– Роза, где ты взяла эти часы?! – закричала я в ответ в попытке перекричать разбушевавшуюся домработницу. Удивительно, она оборвала себя на полуслове и замолчала, вытаращив на меня и без того большие и выпуклые глаза. Пауза затянулась, и я, потеряв терпение, сорвалась на истеричный визг:
– Зачем ты это делала?! Зачем?! Говори, дура!
Конечно, русский, на который я невольно перешла, ей понятен не был, но интонации она прочитала безошибочно и, подбоченясь, вновь ринулась в словесную атаку. Я не отставала, выплескивая на домработницу все свои пережитые страхи, где-то в глубине души, однако, понимая, что женщина совершенно не виновна в моих страхах и просто по стечению обстоятельств попалась мне, что называется, под руку. Так же как и я – ей. Мы, просто воспользовавшись таким поводом, как разбитые часы, выплескивали друг на друга сдерживаемые ранее эмоции. Роза, невзлюбившая меня с самого начала, не могла открыто заявить о своей неприязни ко мне, сейчас ухватилась за возможность вылить на меня ушат словесных помоев, а я, тоже крича в ее адрес отнюдь не нежные слова, избавлялась от пережитого страха.
– Даша, Дашенька, что тут у вас происходит? – неожиданно в нашу горячую словесную баталию, проходящую на двух языках, вклинился удивленный и растерянный голос. Мы разом смолкли, и я, оглянувшись, увидела Любовь Федоровну с книгами в одной руке и мотоциклетным шлемом – в другой. За ее спиной маячил Антонио, который вообще-то должен был бы вернуться домой к вечеру, не раньше. Но, видимо, сегодня закончил все свои дела досрочно.
– Что слючилось, кариньо?
Мы с Розой переглянулись и одновременно заговорили, каждая жалуясь на своем языке. Что говорила, обращаясь целенаправленно к моему мужу и игнорируя учительницу, Роза, понятно мне не было. Я же выбрала своим «адвокатом» Любовь Федоровну:
– Эти часы! С музыкой! Они не давали мне по ночам спать! Будили и пугали! А Антонио говорил, что нет никакой музыки, она мне слышится. Я не знала, что и думать! Понимаете?!
– Понимаю, деточка, успокойся, успокойся.
– Антонио, видишь, не слышалась мне эта музыка, не слышалась!
– Я не понимаю, Даш-ша… – повернулся ко мне муж. – Что ты сказаль?
– Часы! Вот они! – ткнула я пальцем на обломки часового корпуса и, перехватив колючий взгляд домработницы, нервно спросила, обращаясь уже к Любови Федоровне: – Что говорит Роза? Что она говорит моему мужу?
– Роза говорит, что собиралась отнести часы вниз, чтобы вытереть с них пыль. Но когда спускалась с ними по лестнице, услышала дикий крик, от неожиданности выронила их и разбила. Она говорит, что ты, Даша, закричала первая и так громко, что сильно напугала ее.
– Еще бы я не закричала! Вхожу в дом, зову Розу, она не откликается. Думаю, что я одна, и тут слышу эту музыку… И шаги мне навстречу! Как я могла отреагировать? Как бы вы отреагировали на моем месте?! Любовь Федоровна, переведите это Розе и моему мужу!
Преподавательница послушно перевела Антонио и все еще хмурой домработнице, теперь уже жадно прислушивающейся к нашему разговору на русском.
– Даш-ша, это часы! Это только часы, кариньо! Почему ты так напугаль… напугалься, да? – всплеснул руками Антонио, едва дослушав Любовь Федоровну.
– Это не «просто часы», Антонио! Как ты не понимаешь! Музыка из этих часов звучала по ночам, пугая меня, потому что я не знала ее источника! Что я могла думать? Да что угодно! Даже поверить в «проклятость» дома, о которой говорят…
– Деточка, какая «проклятость», что ты! – засмеялась Любовь Федоровна и мягко положила ладонь мне на плечо. Антонио вопросительно посмотрел на учительницу, прося перевести ему мою фразу, и после того, как женщина ему ответила, усмехнулся:
– Кариньо, кто тебе такое сказаль?
– Неважно, – буркнула я.
– Даш-ша, ты не должен верить. Люди – попугаи, я тебе говориль вчера, ты помнишь? – проникновенно глядя мне в глаза, заговорил муж.
Роза вся обратилась в слух нервно, как животное, раздувая ноздри от того, что мы вновь говорили на непонятном ей языке.
– Кариньо, ты усталь. Ты болел, да, ты… как это сказать, трудный неделя, да? Нервиоз. Ты видишь, музыка – это часы. Это не дом, это часы, которые вот, бах, их нет. Понимаешь? Их нет, нет музыка. Пойдем в комнату, кариньо, ты должен отдыхать.
С этими словами Антонио меня обнял и попытался увести.
– Я не хочу отдыхать, я буду заниматься с Любовью Федоровной!
– Деточка, думаю, твой муж прав, ты и в самом деле сильно перенервничала, тебе лучше отдохнуть. Пропустим занятие – ничего страшного, я приду в другой раз.
– Не уходите, пожалуйста!
– Хорошо, деточка, – покладисто, будто разговаривая с тяжелобольной, согласилась Любовь Федоровна и, обращаясь к моему мужу и домработнице, что-то принялась им объяснять. У меня не было сил вслушиваться, чтобы понять. Я всецело доверилась моей учительнице. Антонио, выслушав ее, закивал, а Роза, что-то буркнув, бросила на меня быстрый взгляд и стала спускаться по лестнице.
– Пойдем, Дашенька. Мы поднимемся к тебе, ты приляжешь, Роза принесет кофе…
– Лучше чай! – отозвалась я.
– Роза, не кофе, а чай! – тут же крикнула вслед домработнице Любовь Федоровна. И вновь обратилась ко мне: – Антонио переоденется и тоже поднимется к тебе. Мы немного побудем с тобой, а потом ты будешь отдыхать. Хорошо?
Я покладисто кивнула и уже в комнате спросила у Любови Федоровны:
– А где все же эти часы находились? Почему я слышала их, а Антонио – нет?
– Роза сказала, что убирала салон и услышала мелодию из кладовки, которая находится между кабинетом и спальней. Открыла дверь и обнаружила эти часы. Хотела привести их в порядок – почистить, вытереть пыль, но разбила. Я так думаю, Дашенька, что они стояли себе в кладовке бесхозно. Может быть, были заведены, как будильник, и в определенный час будили тебя музыкой.
– А не могла их Роза заводить?
– Ну что ты, деточка! – засмеялась Любовь Федоровна. – Зачем ей это? Часы и сами могли пойти от какого-то удара, например, опрокинулись на пол.
– Похоже на правду, – вздохнула я. – Когда я будила Антонио, они уже отыгрывали свой музыкальный сет.
– Ну вот! – обрадовалась женщина. – А ты – «проклятый дом, проклятый дом». Ваш дом – замечательный! Уютный, большой, интересный! Кто тебе подобную глупость сказал?
– Так… – потупилась я. – Ходила гулять в поселок, разговорилась в кафе с одним мальчиком…
– Даша, ты опять ходиль в пуэбло? – недовольно спросил вошедший в комнату Антонио. За ним следом молчаливой тенью скользнула Роза, поставила чашку с чаем на трюмо и удалилась.
