Я с неохотой поддержала затею. Мы сидели с закрытыми глазами, следили за своим дыханием, пытаясь сделать его равномерным, плавным и глубоким. Коленки затекли сразу, спина все время хотела ссутулиться. Дышать так, чтобы живот выпячивался вперед при вдохе, а не при выдохе, у меня так и не получилось.
Мне надоело, и я открыла глаза, но наша смотрящая просекла маневр и протянула мне шарф – завязать глаза. Я почему-то послушалась. Лолита затеяла игру: называла какой-нибудь орган и говорила, где он находится. От нас требовалось представить этот орган и как бы улыбнуться ему всеми позитивными струнками души. Вместо органов в моей памяти всплывали, как слайд-шоу, интимные фотографии Танюши. Вместо того чтобы представлять свою печень, я визуализировала Танькину грудь – маленькую, как у подростка, изящную, с крепкими острыми розовыми сосками. Вместо шишковидной железы – даже не знала, что у меня такая имеется – мне вообразилась фотография, где Лолита в душе в мокрой просвечивающей рубашке ласкает фаллос, а ее упругие ягодицы отражаются в зеркале напротив. «О чем ты думаешь, извращенка???»
Тем временем наша групповая медитация подошла к концу. Улыбнуться себе у меня так и не получилось (все из-за Танькиной груди!), но зато первый раз за сегодняшний день захотелось есть.
Лолита-Марина быстро спроворила салатик из грибов и орехов с маслом миндаля и авокадо. Несовместимая, казалось бы, смесь продуктов оказалась весьма вкусной. Я поедала добавку, как Марина неловко повернулась и вылила на меня чашку чая.
– Фак! Это же Ungaro!
– Ничего, ничего, сейчас застираем, и все. Быстро высохнет! – не собираясь извиняться, сказала она. – Снимай быстрее!
Я начала снимать кофту, но в узком воротнике запутался кулон с моим именем на санскрите – подарок Сержа на прошлое Восьмое марта. Молодец все-таки у меня муж, всегда дарил классные подарки. Марина бросилась помогать и внезапно провела кончиками пальцев по моим плечам. Мягкая ладонь осторожно ощупывала мою грудь. Я оторопела, не зная, как реагировать. Освободив наконец меня от кофты, она лукаво посмотрела мне в глаза и двумя пальцами сжала мой правый сосок. Второй рукой убрала волосы, чуть прикасаясь к лицу.
Я дернулась и окаменела. Сглотнула слюну. Гадкая физиология – соски покорно окрепли. Детские игрища взрослых дамочек. Почему человек – такое плотское, тупое, запрограммированное существо? Почему я так не возбуждалась, когда то же самое делал мой муж? Или он так не делал? Мозг ретировался, отказавшись контролировать ситуацию.
– Какая у тебя шикарная грудь! Зачем ты ее прячешь под этот скафандр?
Мне нечего ответить.
– Такую красивую грудь надо показывать! – она ласкает обе груди, нежно сдавливая их, нажимая на соски. – Ой, какая она красивая. Такие большие соски. Под них нужно огромное декольте! Нет, лучше голой! Почему люди не ходят голыми?
Марина высунула язычок и, не отрывая глаз от моих, простонала:
– Можно, я ее поцелую? Она прекрасна!
Я бы не успела ответить, даже если бы захотела отказаться. Ее язык щекотал возбужденные набухшие соски, зубки нежно покусывали грудь. Боже, что я делаю? Это же абсурд. Стыдно! Я собралась оттолкнуть ее от себя, но вместо жеста отказа пальцы вцепились в ее волосы и прижали голову сильнее.
В конце концов, что страшного в том, что девочка целует мою грудь?
Таня подскочила ко мне и, помогая Марине, расстегнула лифчик. Ее руки ласкали мою спину, поясницу, массировали шею, пальцы проникли под волосы. По коже пробежали мурашки.
– Какая у тебя бархатная кожа! Я хочу тебя! – Марина отдала меня в объятия Тани, и губы обжег глубокий влажный поцелуй. Наглый язычок скользил по моему небу.
Таня мгновенно разделась, положила меня на стол и прижалась своей упругой грудью к моей, заскользила по моему телу. Я чувствую ее острые твердые соски, ощущаю ее аромат. Волосы щекотят кожу.
– А-а-ах!
– У тебя такой милый животик!
Она скользит острым языком по моему животу, руки все больше возбуждают грудь. Кажется, она читает мои мысли, ее движения опережают мои желания. Я продолжаю стонать. Ее руки скользят по телу, ублажают каждую клеточку кожи, каждую родинку, каждую впадинку. Страстный дерзкий поцелуй Тани доводит меня до пика. Я закрываю глаза... А-а-а!
Марина широко раздвигает мои ноги и влажными губами целует кончики пальцев.
– Ты носишь трусики! Ужасно! Красавица, они больше тебе не понадобятся!
Она ловко стягивает с меня маленький кусочек ткани вместе с юбкой. Я лежу на столе совершенно голая, раскинув ноги, как в гинекологическом кресле, и прогнувшись, возбуждение захлестывает меня.
– Ты божественная!
Таня целует мою грудь, Марина гладит бедра. Мурашки бегут по всему телу.
Опытные пальцы раздвигают набухшие, мечтающие о ласке нижние губы, пальчики жадно суетятся, глубоко проникая внутрь меня. К ним присоединяется горячий влажный язычок, я даже не могу вспомнить, за сколько лет сейчас испытаю блаженство.
Я мечтаю раствориться в этом состоянии, отдаться ему, стать им. Тело овладело мозгом, возбуждение правит балом моих эмоций. Почему я не делала этого раньше? Почему отказывала себе? Почему я раньше не становилась такой влажной, текучей, почему раньше не истекала женской жидкостью удовольствия?
– Да, д-а-а, д-а-а!
Боже, я никогда не разговаривала в постели!
– Ты должна видеть себя, ты прекрасна!
Серж никогда не говорил мне таких слов. Но почему? Ведь именно они и являются афродезиаками. А не «эти титечки» или «твоя жопка»! Сейчас я готова отдаться полностью этой незнакомой девице, я хочу, чтобы она взяла меня, овладела мной, сделала все, что захочет. Наслаждалась мной. Брала меня снова и снова. Она подкупила меня, и я доверилась ей.
– Какая ты сладкая! Из тебя так приятно пить, – она убирает губы, оставив внутри меня дерзкие пальчики.
Таня бережно наклоняется, чтобы попробовать меня. Марина одной рукой удовлетворяет мою, как выяснилось, ненасытную плоть, а второй ласкает Таню.
– Пойдем! – лукаво призывает моя совратительница, мы с Таней покорно следуем за ней. Три обнаженных возбужденных тела останавливаются перед огромным зеркалом, отражающим нашу порочную наготу.
– Смотри, ты рождена для любви! Твое тело живет для удовольствий! Ноги предназначены для того, что их ласкали, грудь – для того, чтобы ей восхищались, ягодицы – для того, чтобы возбуждать, а глаза – для того, чтобы видеть наслаждение.
Они гладят мое тело. Таня кладет меня на диван перед зеркалом, целует, снова запускает пальцы в меня. Они так глубоко... Боль, граничащая с наслаждением, порочность и чистота. Нежность и безумие.
Во всем этом какая-то нереальность происходящего. Марина исчезает и тут же возвращается с огромным, нечеловеческих размеров вибратором.
