От нервного волнения я закашлялась. Следователь молча ждал, пока пройдет приступ, даже воды не предложил.
– Муж сказал, они с ней сначала в ресторане посидели. Мол, девушка сильно удивилась, что её пригласили в ресторан, да ещё так галантно за ней ухаживают. Она не привыкла к подобному отношению. Выпили хорошо, поговорили по душам, потанцевали. Дима сказал, они были в таком заведении, где ни он, ни она не примелькались. Девушка о нём ничего не знала, только имя, но сразу поняла, что Дима при деньгах. А куда он её повёз, ей было глубоко наплевать. Она так растрогалась, что объявила: сделает всё как по любви и без денег. Скорее всего, поверила, что это судьбоносный шанс, и собралась окрутить моего мужа.
– А вы это к чему сейчас рассказываете?
– К тому, что девушку должен кто-то искать, ведь она пропала без вести. Должны же у неё быть родственники, друзья. Повторяю, ее звали Рада, хотя возможно, это псевдоним для клиентов, которым она оказывала сексуальные услуги. Нужно проверить, вдруг девушка с таким именем числится среди пропавших. Она погибла от рук моего мужа. Я хочу вам доказать, что преступник он, а не я. Я всего лишь жертва обстоятельств. Проверьте багажник машины моего супруга. Уверена, там вы найдёте следы преступления.
– Вы вообще представляете, сколько проституток пропадает каждый день? Пачками!
Следователь листал моё дело. Врач откровенно скучал, зевал и всячески показывал, как всё это ему надоело и что подобные допросы ему совершенно неинтересны.
– Я ещё раз прошу вас проверить мои показания. Ничего не хочу, кроме справедливости.
– Да какая справедливость?! – неожиданно заговорил врач. – Вы должны смириться с тем, что вам здесь лежать очень и очень долго. Если честно, то лучше сидеть на зоне, чем стать вечным подопытным кроликом в психушке. На зоне хоть правовой режим поддерживается, в отличие от рабской и бесправной психушки. Примите это как данность. Теперь вся ваша жизнь будет напрямую связана с нашей спецбольницей. Смиритесь, деточка, у вас начинается новая жизнь. То, что вы сейчас пытаетесь нам доказать, по сути никому не нужно. В дальнейшем расследование будет идти без вашего участия.
– Я слышала, что лучше десять лет провести на зоне, чем в психиатрической спецбольнице под страшными препаратами и в жуткой атмосфере.
– Правильно слышала, – согласился он. – Судьба у вас такая.
– Кстати, ваш муж подал на развод. – Следователь оторвал взгляд от материалов уголовного дела.
– На развод?
От этой вести мне стало нехорошо, и я попросила стакан воды. В глубине души я до последнего верила, что Димка решил просто меня наказать. Считала, что он обязательно меня вытащит. А теперь меня поставили перед фактом: Я ТУТ НАВСЕГДА… Дима просто избавился от меня, как от надоевшей и отслужившей свой срок вещи.
– Если я душевнобольная, то мой муж может со мной разводиться? Это законно? – Я задавала вопросы и понимала всю трагичность своего положения.
– С юридической точки зрения это не представляет сложности. Вашему мужу стоит лишь нанять хорошего адвоката по семейным делам. Думаю, он уже это сделал. Развод может быть совершён независимо от желания душевнобольного супруга. На весь период пребывания в стационаре на принудительном лечении человек признаётся недееспособным, а значит, он не может контролировать свои действия и понимать их значение. Для развода вашего согласия не требуется.
Сжав кулаки, я не удержалась:
– Я жить не хочу! Я вас умоляю, дайте мне что-нибудь острое, я хочу себя убить! Пожалуйста, помогите мне. Я вас очень прошу… Вы же не звери. Пожалуйста…
Через минуту в комнату влетели санитары, сделали мне укол, и я провалилась в черную бездонную пропасть.
Допросы закончились. Я умоляла врачей о встрече с мужем, но никто не реагировал на мои просьбы. Каждый день меня пичкали таблетками и уколами, после которых я вообще ничего не соображала и была похожа на овощ. Со временем я превратилась в зомби, только и делала, что целыми днями меряла палату шагами. Медики откровенно надо мной издевались, обсуждали мою внешность, называли уродкой и говорили, что мой бывший муж – крайне благородный человек, оплачивает мне отдельную палату и я не вижу кошмара, который творится за её пределами. При этом они постоянно пугали, что поместят в «смотровую» палату, мол, это аналогия карцера в тюрьме. Большая комната, где в центре постоянно дежурит санитар, а на койках особо буйные пациенты, которые вообще ничего не соображают, и суицидники. Их за руки привязывают ремешками к койкам. Мол, когда это произойдёт и меня туда поместят, я увижу настоящую жизнь.
Когда я немного приходила в себя, мной овладевали страх и безумие. Я прислушивалась к любому шороху, и мне начинало казаться, что кто-то ходит по палате. Я понимала, что медленно схожу с ума, но ничего не могла с этим поделать. Перед глазами постоянно плясали какие-то огни и геометрические фигуры.
Однажды я уже настолько ослабела, что почувствовала сильное головокружение и упала на пол. Не знаю, сколько времени пролежала на полу. Всё это время мне казалось, что я лечу в пропасть. Когда очнулась, то дрожала, как осиновый лист. Не помню, как доползла до кровати, как смогла на неё забраться и укрыться одеялом, трясясь от жуткого страха смерти и душевного холода. Я не понимала, где верх, где низ. Замкнутый бег по кругу и пронзительные голоса.
Вскоре произошло ужасное. Один из врачей в свою смену начал мною торговать и под покровом ночи приводил в мою палату мужчин-извращенцев. Видимо, они платили ему хорошие деньги за возможность переспать с уродкой. Он делал мне инъекцию в вену, и я плохо понимала, что происходит. Потные тела, сдавленные стоны… Когда я немного отходила от дурмана, то видела синяки на теле и с трудом вспоминала события ночи. Я пыталась пожаловаться другим врачам, но они откровенно надо мной смеялись, потому что считали меня сумасшедшей. Мол, я так мечтаю, чтобы хоть кто-то залез на моё уродливое тело, что представляю себя с самыми разными мужиками. Никто не верил тому, что творилось у них в отделении по ночам.
Со временем я привыкла к мысли, что я – бесправное существо, которое имеют все кому не лень. Когда инъекции не до конца отключали мой мозг, я закрывала глаза и видела картинки из прошлого. В этом ярком калейдоскопе видений почему-то нас было двое – Макс и я. Мы падаем на листву, и Макс жадно впивается в мои губы. Я кричу, что он сумасшедший, что на нас смотрят люди, а он отвечает: пусть смотрят и завидуют. «Дай бог, чтобы такие отношения, как у нас, были у каждого», – говорил он.
Как-то раз, открыв глаза, я с трудом попыталась сосредоточиться и понять, где нахожусь и что со мной произошло. Я не сомневалась, что никогда раньше не видела лежащего рядом со мной обнажённого мужчину, который по-хозяйски положил руку на мою грудь и с силой мял её. Нет, не хочу это видеть! Пусть дадут еще дозу! Голова моя разламывалась от сильной боли, словно её зажали в тисках и постепенно сдавливали. В висках словно барабаны стучали, во рту пересохло… Казалось, еще минута – и голова треснет от боли. Из глаз полились слёзы, но я ничего не могла с собой поделать.
