женщины. Сначала посмотрят на нее, потом на Костю. И что у них в голове — понятно. «Ничего особенного. Тёлка, как тёлка. Не хуже меня».
Иногда мужчины. Кто задумчиво. Кто оценивающе. Это хуже. Мужчин Агата боялась больше. И каждый раз приходилось себя убеждать, что именно этот — не опасен. Вспоминать о колпаке. Расфокусировать взгляд и дышать носом.
Костя не пытался говорить с ней. Но и не отходил, за что ему… Спасибо, наверное.
Потому что оставь он её саму в толпе — Агата умерла бы. Пусть больше не могла ему доверять, надеяться на него, но чувство мужской руки на собственном теле — будь то еле-заметные поглаживания по спине, талии или большим пальцем по ладони — работали наряду с колпаком.
Костя стал человеком, который может её убить. Но именно сейчас — тем, за кого хоть как-то можно цепляться, чтобы не умереть окончательно из-за его же действий.
Агата не следила за программой, которая наверняка была. Не слушала, о чем и с кем говорит Костя, просто кивала, если приблизившись к уху что-то вроде как подбодряющее произносил Гаврила.
Видела, что между собой они с Костей тоже переговариваются, но зафиксировать смысл все равно не смогла бы.
Просто ждала, когда экзекуция закончится. И чем закончится — тоже ждала.
Сама себе Агата давала не больше получаса. Но сколько прошло времени в реальности — не знала.
Встретилась взглядами с Полиной. Той самой.
Не искала ее, но как-то так получилось, что нашла.
Она стояла рядом с мужчиной. Довольно молодым, наверное, симпатичным даже. Только чтобы оценить это — нужно быть в себе, а Агата… Нет.
Даже не сразу поняла, что с минуту тупо смотрит в лицо девушки, чье место вроде как заняла.
А она, заметив это, не отворачивается и не отводит взгляд. Смотрит в ответ. С любопытством, но без раздражения. Когда понимает, что Агата её узнала — улыбается совсем слегка.
К горлу Агаты подкатывает тошнота, она рефлекторно отворачивается, вжимается лбом в плечо Кости.
Просто не выдержав. И пофиг, что Гордеев подумает.
Он замечает. Разговаривал с кем-то, прервался.
Смотрел сначала на то, как Агата жмурится, справляясь с тошнотой, потом как отрывается от его пиджака.
Вскидывает взгляд на него…
Костя кивает, как бы спрашивая, она мотает головой. Просто не может из себя ничего выдавить. Даже просьбу отпустить, уйти…
Хоть какую-то просьбу…
Но Костя, кажется, всё понимает сам.
Смотрит туда же, откуда Агата недавно отвела взгляд. Кивает…
— Она с мужем. Вам нечего делить…
Всё понимает сам. Но по-своему. В очередной раз подтверждая свой статус бесчувственного эгоистичного человека.
Агате становится по-особенному тошно и тоскливо. Первая волна паники, с которой удается справиться, накрывает, когда бокал из чьих-то рук разлетается о пол со звоном и писклявыми женскими смешливыми вскриками…
— Всё нормально…
Костя вроде как успокаивает, Агата же закрывает глаза, мотает головой, пытаясь справиться самостоятельно…
Это состояние похоже на то, что переживает человек, испытывающий спазмирующие приступы боли, которые переносить раз за разом должен он сам, но рядом находятся люди, которые вроде как убеждают его, этой боли не чувствуя, что он с ней справится, а он…
Единственное, чего хочет — это сбежать из собственного тела. Потому что знает, что боль повторится. Знает, чем закончится.
Не знает только, за что его мучают.
Второй раз Агата почувствовала, что не вывозит, когда на сцене включили микрофон и он отозвался невыносимым скрипом из колонок. Многие потянулись к ушам, потому что звук действительно был не из приятных, но вряд ли хоть кто-то захотел забиться в угол. А Агата — очень…
Отступила даже, но Костя придержал.
— Просто колонки…
И пояснил. За что громадное спасибо.
Действительно ведь… Просто колонки.
Просто колонки, а она душу богу готова отдать. И это не кажется худшим из вариантов.
— Костя, пожалуйста…
Агата прошептала, снова вжимаясь в его плечо, жмурясь и мотая головой…
— Полчаса и мы уедем.
И он вроде как почти сжалился. Ведь полчаса всего… Но Агате захотелось плакать. Потому что полчаса для нее — это адская бесконечность.
Она даже засечь их не смогла бы. Ни проверить, ни стребовать.
— Выпей что-то…
Костя предложил, Агата перевела голову из стороны в сторону, пытаясь взять себя в руки в очередной чертов раз.
Выдохнула, запрокинула голову, чтобы отчего-то повлажневшие глаза не пролились слезами.
И сама не знала, зачем держится. Зачем все это… Но не могла ни отпустить себя, ни в руки взять. Находилась в пограничном состоянии между максимальным напряжением и легчайшим сумасшествием, когда все уже пох.
Так же, как когда-то с ним у обрыва. Потихоньку наклоняясь. Осознавая неизбежность. Будто даже стремясь оказаться там — за чертой.
Только тогда он забросил ее на плечо и оттащил. А сейчас скорее пихает в спину.
Но ни пить, ни есть Агата не могла.
Понимала, что вернула бы прямо тут.
Стояла рядом с Костей, смотрела на пол перед собой. Осознав, что блуждать по залу — плохая идея. Мутит от людей и их движения. Очень повезло, что они с Костей стояли хотя бы не по центру и не передвигались. Что за спиной — стена. И та самая спина напряжена, конечно, но хотя бы нет непреодолимого желания вращаться вокруг оси, чтобы убедиться — сзади безопасно.
* * *
Новый зудящий взгляд Агата почувствовала тоже почти сразу. Не такой, как прочие. Более пристальный что ли…
Такой, что дыхание само собой учащается, хотя казалось бы, куда уже…
Очень захотелось сжать руку Кости сильнее, а лучше услышать, что необходимые ему полчаса прошли.
Но нет.
Костя разговаривал с человеком…
Агата чувствовала, что нерациональный страх растет. Слишком этот взгляд был ощутим, чтобы не пробраться под её колпак. Слишком зудел, чтобы отмахнуться.
Слишком
