данные.
— Хорошо, я её предупрежу.
Отойдя от КПП, я набрала Машку. Подруга ответила почти сразу же и затараторила в наушник:
— Полиночка, я в пробке, мы движемся два сантиметра в час, надеюсь, к вечеру доберусь до твоей закрытой территории!
— Я жду. Скажешь, что ты ко мне, и паспорт покажешь. А я пойду… дальше сражаться с ведьмами и гадкими троллями!
— Ты сейчас серьёзно?
— Ага, как на похоронах. Всё, выбирайся из пробки!
Мой персональный тролль ждал меня на скамеечке, поглощая шоколадные витаминки. Я села рядом и безо всяких реверансов запустила руку в коробочку.
— Э! — возмутилась Прасковья. — Это мои конфеты!
— Это будут твои конфеты, когда у тебя будет твой счёт в банке, карточка в телефоне и возможность заплатить за них, — спокойно сказала я, закинув в рот микроскопическую конфетку. — О, малинка попалась! А пока это конфеты твоего папы. Думаю, он мне разрешил бы.
Меня смерили взглядом. Прасковья помолчала, потом вынула оставшиеся две конфеты и протянула мне одну. Слопала вторую и провозгласила:
— А ты ничего.
— Ничего?
— Ну, норм.
— Какие шикарные эпитеты! Мы в восхищении!
— Кто это мы?
— Это цитата из книги, Прасковья. Тебе ещё рано её читать. Но когда-нибудь ты прочитаешь и найдёшь для себя много интересного.
— Что за книга?
— Рано!
— Пф!
Она достала из кармана куртки телефон, в мгновение ока набрала запрос в браузере и сморщила нос:
— Мастер и Маргарита? Это что, про БДСМ?
— Что-о?
— Ну, типа «50 оттенков»…
Я вздохнула. Да, похоже, не только Филимону нужно воспитание. Мысленно записала пункт в моём ежедневнике: поговорить с Андреем на тему Прасковьи, чтобы установить хотя бы минимальный родительский контроль. В девять лет знать, что «Оттенки» это не про покраску комнаты!
— Чем ты занимаешься в свободное время?
— Играю в зомбаков. Смотрю сериальчики. Чатюсь.
— Что, никаких хобби?
— Кому нужны дурацкие хобби? — фыркнула Прасковья. — Ладно, пошли, а то папа разорётся!
— Чего это он разорётся? Ты же со мной.
— Он не любит, когда я выхожу в посёлок. Говорит, что дома есть всё, что нужно.
— А погулять с подружками? — удивилась я. — С одноклассницами?
— Меня Мика возит на машине в школу и из школы. А потом у меня каратэ, акварель, флейта и по пятницам бассейн.
— Святые персидские котята, — присвистнула я. — Ты жить-то успеваешь, бедный ребёнок?
— То-то и оно, — серьёзно сказала Прасковья. — А ты говоришь — хобби.
Мы поднялись со скамейки и потопали в сторону дома. Нет, конечно, всестороннее развитие с детства — это очень хорошо. И гувернантка или кто там она, эта Мика, — тоже неплохо. Но никто и никогда не заменит ребёнку родителей и подружек. Это я знала на собственном опыте.
Нас обогнал большой светло-синий седан, и Прасковья скривилась:
— О, бабушка приехала.
— Обычно бабушкам радуются, — заметила я машинально. А потом до меня дошло: бабушка Прасковьи — это мама Андрея. Значит, свекровь Полины. Всё, держите меня, а то сейчас в обморок упаду! Не могла свекровь приехать завтра, послезавтра? Надо было обязательно припираться всем сегодня!
— Сейчас познакомишься и сама увидишь, как я рада бабушке, — проворчала девочка, одёргивая куртку и разглядывая пятно на колене.
Мы резво дошагали до виллы «Сказка», позвонили в калитку. Над воротами бесшумно развернулась камера, глянула на нас бесстрастным взглядом, и зуммер активировал замок. Прасковья вошла первой и направилась к вылезавшей с заднего сиденья представительной даме лет шестидесяти. Вот она выглядела на свой возраст, хотя и усиленно молодилась. Крашеная блондинка с модной причёской «пёрышками» и монументально накрашенным лицом, свекровь была одета в светлый брючный костюм и уверенно держалась на семисантиметровых каблуках.
— Здравствуй, бабушка, — вежливо сказала девочка, и бабушка наклонилась, чмокнула её в обе щеки, а потом сказала:
— Здравствуй, Прасковья. Почему ты одна ходишь по посёлку? Что за вид? Разве может девочка из приличной семьи выходить из дома в такой курточке? И ты опять ела шоколад? Ты же помнишь, деточка, что надо ограничивать себя в сладостях, иначе будешь толстой, как мама!
Тролль в Прасковье съёжился, свернулся в клубочек и заплакал, сунув большой палец в рот. Девочка сникла, но ещё держалась. Ответила с лёгким вызовом:
— Я не одна, а с Полиной. И я не ем никогда этот чёртов шоколад!
— Добрый день, — поздоровалась я, подходя ближе. Что сказать? И сказать нечего.
— Полина?
Меня окинули очень сильно оценивающим взглядом, буквально на атомы разделили, не говоря уже о том, что раздели до белья и увидели непарные лифчик с трусами.
— Иди, деточка, — свекровь взмахом руки отправила Прасковью к дому. — Переоденься, будь добра, пока папа не увидел, и умойся.
Девочка ободряюще посмотрела на меня и убежала по дорожке в сосновую благодать. Я осталась один на один со свекровью. Захотелось спрятаться.
— Рада познакомиться, — соврала дама, окончив осмотр моей персоны. — Ты приятная. Не нашего круга, но что поделать, теперь уже поздно. Однако я хочу, чтобы ты, деточка, не забывала одну важную вещь.
— Какую? — спросила я, пытаясь прийти в себя. Свекровь полюбовалась на свои ногти с безупречным французским маникюром и ответила:
— Ты здесь ненадолго. А я — навсегда.
Глава 8. А не пошёл бы ты, милый…
16 апреля, Репино
Меня трясло. Внутренне, разумеется. Не хватало ещё показывать, что обидные слова задели!
Я выросла в детском доме. Нам с Димкой было по семь лет, когда погибли наши родители. Сами детдомовские, они вырвались из системы, победили её, не спились, не попали в тюрьму. Всю жизнь я хотела стать, как они. Вырваться и создать семью, раз какие-то непонятные силы отняли родителей. Стать матерью, женой. Я не курила и не пила. Никогда не делала ничего предосудительного, кроме нескольких раз, за которые давно раскаялась и попросила прощения. В ответ
