Дыхание ее застыло в груди, когда его большой палец стал медленно ласкать соски. Тело Серины словно пронзили тысячи чувственных иголочек. Алекс стал нежно ласкать все ее тело. Серина возбудилась до предела — и вдруг услышала тихий стон. Это стонала она…
Серина замерла в шоке.
Она влюбилась в Алекса! Прекрасно понимая, что он не любит ее…
На бронзовом от загара властном лице Алекса блеснули глаза — как сапфиры в темную ночь. Сердце Серины забилось еще сильнее, когда она увидела последствия своего страстного отклика на его поцелуи. Губы Алекса были припухшими и красными. И верхняя, и нижняя, чувственно изогнутая…
Руки Серины как бы сами собой обхватили его за талию.
— Ты уверена? — опять спросил он.
— Уверена. — Разве это был ее голос, срывающийся от томления?
Должна ли она сказать ему, что все происходящее было новым для нее?
Нервно облизнув губы, Серина пробормотала:
— На самом деле я… я не…
— Ты не предохраняешься? — Алекс отстранил ее от себя, лицо его было непроницаемым. — Не волнуйся, — быстро сказал он. — Я все сделаю.
Страстное желание Серины немного поутихло. Конечно, надо предохраняться.
— Но не здесь, я думаю. Тебе надо время, чтобы подготовиться?
Нет, ей не надо было времени. Иначе она может передумать. А если она передумает, то всю оставшуюся жизнь будет жалеть об этом…
Серина взглянула на него с некоторым вызовом:
— Как викторианской невесте?
Но ведь именно невестой она чувствовала себя сейчас — немного испуганной, немного смущенной и все же охваченной страстью и с нетерпением ожидающей того, что должно с ней произойти.
И до сих пор Серина не дала ему понять, что была совершенно неопытной.
— Вряд ли тебя можно назвать «викторианской невестой», — дрогнувшим голосом произнес Алекс. — Нам надо пойти в твою спальню, я думаю.
Ее молчаливое согласие превратилось в тихий вскрик, когда он подхватил ее на руки.
— Я очень тяжелая! — запротестовала она.
— Ты совсем не тяжелая.
Улыбка его выразила мужскую уверенность в своей силе, и Серина, прижавшись к его груди, почувствовала себя защищенной, как никогда.
Перед комнатой Алекс поставил Серину на пол и повернул ручку двери. Комната была наполнена мягким светом ночника, стоявшего на столике возле кровати.
Серина прошла вперед и обернулась, придержав дверь.
— Проходи, — сказала она тихим сдавленным голосом и тотчас же почувствовала себя глупо.
Ведь это был его дом, между прочим.
Но Алекс сказал:
— Спасибо тебе, — словно понял скрытый подтекст ее слов. А затем добавил, криво усмехнувшись: — Я оставлю тебя здесь ненадолго.
Ну конечно. Предохранение…
Почему он решил заняться с ней любовью в ее комнате? Закрыв за ним дверь, Серина невидящим взглядом уставилась на шикарную обстановку спальни.
«Наверное, Алекс не желает вторжения чужого человека в свое личное пространство», — подумала она.
Серина понятия не имела, как вести себя, — наверное, впервые в своей взрослой жизни. Рядом с ней не было ни матери, ни гувернантки, которые могли бы ей что-то подсказать. Здесь были только она и мужчина, которого она любила всем своим существом, каждой клеточкой своего тела.
Раздался стук в дверь, и Серина вздрогнула. Трусливо подождав несколько секунд, она пошла открывать.
Смущение охватило ее. Уставившись на грудь Алекса, Серина стала судорожно подыскивать слова и, наконец, нашла что сказать:
— Няня всегда оставляла ночью свет, так что я никогда не спала в темноте.
— Из-за ночных кошмаров?
Серина кивнула:
— Я до сих пор их боюсь и оставляю свет, хотя понимаю, что зря трачу электроэнергию.
— Твое душевное спокойствие не менее важно, чем экономия электроэнергии, — тихо сказал Алекс. — Почему ты так внимательно смотришь на пуговицу моей рубашки?
Этот вопрос заставил Серину вскинуть голову.
— Это очень красивая пуговица, — тупо произнесла она.
Взяв ее за руку, Алекс прижал ее ладонь к своей груди, и она почувствовала сильный стук его сердца.
— Может быть, ты расстегнешь ее? — предложил он.
Приняв этот вызов, она расстегнула пуговицу, а затем, набравшись храбрости, просунула руки под рубашку. Сердце его забилось еще сильнее, и Серина вспыхнула от волнения.
— Видишь, что ты со мной сделала? — низким голосом произнес он.
Кожа его была упругой и горячей, покрытой курчавыми волосками, и Серина ощутила под пальцами твердые мускулы. Насладившись новыми ощущениями, она смело расстегнула другую пуговицу, выше первой. Когда Алекс не высказал никаких возражений, она расстегнула еще одну…
— Ты можешь расстегнуть все, — сказал он, когда она заколебалась.
Склонив голову, она сделала так, как он сказал, а затем прерывисто вдохнула воздух при виде того, что ей открылось.
Единственное слово, которое пришло ей на ум, было «великолепный». В свете ночника поблескивала его гладкая кожа, под которой рельефно выделялись накачанные мышцы. Рядом с ним она чувствовала себя маленькой, изнеженной и даже хрупкой.
Почти в ту же секунду он привлек ее к себе и сказал, уткнувшись лицом в ее волосы:
— Девочка моя, не бойся.
Я не боюсь, — выпалила Серина. — Я просто… просто переполнена чувствами.
Она поцеловала его в плечо, а затем, вспомнив о том, как он ласкал ее всего лишь несколько минут назад, подняла руку и прикоснулась пальцем к его твердому соску.
Услышав его прерывистый вздох, Серина пришла в восторг. Алекс приподнял ее лицо, и она увидела его прищуренные глаза, в которых сверкнул вызов.
— Я очень рад, — тихо сказал он. — А теперь настала моя очередь.
Он расстегнул молнию на ее платье так быстро и ловко, что Серина поняла: ему не раз приходилось иметь дело с женской одеждой и с женским телом. От этой мысли ей стало больно, но Серина промолчала, когда платье соскользнуло с нее и на ней остались лишь бюстгальтер и шелковые трусики, плотно обтягивавшие узкую талию и стройные бедра.
— Ты… невероятно, потрясающе прекрасна! — воскликнул Алекс.
Серина покраснела.
Взглянув на ее черные туфли, Алекс спросил:
— Может быть, тебе будет удобнее, если ты снимешь их?
Серина могла бы просто скинуть их, но она тихо вскрикнула, когда он опустился перед ней на колени и стал снимать чулки. Его руки ласкали ее нежную кожу — от икр до бедер. Охваченная небывалым блаженством, Серина вздрогнула.
Алекс взглянул на нее, и лицо его напряглось. Улыбка, игравшая на его губах, стала хищной, и Серина вздрогнула еще раз.
