминало выступления генерального секретаря: много, замысловато, но пересказу и осознанию не поддается.
– Все. Я глупо выгляжу, да? – Галя вдруг открыла глаза и обиженно взглянула на Женю.
Выглядела она не то чтобы глупо, вообще-то, очень даже привлекательно, но в сочетании с малопонятными словами и пугающим поведением позитив от общения с девушкой напрочь стирался.
– Ты что сказать-то хотела? – поторопил ее Женя.
– Так я уже все сказала, – застенчиво качнула подолом Галя.
– А я не понял, – честно признался Евгений. – Мне сейчас что сделать надо? Ты на что намекала?
Галя смутилась. Собственно, она и сама затруднялась сформулировать, на что намекала. В книгах все обрывалось на полуслове, и герои понимали друг друга без дополнительных комментариев. Что ему отвечать? Что она ждет поцелуя? Каких-то действий? Да, ждет, но понятие «действия» для Галочки было чисто теоретическим. Как это должно выглядеть на практике, она не знала: наверное, Женя должен был после поцелуя сказать что-нибудь про любовь и донести ее до квартиры на руках. Или прямо тут рухнуть на колени и объясниться в любви. Ведь он ее любит, иначе не повез бы кататься на лодке и не согласился бы пойти попить кофе!
– Я не намекала!
– А я сегодня так устал, что ничего не соображаю. Ты просто скажи еще раз, что мне сделать, и все.
«Что значит – и все? – переполошилась Галя. – И разбежимся? Не могу же я…»
– Как что? Просто попить кофе. Пойдем, что мы встали? – Страх потерять Женю вытеснил ужас перед объяснением с мамой.
– Действительно, что мы тут застряли? – обрадовался Евгений и, словно поезд, который вернули на рельсы, радостно рванул по проторенной дорожке.
Галя шагала впереди, аппетитно подрагивая тылом. Сквозь тонкую ткань просматривался контур трусов, явно купленных в ближайшей галантерее. Пионерский фасон.
«Сорок восемь или пятьдесят? – размышлял Женя, последний год измерявший дамские прелести на глаз в соответствии с маркировкой собственного товара. – Надо бы подобрать ей что-нибудь».
– Ты о чем сейчас думаешь? – вдруг резко затормозила Галя, волновавшаяся по поводу того, что у него перед носом трясется ее застиранное платье и мелькают старые замызганные шлепанцы.
– О цифрах, – честно признался кавалер.
– А-а, – уважительно протянула она и доложила: – Уже пришли. Вот здесь я живу.
Дверь была хлипенькой, обитой темно-коричневым дерматином. Местами из-под него торчал поролон. Ручка выглядела расхлябанной и держалась на одном винте. Звонок тоже болтался, скособочившись и жалко темнея стертой кнопкой. Мужской руки во всем этом пейзаже не чувствовалось.
– Женя, ты подожди, пожалуйста, я первая зайду.
