с моими родителями сам. Они — взрослые, и раз уж натворили дел — пусть разгребают!
Выпалив все это, я почувствовала облегчение. Да, надо было сразу же сказать это Андрею, а не мямлить ерунду. Ведь условия нашего «договора» и правда продувные.
Громов, кажется, ожидал услышать от меня все, кроме того, что я сказала. Он искренне удивился, и смотрел на меня с… с жалостью?
— Вижу, любишь ты своих мать с отцом! И договоренности соблюдаешь также, как и они…
Я возмутилась.
— Родителей я люблю, несмотря на все их недостатки. А про договоренность — я уже тебе объяснила. Ты меня врасплох застал со своим шантажом, и я только сейчас сообразила, что это надувательство какое-то.
— Солнышко, — без улыбки сказал Андрей, обратившись ко мне, как всегда не назвав моего имени. — Ты, кажется, обманулась из-за моего доброго к тебе отношения. Ты хоть что-то про меня знаешь? Я тебе очень не советую меня злить, итак терплю твои выходки. Скажи-ка, дороги ли тебе твои родители? «Надувательство», как ты выразилась — это про вашу семью. Твои мать с отцом обманули моих… подопечных, выразимся так, и я компенсировал их долги. Но они его решили не возвращать, так теперь еще и ты. Слово дала, слово взяла обратно… Может, мне поехать к Марианне с Эдуардом? Только в этот раз разговор будет серьезным, и доброе отношение я уже гарантировать не могу.
А вот теперь мне стало не по себе. Наверное, только сейчас я осознала, что передо мной не просто молодой мужчина, про которого ходят неясные слухи про его отношения с законом, а действительно — человек, связанный с криминалом. Я сглотнула, и отпила кофе из стакана, скрывая замешательство. Язвить, острить и грубить резко расхотелось, итак уже накуролесила…
Но почему Громов не осадил меня раньше? Ведь я именно потому и позволяла себе такое поведение, потому что он мне это позволял. И даже поощрял, как мне кажется. Вот я и обманулась — не вязались у меня в голове слухи о нем, и то, каким я видела Андрея своими собственными глазами.
Теперь увидела. Вроде, ничего такого и не сказал, но мороз по коже.
— Ты угрожаешь мне… убийством моих мамы и папы?
— Не так радикально. Но свои деньги, которые они мне задолжали, я смогу выбить очень легко. Ведь есть неплохая квартира, которую можно продать, или отдать в счет долга.
— Эта квартира принадлежит Артему! — возмутилась я. — И мать с отцом не смогут ее продать, закон не позволит.
Андрей презрительно отмахнулся от моих слов.
— Поверь мне, свое я всегда получаю. По-хорошему, или по-плохому. Не заставляй меня выбирать второй вариант — тебе не понравится.
Ненавижу! Ненавижу, когда мне не оставляют выбор! Разумеется, мне придется согласиться, но и условия обговорить не помешает. Все же, родителей я люблю, хоть и не разделяю их… жизненные интересы, скажем так. И они меня любят — в этом я была уверена всегда. Да, по-своему: эгоистично, инфантильно, и иногда их любовь больше похожа на ненависть, но при всем их образе жизни, когда я серьезно заболела — мама с папой нашли немаленькие деньги, чтобы отвезти меня в Израиль. И после операции, когда я очнулась, мама держала меня за руку, а отец сидел на кушетке — осунувшийся и измученный.
Не ради этой квартиры, которая не дает всем покоя, а ради них — своей семьи — я сделаю все, что нужно. Все, что от меня потребуется.
— И сколько они должны? И сколько мне нужно будет таскаться с тобой? — спросила я, а затем исправилась. — То есть, не таскаться, а сопровождать.
— Пятьдесят тысяч, — ответил Андрей, и я выдохнула.
— Давай я отдам их тебе — завтра привезу. У бабушки отложены, — объяснила я. — Отдам, и распрощаемся, хорошо?
— Хорошо, — улыбнулся Андрей. — Тогда я жду завтра пятьдесят тысяч долларов. Хорошая у Александры Филипповны заначка.
Долларов! Пятьдесят тысяч долларов!!!
Хотя… я могла бы и сообразить, что долларов, а не рублей.
— Нет, тогда не привезу, — погрустнела я.
— Не расстраивайся, Светлячок, и не вешай нос! Я ничего страшного не требую. Просто не спорь со мной, и больше не устраивай никаких представлений. Отработаешь…
— Сколько мне отрабатывать? Может, назовешь срок? Или мою часовую ставку, а?
— Мммм, — Андрей задумался. Сейчас мужчина был доволен жизнью. Видимо, в этом мы похожи — в любви довести оппонента до белого каления, и радоваться этому. — Пусть будет шесть месяцев! Заметь, я весьма недешево оценил твои услуги — почти десять кусков в месяц.
— Так и напишу в своем резюме, — не удержавшись, съязвила я. — И на сколько мы едем в столицу? И зачем?
Андрей отправил в рот кусок стейка, и откинулся на стуле, приняв такой довольный вид, что меня сразу потянуло сделать что-нибудь этакое. Нехорошее. Как-нибудь испортить ему настроение.
— Сразу бы так. Женщина и должна быть такой — послушной и покладистой, — поделился со мной Громов сведениями почерпнутыми, кажется, из Домостроя. — Едем мы на три дня, выезжаем в четверг. Придется тебе прогулять пару дней пары и работу. Насчет Армена не беспокойся — отпустит, и даже заплатит за твой прогул, если надо.
— Не надо, — пробурчала я.
— Если хочешь — бросай эту работу, — Андрей хмыкнул, выражая свое отношение к моему заработку, и к самой должности. Сноб. — А едем мы на пару встреч. Будешь меня сопровождать, вести себя мило, и притворяться любящей девушкой. Ничего сложного!
— С кем будут эти встречи? С твоими… хмм, коллегами по криминалу?
— Не думай об этом. Дела мы будем обсуждать отдельно, но и с подругой на паре вечеринок мне показаться нужно. И, надеюсь, ты поняла меня, как нужно себя вести? Не так, как вчера. Меня уже успели достать, советуя клиники реабилитации, в которые советуют тебя отправить.
«Да, переиграла я, — подумала я. — Но ведь поверили! Правда, в алкоголизм Андрея никто не поверил. А зря!»
— Хорошо, я буду паинькой. Мило улыбаюсь, называю тебя «зайчиком» или «котиком», вешаюсь на тебя и мурлыкаю, — кивнула я, признавая поражение.
— Если нужны тряпки — купим. Хоть здесь, хоть в столице. Пользуйся моим предложением — на цену можешь не смотреть, — расщедрился этот барин. — Хотя, насколько я успел понять, и твои платья вполне пристойны. Даже удивительно, при таком то достатке!
— Обойдусь. Меня устраивает мой гардероб.
— Как хочешь, — Андрей пожал плечами, словно говоря: «Было бы предложено!» — Вот твои чаевые, заеду завтра.
Громов кивнул, встал, и быстро вышел из кафе. А я даже не успела спросить, куда и во сколько он
