– Подождите, – попросила она только для того, чтобы услышать ответ.
Аксенов остановился, но молчал, и Ире стало еще страшнее, потому что теперь пришлось прислушиваться к его дыханию, а такую малость и вовсе было почти невозможно различить среди других звуков ночи.
– Не молчите! – взмолилась она. – А то мне страшно. Рассказывайте что-нибудь.
– Что? – снова пошел вперед он.
– Ну, что-нибудь. – Ира старалась держаться поближе и пошла за ним шаг в шаг. – Ну что-нибудь о себе. Что-нибудь веселое. Кстати, как у вас с сердцем?
Аксенов расхохотался. Ире стало стыдно. Ну и ляпнула! Расскажите что-нибудь веселое о своем больном сердце!
– Извините, я не хотела.
– Да нет, ничего страшного. С сердцем у меня все в порядке. Это тогда прихватило, потому что не туда свернул.
– Как это? – удивилась Ира.
Он взглянул на нее снисходительно, даже в такой кромешной тьме чувствовалось, что снисходительно.
– Просто не туда свернул, а болезни для того и существуют, чтобы дать понять – стоп, притормози и подумай.
Точно как Ленка. Говорит странные вещи и притом уверен, что это само собой разумеется, всем давно известно и только одна Ира этого не знает. Словно в школах или институтах учат, что все болезни не от инфекции, а от того, что над жизнью вовремя не задумался.
– А вы мне тогда очень помогли, когда сказали, что меня на все не хватит, – чуть помедлив, признался Аксенов. – Я и в самом деле не тем занимался – лез всюду сам. Уж очень приятно себя незаменимым чувствовать. А нужно совсем другое. Нужно после себя не стены и акции оставить, а систему отношений построить.
– Получается? – вполне искренне заинтересовалась Ира.
– Пока не особенно, – тоже вполне искренне ответил он.
– А… – догадалась она. – А я-то думаю, что Аксенов делает в этом номенклатурном поселке, да еще с теннисной ракеткой? Это вы характер выдерживаете, смотрите, как там без вас обходятся?
– Обязательно, – засмеялся он. – Только пока и в теннис не получается, и характер выдерживать. Все равно на комбинат тянет. Очень уж хорошо себя незаменимым чувствовать.
– Ничего, – шутливо успокоила его Ира. – У вас получится. – И вспомнила фразу из того сибирского разговора. – Вы же не похожи на человека, у которого может что-то не получиться.
Но он на ее шутку не отозвался, посерьезнел и сказал:
– Не знаю. Все-таки каждому человеку позарез нужно чувствовать себя незаменимым. Хоть в чем-то.
– А почему мы идем в обход? – ведомая шестым чувством, перевела разговор на другую тему Ира. – Через поле гораздо ближе. Там всего лишь несколько деревьев и поселок. Я огоньки вижу.
И действительно, там, куда она протягивала руку, что-то светилось. Или ей показалось, что светилось. Зато тропинка, по которой они шли, терялась в темноте, полнейшей, хоть глаз выколи, темноте.
– Но мы же не знаем той дороги, – неожиданно мягко возразил Аксенов.
– Да что тут знать! – воодушевилась Ира. – Пересечь это поле, и все. Я днем запомнила.
– Ладно, пошли, – неохотно согласился он и взял ее за руку.
Так стало намного спокойнее. Во-первых, она чувствовала рядом живое тепло, вернее, не просто живое, а человеческое, к тому же не просто человеческое, а мужское, что в данной ситуации гораздо уместнее. И можно даже не разговаривать, раз уж Аксенов так этого не любит. Странно только, как такие угрюмые молчуны умудряются стать популярными личностями. А во-вторых, цель становилась все ближе и ближе. В том, что впереди светятся огни поселка, не оставалось никаких сомнений. Плохо только, что открытые босоножки – не самая подходящая обувь для прогулок по полям. К тому же Аксенов шел очень быстро, и Ира с трудом за ним успевала, но пришлось приспособиться, лишь бы не вынимать свою ладонь из безопасного уюта его руки.
Но тут случилось нечто ужасное. Ужасное потому, что из-за проклятой темени невозможно было увидеть и понять, что же именно случилось. А то, чего не можешь понять, и есть самое ужасное. Аксенов куда-то провалился и, уже провалившись, крикнул вначале: «Тьфу ты, черт!», а потом: «Стой на месте!» – и разжал пальцы, в которых была ее ладонь. Но Ира остановиться сразу не смогла и по инерции сделала еще шаг вперед. И наступила не на горизонтальную поверхность, а на отвесную, почти вертикальную. Левая нога послушно повторила этот трюк, а правая была уже на шаг впереди, и в результате Ира неслась с бешеной скоростью, едва касаясь каблуками земли и зная о своем направлении только одно – вниз.
– Падай! – крикнул Аксенов откуда-то довольно близко, но Ира продолжала нестись на всех парах, потому что первым делом и очень отчетливо представила себе, как, упав, она покатится со склона с задравшимся подолом, под которым ничего нет. Поэтому она зажмурила глаза и покорилась абсолютно не слушающимся ее, несущим неизвестно куда ногам, пока каблуки не увязли и она не шлепнулась с разбегу в мокрую траву. Надо признать, что удар был довольно чувствительным и несколько секунд способность соображать возвращаться не спешила.
Но при первой же возможности оценить положение Ира с удовлетворением убедилась, что юбка не подвела – красиво раскинулась вокруг нее колоколом, прикрыв все то, что больше ничем не было прикрыто. Ноги, которые только что были своенравно-резвы, теперь были так же своенравно-неподвижны – не болели, не ныли, а просто отказывались ее поднимать. Она оперлась на ладони и попыталась встать, но шлепнулась обратно.
– Ир! Ира! У тебя все в порядке? Ты ничего не поломала?
Аксенов не видел ее, пока не подбежал к ней вплотную. Зато она теперь видела его прекрасно – его затянутый в джинсу силуэт очень четко выделялся на фоне белого отвесного склона мелового обрыва, с которого она совершила такой чудесный скоростной спуск. Ира представила себе, как она на высоченных каблуках и с зажмуренными глазами мчится-летит башкой вниз, насмерть перепуганная, что задерется платье, и расхохоталась. А Аксенов в ответ на это почему-то еще больше испугался и, сев перед ней на корточки, принялся со знанием дела ощупывать ее руки и ноги. Ей стало щекотно, и она расхохоталась еще больше, с трудом бормоча сквозь приступы хохота:
– Ой, умора! Ой, не могу!
Она уже смогла встать, а все продолжала смеяться.
– Тьфу, черт! Ну ты меня и напугала! Ты же могла башку свернуть. Нужно было падать. Говорят тебе – падай, значит, падай. Не известно, что могло оказаться тут внизу. Чего гогочешь как ненормальная? – рассвирепел Аксенов, когда убедился, что она цела и невредима.
Она только предположила, не рассказать ли ему о том, ради чего, собственно, пришлось рисковать здоровьем, и расхохоталась еще неудержимее. Да так, что свирепый Аксенов не выдержал и заразился, тоже захохотал.
