— Вики, с тобой все в порядке?
Глупый вопрос. Ясно, что она не в порядке. Я поворачиваю дверную ручку: — Вики, пусти меня, пожалуйста.
Я слышу шум душа. Она смывает с себя все: мои поцелуи, сперму, все, что связано со мной. Интересно, она всегда так поступает, или это происходит из-за того, что она чувствует ко мне отвращение?
Не знаю. Надо надеяться на лучшее. Я включаю свет в спальне и подбираю мою одежду. Я не хочу, чтобы у нее появилось чувство еще большего отвращения, когда она увидит меня голым. Затем я наливаю себе еще бокал шампанского и залпом его выпиваю.
Я жду.
Спустя много времени она выходит, завернутая в полотенце. Я хочу обратиться к ней, но не могу найти нужного слова.
Мое молчание действует ей на нервы, хотя она не должна раздражаться. Отведя в сторону заплаканные глаза, она говорит: — Все нормально, это всегда ужасно первый раз после родов. Это не имеет значения.
Я хочу ее обнять и нежно прижать к себе, но знаю, что она оттолкнет меня. Я просто потное, волосатое, слюнявое животное, которое причиняет ей боль. Боже, через какой ад иногда проходят женщины и как ужасно чувствуют себя мужчины, когда женщины проходят через этот ад.
— Я люблю тебя, — наконец говорю я.
— Да, — утомленно говорит она, но не понимает моих слов.
Я не сумел наладить с ней общение.
Я должен попытаться придумать, что может излечить ее боль. Если она узнает, что меня волнует ее боль, я смогу общаться с ней.
— Я куплю презерватив со смазкой, — говорю я.
Она не отвечает. Она думает о чем-то другом, или, может быть, она потрясена. Она берет свою одежду и снова идет в ванную комнату, чтобы одеться. Я слышу, как она снова запирается.
Я пью еще шампанское. Я сейчас ненавижу шампанское. Оно похоже на необычный лимонад, на испорченный «севен-ап». Допив бутылку, я бросаю ее в мусорный ящик.
Когда она выходит из ванной комнаты, она выглядит свежей и опрятной, но у нее по-прежнему заплаканные глаза.
— Я хочу поехать домой, — говорит она.
— Хорошо.
Я отвожу ее домой.
— Доброй ночи, — говорит она, выходя из такси.
— Доброй ночи.
Мы не прикасаемся друг к другу, не целуемся. Я один, она одна, но мы оба в аду.
Я еду домой и напиваюсь до потери сознания, как только слышу ее крик: «Я знаю, где ты был, черт возьми».
15 января 1959 года.Я пишу Вики записку, потому что не могу разговаривать с ней.
«Дорогая Вики, я очень тебя люблю. Я хочу все привести в порядок. Позволь мне попытаться уладить это. СЕБАСТЬЯН.
P. S. Я хочу в третий раз посмотреть последний фильм Ингмара Бергмана «Седьмая печать». Ты пойдешь со мной? После фильма нам не обязательно ложиться в постель. Я просто хочу быть с тобой».
Она звонит мне в офис.
— Спасибо за письмо.
— Ладно. Как насчет фильма?
— Согласна. Если ты хочешь.
— Угу, Вики…
— Да?
— …какой фильм ты хочешь посмотреть?
Наступает пауза. Затем она говорит:
— «Тюремный Рок» с Элвисом Пресли.
— Хорошо. Договорились.
Это не новый фильм, но когда он впервые вышел на экраны незадолго до смерти Сэма, тот сказал, что это ерунда, и отказался пойти с Вики посмотреть этот фильм. Я тоже уверен, что это ерунда, но мне все равно. Достаточно, если Вики получит удовольствие, так что мы отправляемся в центр, где в кинотеатре на каком-то невероятно замусоренном авеню Б показывают этот фильм.
Сэм был прав: это ерунда. Это все та же массовая культура, приведенная к наименьшему общему знаменателю, но ничего, все в порядке, это смешно, — мы оба смеемся. Единственное спасение от массовой культуры — это наслаждаться ее отвратительностью, иначе придется лезть на стену. Вики тоже знает это, и вдруг мы снова вместе надрываемся от хохота, когда Пресли вращается на шарнирах и издает скрежещущий звук на вечеринке в тюрьме графства. «Тюремный Рок» — это черно-белый фильм. Светотень. Возбуждает!
Когда я сжимаю руку Вики, она не выдергивает ее и после фильма, когда я предлагаю ей поесть гамбургеры и попить пива в кафе в Гринвич-Виллидж, она соглашается.
— Может быть, поедем на нашу квартиру, Вики? — наконец осмеливаюсь сказать я. — Или ты не хочешь туда ехать?
— Ладно.
Мы приезжаем на квартиру, и это оказывается замечательным сюрпризом, так как она привела ее в порядок и на столе для меня лежит подарок.
Я так переполнен чувствами, что не могу говорить. Я неуклюже разворачиваю сверток и нахожу там издание двух пьес Мидлтона «Подмена» и «Женщины, остерегайтесь женщин».
Я целую ее, затем еще раз. Наконец мы направляемся к кровати. На этот раз я более спокоен и всеми силами стараюсь не терять контроля над собой, поскольку знаю, что мне чертовски повезло, — ведь мне представился еще один шанс. Я не слишком форсирую события, и у меня с собой куча презервативов.
Она не кричит.
Мне хотелось бы вместе с ней принять душ, но я не хочу, чтобы она видела меня голым при ярком свете. Может быть, в другой раз, когда я буду более уверен в себе. Мы одеваемся, и я пью виски, а она — кока-колу. Мы сидим на диване в гостиной и смотрим на мерцающие за окном огни. Я чувствую себя прекрасно. Не могу утверждать, что я уже счастлив, но думаю, что скоро буду.
— Как Постумус? — после долгого молчания спрашиваю я, но, кажется, Вики, наконец, относится благосклонно к моему молчанию, так что мне не нужно беспокоиться об этом.
— Постумус такой милый. Он теперь изумительно улыбается.
— Мне нравится Постумус, — говорю я, — иногда у меня такое чувство, будто он мой ребенок.
Вики думает над тем, что я сказал.
— Это из-за того, что ты поддержал меня, когда я захотела назвать его Бенджаменом.
— Угу. И из-за того, что после его рождения ты попросила у меня помощи. Из-за того, что я любил тебя во время всей твоей беременности и после того тоже. Из-за того, что больше нет Сэма, чтобы напоминать мне, что Постумус не мой ребенок.
Она спрашивает, хочет ли Эльза еще детей.
— Она больше не может их иметь. Жалко. Однако у нас есть Алфред.
— Себастьян… как у тебя с Эльзой?
Я объясняю мою концепцию любовной связи.
— Вики, ты же не заинтересована в браке, а? — прибавляю я просто, чтобы убедиться.
— Нет, — автоматически говорит она, но с поспешностью добавляет:
— Я имею в виду, что не сейчас. Разумеется, я знаю, что в один прекрасный день ради детей я снова должна буду выйти замуж.
— А как насчет себя самой, Вики?
— О, конечно, и ради себя тоже! Альтернативы нет.
— Есть альтернатива — только что мы были вместе.
