Там-то, на сцене, он и заприметил Элю. С длинной светлой косой, перекинутой на грудь, со вздернутым носиком, она старательно выводила мелодию, и это ее старание казалось Семену почему-то детским, трогательным и умиляло его, делало мягким и сентиментальным…
Женщин в его жизни было мало. Очень мало. Да и те, что были, не оставили особого следа в душе. Все как-то урывками, по-быстрому… Похоже, нормальных-то отношений ни с кем у него и не сложилось. Он и не представлял себе, что это такое – «длительные взаимоотношения между мужчиной и женщиной». С девушкой из хора ему хотелось именно отношений. Не сиюминутной связи, не легкого флирта, не быстротекущего романа, а именно длительных отношений, полноценных, глубоких. Но как подойти к ней, как приблизиться, он не знал. Долго мучился, представляя себя то за кулисами в ее гримерке, то в ожидании после концерта у служебного входа, то провожающего ее под ручку до самого дома… И в конце концов пошел по стандартному пути: букет от восторженного поклонника после каждого концерта.
Когда он первый раз подошел с цветами, она даже не поняла, что это ей незнакомый мужчина букет протягивает. Оглядывалась по сторонам, думая, что, скорее всего, кому-то из соседок предназначен знак внимания. Но соседки тоже недоумевали. Иногда, редко, правда, кто-то из своих дарил цветы на выступлениях. А поклонников, как правило, не было. Они же – хор. Большая масса, из которой никто ничем особо не выделяется. Солисты – другое дело. Тут все ясно. И поклонники, и долгие аплодисменты, и крики «браво» и даже любовные записки, запрятанные в зелень букетов… А девушек из хора редко кто баловал вниманием, если только свои.
Мужчина не был своим, но тянул цветы именно Эле. Тянул и смущался.
Эля тоже засмущалась, приняла букет и долго за кулисами не могла отдышаться от накатившего вдруг волнения. Что за мужчина? Откуда он? Странный какой-то. Почему ей? Она не солистка. Непонятно.
Когда букет стал появляться на каждом выступлении, Эля заволновалась по-настоящему. Никаких записок, правда, не было, и она не знала, что думать.
Дома муж удивленно глядел на цветы и строго вопрошал:
– Откуда?
Эля отвечала честно:
– Дарят на выступлениях.
– Лучше бы денег больше платили, чем веники эти бесполезные, – сквозь зубы реагировал он, делая равнодушный вид. Якобы ему были неинтересны все эти лютики-цветочки. Но на самом деле замечал всегда, криво ухмылялся и едко язвил:
– Да! Теперь ты у нас настоящей артисткой заделалась.
Эля не обижалась. Она привыкла. К неуважению, к равнодушию. Терпела ради сына. Зря, наверное…
Ну так вот… Семен смелел раз от раза. То ручку ей пожмет во время передачи букета, а то и поцелует кончики пальцев… И только смотрит! И пятно на его лице темнеет при взгляде на нее!
А потом все же решился. Подождал ее у выхода из театра, спросил разрешения проводить, познакомился. Долгие ухаживания – не его стиль. Не знал как, не умел, не имел опыта. Поэтому сразу, что называется, быка за рога. Она и не сопротивлялась особенно. Так… неуверенно как-то, слабо попыталась отговориться в первый раз, мол, я замужем и все такое. Но он не услышал или сделал вид. Короче, спустя полгода Эля, уже будучи беременной, ушла от мужа и вышла замуж за Семена.
Нельзя сказать, что она оставила мужа легко и без сомнений. Конечно, это не так. Но Семен напирал так мощно, что сил сопротивляться у Эли не оставалось. Тем более что беременность, случившаяся чуть ли не на первом месяце их связи, основательно выбила ее из колеи. Токсикоз и недомогание, слабость и плаксивость, с одной стороны. Безудержная и какая-то даже животная радость Семена от осознания себя будущим отцом – с другой… Новые ощущения навалились мощной волной и заполонили Элю без остатка.
Муж почему-то быстро сдался, сник, не особенно и держась как будто за Элю и за сына. Как принято говорить, не боролся за свою семью. Элю немного удивляло это и в то же время успокаивало, поскольку оказалось, что ситуация разрыва потребовала гораздо меньше душевных затрат, чем Эля предполагала изначально.
