Будем смотреть правде в глаза. Предпринимать отчаянные усилия, чтобы добиться успеха в делах – значит демонстрировать энергию и предприимчивость. Делать то же самое в личной жизни – демонстрировать отчаяние и безнадежность. А этого мы не можем себе позволить.
Эдвардс неторопливо выпрямился и отпустил мою руку. Он смотрел мне в глаза, и я умудрилась ответить ему таким же прямым взглядом, в котором, надеюсь, в нужной пропорции смешивались обида и презрение. Не знаю, поверил ли он мне или играл, как кошка с мышкой, но в данный момент мне было на это наплевать. Единственное, что меня заботило, – как можно скорее убраться отсюда, сохранив какие–то остатки достоинства, пусть даже такие жалкие, как обрывки туалетной бумаги, прилипшие к подошве.
– Я могу уйти?
Не сводя с меня глаз, Эдвардс кивнул. Он не знал, верить мне или нет. Его проблемы.
Я наконец встала. Ноги не дрожали, и вообще я чувствовала себя увереннее, чем ожидала.
– Хорошо, что вы хотя бы отказались от версии неудачного ограбления.
Он кивнул, продолжая прокручивать что–то в уме. Испытывает ли он неловкость из–за того, что почти обвинил меня? Хорошо, если так.
– Мы обнаружили бумажник Тедди в мусорном баке возле подземного гаража. Кто–то воспользовался его магнитной карточкой, чтобы выйти через гараж, по дороге избавившись от бумажника вместе с деньгами и кредитками.
Иногда не произнести вслух: «Я же вам говорила», еще приятнее, чем произнести. Я уже отходила, когда появилась официантка с нашей едой и кофе. Поглядев на меня, она заметила сумочку.
– Уходите?
– Да.
– Возьмете ваш заказ с собой?
Я покачала головой:
– Оставьте ему. Он знает, что с этим делать.
Послав детективу Эдвардсу свою самую чарующую улыбку, я ушла. И ни разу не споткнулась.
Если подходить чисто математически, со своими коллегами по работе вы проводите гораздо больше времени, чем с семьей, поэтому ничего удивительного, что любая контора насыщена такими же бесплодными сплетнями, злопыхательством, мелкими распрями, конкуренцией и просто откровенным враньем, какие делают семейные сборища столь забавными. Но общая трагедия может объединить коллектив так же, как и семью, что, после некоторого замешательства, и произошло с кланом «Зейтгеста» при известии о смерти Тедди.
Когда в соответствии с ранее полученным приказом без пяти девять я в полной боевой готовности появилась в офисе, Ивонн встретила меня довольно холодно. Она затрещала о сочувствии, и об отзывчивости, и о кризисных временах – словом, жевала всю ту жвачку, которую, без сомнения, собиралась вставить в «совершенно исключительную статью» для следующего номера, а я смотрела на рот Ивонн, вспоминая, как изогнулась ее верхняя губа, когда она вчера обозвала Хелен сукой.
– Ты можешь понять? – фыркнула она в конце.
– Все, кроме того, почему ты назвала Хелен сукой, – отозвалась я.
– Вперед! – она показала на загончик, где уже собирались люди.
Большинство из них, по–моему, уже знали, что случилось. Сплетни – единственное, что безотказно разносит наша система вентиляции, а кое–кто из наших ранних пташек наверняка успел застать полицейских, приводивших в порядок место преступления. Плюс к этому пол был застелен коричневой бумагой, видимо, для того, чтобы скрыть пятна крови, которые не успели отчистить.
– А ты не идешь?
– Мне нужно еще минуту, – она плюхнулась обратно в кресло и демонстративно придвинула к себе коробку с бумажными салфетками. Забавно, несмотря на все ее сопение и пыхтение, я не видела ни единой слезинки.
Загончик встретил меня неопределенным гомоном. Мужчины явно чувствовали себя не в своей тарелке и даже выглядели как–то болезненно. Женщины почти поровну разделились на просто потрясенных и горько рыдающих. Команду рыдающих возглавляла Гретхен Плотник, секретарь Тедди.
Ничего удивительного, что она переживала сильнее других, ведь она продержалась у него гораздо дольше предыдущих помощников – целых восемь месяцев. Лиз Ишихара из отдела кадров послала Гретхен дюжину роз, когда та миновала четырехмесячный рубеж и тем самым установила новый рекорд. Лиз экономила кучу времени благодаря тому, что теперь ей не приходилось искать Тедди новую секретаршу каждые шесть недель.
Я постаралась сделать свою речь максимально краткой и деловой, особенно когда увидела, что Гретхен намерена через каждые десять слов перебивать меня мелодраматическими стенаниями. К тому же что я могла сказать, кроме того, что Тедди мертв? Конечно, можно было еще заявить приоритет на будущую статью о разоблачении убийцы, которой наверняка была не Хелен, но вот Ивонн следовало как–то о себе позаботиться… О'кей, эта часть так и осталась невысказанной.
– Если у кого–то из вас есть информация, которая может заинтересовать полицию, я могу дать телефон детектива, расследующего это дело, – добавила я в конце своего короткого спича.
Дорогая Молли, ну и что с того, что у тебя есть его номер телефона? Похоже, он считает тебя убийцей, причем весьма опасного сорта. Разве ты этого не поняла? С уважением, Доброжелатель.
Я пересчитала присутствующих, когда все обступили Гретхен, как будто это ей следовало принимать соболезнования. Естественно, ведь именно она громче всех выражала свою скорбь. Но Гретхен ничего не делает наполовину. Она с размахом строит планы, с размахом одевается и с размахом говорит. Ее шевелюра оттенком приближается к клубничному джему, одежда обычно представляет собой дикую смесь модных тенденций и ее собственных «особых черточек», а переговорить в нашем офисе она может любого, включая Ивонн. Вообще–то, Гретхен идеально подходила Тедди – такая же большая, шумная и властная, как он. Ничего удивительного, что они ладили. В лице Тедди она потеряла родственную душу.
Присутствовали все сотрудники, за исключением троих: помощник Ивонн Фред Хагстром уехал на свадьбу племянника, заместитель директора рекламного отдела Брейди Купер проводил короткий отпуск в Мэйне, а Софи Галлиано из бухгалтерии никак не могла оправиться после того, как ей удалили четыре зуба мудрости сразу. Конечно, если вы убили коллегу, то, наверно, сочтете необходимым появиться на работе на следующий день, чтобы не блистать своим отсутствием. Может ли кто–то из сотрудников быть убийцей?
Ивонн вышла из кабинета и, глядя на нее, я опять испытала уже знакомый приступ угрызений совести – или это был адреналин? Может ли Ивонн оказаться убийцей? Но ведь они так давно были друзьями. Что могло случиться?