– Ты не похож на фантазёра, – рискую спорить. – Больше прагматик. Счетовод, а не астроном.
– Астроном тоже счетовод, – возражает он, расслабляясь. Вытягивает ноги, опирается на спинку стула, устраиваясь поудобнее. – Ракурс у тебя другой. Ты романтизируешь астронома лишь потому, что он смотрит на звёзды. А он их считает. Строит траектории, высчитывает расстояния.
– Делает открытия, даёт новым светилам имена.
В его глазах вспыхивает интерес.
– Пойдём, Ника, – встаёт со стула и протягивает руку. Я поднимаюсь за ним вслед и делаю вид, что не замечаю раскрытой навстречу ладони.
Наверное, это обидно и задевает. Но Нейман не тот, кто покажет свои чувства. Если они у него есть, конечно.
Он всё же ловит меня на выходе. Ладонь его обжигает. Пальцы неожиданно переплетаются с моими. Слишком интимно, и я дёргаюсь, не удержавшись.
– Ты меня боишься? – спрашивает с прохладцей – отстранённо далёкий, однако руку мою не отпускает, хотя я делаю осторожную попытку избавиться от его ига.
Его пальцы тревожат. Зачем он так? Подкатывает? Приручает, как дикую кошку? Но ничего не делает силой. Не пытается прижаться или сжать в объятиях, провести рукой по телу. Ничего этого нет. Только жар тревожащих меня пальцев, что удерживают в своём плену мою ладонь.
Я озираюсь на Мотю, бросаю обеспокоенный взгляд и краем глаза улавливаю, как смягчается неймановский взгляд. Словно я сделала что-то невероятное и растопила его ледышку вместо сердца.
– Я распоряжусь, – говорит негромко. За углом маячат две фигуры. Охранники. Эти покидают дом последними. Им-то он и поручает отвезти уснувшую Мотю назад. Там её ждёт Ира Петровна.
Нейман тянет меня в мою комнату.
– Надень кроссовки и куртку, – командует, нехотя расцепляя наши руки. С сомнением смотрит на мои ноги и платье, но переодеться не приказывает.
Хочет меня выгулять, как собачку, перед сном? Я не сопротивляюсь: оказалось, я хочу на улицу. Там воздух. Темно. Наверное, интересно.
Но мы идём не к выходу, а наверх. Туда, где живёт он.
Нейман снова ловит мою руку, стискивает, как наручником, запястье. Не больно, но надёжно, чтобы не вырвалась
Странное дело: я не боюсь. Если бы он хотел посягнуть на мою честь, вряд ли бы заставил надеть неэротические кроссовки и куртку.
Мы заходим в его комнату. Я оглядываюсь. Мне интересно, хоть я уже сюда нос засовывала. Всё так же стерильно. Нет разбросанных вещей, словно он здесь и не живёт.
Нейман тоже натягивает куртку и тянет меня наверх. Туда, где я ещё не бывала. Мы поднимаемся выше и выше, по ступенькам. Он молчит. Я не задаю вопросов, хотя внутри скручивается предвкушение. Ожидание чего-то необычного. Меня начинает потряхивать, но я всё же пытаюсь сдерживаться.
Нейман, наверное, чувствует мою дрожь – сложно скрыть её, когда тебя ведут за руку. Выше, ещё выше, ещё… Я вспотела, дыхание жёсткое, а он дышит размеренно – робот, а не человек, хотя – я ощущаю – он тоже напрягается. Не так-то оно и просто изображать из себя бездушный механизм.
Мы попадаем на крышу. Ветер обдувает моё разгорячённое лицо. Как хорошо! Я дышу глубоко раскрытым ртом, наслаждаясь.
Над нами – чернильное небо, утыканное звёздами. Красиво. Я задираю голову, заглядываюсь, залипаю, забывая где я и с кем. В чувства меня приводят пальцы Неймана. Проходятся по моим горячим щекам, убирают волосы, натягивают капюшон на голову.
Забота, но уже с подтекстом: ему нравится ко мне прикасаться. И я бы не сказала, что это неприятно, хоть я и стараюсь избегать контакта с Нейманом.
– Здорово, – выдыхаю и смотрю в небо до головокружения. Он не мешает. Стоит рядом. Смотрит туда же. Изо рта у него идёт пар. Его куртка расстёгнута. Я вижу, как белеет футболка. Нейман всегда такой – белые безликие футболки, тёмные штаны. Не удивлюсь, если трусы на нём тоже белые. Скучный. Однотонный. Строгий. Жёсткий.