Только потом, спустя долгие-долгие годы, Семен рассказал, что у него с ее мужем состоялся сложный разговор, и что Сеня чуть ли не отступную платил ему, потому что тот никак не хотел уходить подобру-поздорову и даже грозился дружков привлечь… Но Семен смог каким-то образом полюбовно закрыть вопрос… На то он и авторитет! И первый муж Элеоноры никогда новую семью своей супруги не беспокоил, только переводил на сына положенные алименты. И все…
Тогда ничего этого Эля не знала и с удивлением обнаружила в своем не слишком-то учтивом и ласковом супруге новые черты: он перестал грубить ей, перестал оскорблять и даже как будто зауважал. Может, он, конечно, всегда уважал, скрывал только… А теперь скрывать перестал. И всех скандалов, которые, как правило, сопровождают развод, им удалось избежать.
И только спустя много-много лет Эля узнала истинную правду.
А тогда… Тогда она на шестом месяце беременности официально расписалась с Семеном.
Было ли для него это нарушением воровских канонов? Наверное… Но Семен не сомневался в своем решении ни на минуту.
Он, не знавший толком ни женской ласки, ни своей мужской силы, влюбился так, что все условности меркли перед мощью его чувства.
– Элька! Я обожаю тебя! Ты для меня все! Понимаешь, все! Бросай работу! Не будешь ты больше работать! Хочешь петь – пожалуйста! Только для души, для меня, но не как заработок. Уж я-то смогу обеспечить и тебя, и детей…
Эля не знала, как реагировать. Вроде бы здорово – не зависеть от работы, от расписания концертов, гастролей, навязанного репертуара. А с другой стороны, чему себя посвятить? Сидению с детьми? Ухаживанию за новым мужем? Понравится ли ей такая жизнь?
Она была практически одного возраста с Семеном, ну буквально года на два-три моложе. К тому времени на сцене она провела уже лет семнадцать, а то и все двадцать. Устала, конечно. Но запрет на работу был неприятен ей своей категоричностью и безвыходностью. Нет – и все! Не обсуждается. Это он только предлагал в мягкой форме, мол, не надо бы тебе больше работать… Мол, хватит уже… На самом же деле за этими обтекаемыми формулировками скрывалось жесткое, непоколебимое и необсуждаемое решение.
И долгие годы Эля мучилась сомнениями: а правильно ли она поступила, связав свою жизнь с таким непростым человеком.
Навыков общения с детьми у Семена не было никогда. Да и в отношениях с Элей он частенько срывался на прямой диктат, чем пугал ее до слез… Бывало, что Семен уходил в бега, мотаясь по стране, а Эля коротала долгие месяцы в одиночестве… Случалась и необходимость прятать семью… И тогда Эля с детьми по нескольку недель не выходила из каких-то съемных, как правило, убогих, грязных, захламленных квартир… На ее глазах проходили и сходняки, и жесткие разборки…
Эля порой проклинала свою судьбу. Прижмет, бывало, к себе детей – двенадцатилетнего Валентина и малютку Сонечку, обнимет их и держит в крепких объятиях своих долго-долго… Не отпускает. И заплакать боится, и сдержать слезы сил нет…
А Семен то прячется, то шифруется, то разъезжает по стране…
Потом, спустя годы, устаканилось вроде бы. И не сказать, чтобы Семен угомонился. Нет. Он-то как раз развил бурную деятельность. Был везде. Где споры, у кого проблемы – он тут как тут. Не сам, конечно, напрашивался, а как положено: попросят разрулить конфликт – пожалуйста. Он же авторитет. Он правильный, справедливый, мудрый.
В его голове постоянно рождались новые схемы, какие-то хитросплетения, логические многоходовки. Он постоянно находился в движении, в поиске новых путей добычи денег. Казалось, ему мало того, что он имеет и так, без усилий. Надо было больше. Дочка росла, требовала нарядов и украшений. А он не мог отказать единственному ребенку. Видимо, дочь и была истинной причиной более-менее размеренного образа жизни, который с годами выработался у него.
Сонечка, сама того не сознавая, создавала такой микроклимат в семье, что не хотелось Семену никуда уезжать надолго. Тем более что, взрослея, она часто обращалась к отцу за советами, и он с удовольствием анализировал все ее сначала детские, потом подростковые, а затем уж и вовсе девичьи ситуации. Именно он, а не Эля. Это льстило Семен у, укрепляло и без того высокий авторитет и грело, очень грело… Кроме того, Сонечка много читала, и они вместе с отцом частенько разбирали сложные задания по литературе, или спорили над какими-то неоднозначными умозаключениями классиков, или, дискутируя, составляли план сочинений…