Волосы у него короткие, но слегка вьются – я это тоже замечаю. И профиль чёткий, словно вырубленный. Тяжеловатые черты, но ему идёт. Та самая харизма, что способна сбить с ног и повести за собой.
А потом я замечаю его. Вскрикиваю невольно и тороплюсь, почти бегу, чтобы убедиться, что глаза меня не подвели.
– Телескоп! – выдыхаю вместе с паром.
Нейман насмешливо приподнимает брови.
– Я думал, ты знаешь, – улыбается мне. – Поэтому с умным видом говоришь об астрономах.
Я смотрю на него во все глаза. Он прав. Незнакомец. Икс.
– Счетовод или учёный? – спрашиваю невольно, разглядывая его по-иному. Глаза у Неймана смеются, и он теряет холодность, как загрубевшую, давно отжившую своё, шкуру, что, растрескавшись, сходит с него пластами. Что там, под ней?.. Я страшусь, но, кажется, хочу это увидеть.
Глава 24
– Ни то, ни другое, наверное, – пожимает он плечами. Совсем другой. Не зажатый. Дышит рвано, словно волнуется. Но ведь он не может? Или может?.. – Я купил его на первые заработанные деньги. Большие деньги. Мне нравится смотреть на звёзды. Они выглядят по-другому, когда становятся ближе. Хочешь?
Да-да-да! Хочу! Очень! Я киваю головой так яростно, что он невольно улыбается. У меня руки трясутся от волнения. Зато Нейман спокоен.
– Не спеши. Звёзды, в отличие от людей, никуда не убегут.
Его руки уверенно ложатся поверх моих ладоней. Спиной он закрывает меня от ветра, а когда я приникаю к окуляру, обнимает меня за плечи, но мне не до посягательств Неймана на моё пространство. Даже не волнует. Я, не дыша, заглядываю туда, куда раньше дорога была мне заказана.
Волшебство. Невольно вскрикиваю от восторга. Грудь распирает от чувств.
– Как здорово! У-и-и! – подвизгиваю и подпрыгиваю от избытка адреналина в крови.
– Ты такая порывистая, Ника Зингер, – голос Неймана разливается бархатом. Я чувствую, как его подбородок касается моей макушки. А ещё он поправляет капюшон и сжимает меня покрепче в объятиях. – Недолго, ладно? Сегодня холодно.
Это… непривычно. И то, как он меня касается, и то, что во мне его прикосновения не вызывают отторжения. Я ничего особенного не чувствую. Только тепло и уверенность, что идут от него, как свет. И его забота – естественная, не наигранная. Я умею чувствовать такие вещи.
Он заботится не потому что хочет трахнуть. Это часть его натуры. Такая же уверенная и непоколебимая, как и его холодность. Но сейчас он другой. И я не могу определиться, какой же он настоящий. Тот или этот? Или это в нём уживается каким-то невероятным образом.
Он склоняется, поправляет что-то, немного отстраняет меня – оттягивает, как кошку, которая рвётся, чтобы лакать запретные сливки, не понимая, что ей не дают лакомство, чтобы не обожралась, а не потому, что хотят наказать.
Он что-то рассказывает мне, но я не понимаю слов. Только его интонации улавливаю и голос.
– Возвращаемся, – выдёргивает меня из эйфории его голос.
– Ещё немного, – клянчу я, отрываясь. Смотрю на него умоляюще и только после этого понимаю, что делаю. Я упрашиваю Неймана?
– Нет, Ника, ты совсем закоченела, – мои руки перекочёвывают в его большие ладони. – Только после болезни. Мы придём сюда ещё.
– Обещаешь? – срывается с губ, и я прикусываю щёку изнутри. Я не должна его просить. Это опасно!
– Обещаю, – голос его звучит твёрдо.
Пальцы сжимают холодные ладони, согревая. Он не делает попыток сблизиться, хотя сейчас, наверное, самый удобный момент. Но Нейман лишь тянет меня за собой, уводит с крыши.
И только когда мы начинаем спускаться по лестнице, я чувствую, как замёрзли ноги. На мне – платье чуть ниже колен, тонкие колготы и кроссовки. Не самый лучший наряд, чтобы щеголять на крыше. Теперь я понимаю, почему Нейман смотрел на меня с сомнением, но благодарна ему, что не командовал в своей неизменной манере. Я бы, наверное, воспротивилась.
– Завтра тебя заберёт водитель, – говорит он, когда мы подходим к моей комнате. Так обыденно, словно дело решённое. – Если ты, конечно, не передумала учиться водить машину.
