– Ужин завтра вечером, – твердо повторил он.
– Нет, – категоричным тоном отказала она.
Габриэль прищурился:
– У тебя на завтра что-то запланировано?
Брин негодующе вздернула брови:
– В ближайшие три дня у меня выходные, поэтому отправлюсь навестить маму и отчима. По этой же причине я сегодня так долго разговаривала с Эриком, – с вызовом добавила она.
– Понятно, – медленно произнес Габриэль, не желая снова затевать этот разговор или вновь ревновать ее к Эрику. – Как ты туда доберешься?
– Поездом.
– Давай я тебя отвезу…
– Не неси чушь. Габриэль, – резко и с негодованием прервала его Брин. – Достаточно уже того, что мы снова встретились. Я не хочу завтра шокировать маму твоим появлением у нее на пороге.
Он поджал губы.
– Хочешь сказать, что она даже не знает о твоем участии в выставке в следующем месяце?
Брин фыркнула:
– Я не знаю, как вообще сказать ей, что снова связалась с семейством Д’Анжело.
– Черт побери, Брин, – сердито посмотрел на нее Габриэль. – Твоя мама никогда не относилась ко мне с такой ненавистью, как ты!
– Ты не можешь этого знать, – безразличным тоном отрезала она.
На самом деле Габриэль был уверен в своих словах, но он не считал возможным сейчас признаться Брин в том, что неоднократно виделся с ее матерью в тот нелегкий для них период, пытался помочь…
– Брин, твой отец.
– Я не хочу говорить о нем! – Ее глаза вспыхнули злобой.
Габриэль понимал, что они все равно не смогут долго избегать этой темы.
– Брин, он был обычным человеком, не святым. Простым человеком, – повторил он. – Его предыдущие правонарушения не стали достоянием общественности, потому что в таком случае приговор оказался бы более суровым, но ты ведь знаешь, что твой отец был профессиональным аферистом.
– Как ты смеешь? – Она задохнулась от ярости.
Габриэль нахмурился:
– Он сам виноват во всех своих бедах.
– Ты уже это говорил.
– Это правда. – Он вздохнул. – Брин, я приходил к вам домой, разговаривал с твоим отцом, пытался отговорить его продавать картину. Потому что я знал, нутром чувствовал, – он приложил руку к сердцу, – что картина поддельная. У меня не было доказательств, только ощущение, но этого было для меня достаточно, чтобы попытаться отговорить его от этой затеи. Через день после моего второго визита заголовки газет уже пестрели сообщениями о его аресте.
– Ты хочешь сказать, что прессе все рассказал мой отец? – ахнула Брин.
– Не знаю, но это точно был не я. А если не я, то только он. Если ты мне не веришь.
– Конечно, я тебе не верю! – презрительно произнесла она.
Он тяжело вздохнул.
– Тогда спроси свою мать, – предложил он. – Попроси ее рассказать обо всех аферах и махинациях Вильяма, которые ей пришлось пережить. Брин, ты должна поговорить с ней, – настойчиво повторил он.
– Я ничего не должна. – Она решительно покачала головой. – Я ненавижу тебя за сказанное сегодня. – Она сделала глубокий вдох.
Габриэлю ничего не оставалось, как проводить взглядом Брин и смириться с тем, что она действительно имеет право его ненавидеть.
– Хорошо, девушка, пришло время откровенничать! – Мать Брин с улыбкой поставила на столик для пикника кувшин свежего лимонада и два стакана и присоединилась к ней. Они устроились в саду за домом, в котором она теперь жила с Райсом Эвансом, своим вторым мужем.
– Каких же ты ждешь откровений? – Брин напряженно выпрямилась на стуле и медленно отложила в сторону блокнот для зарисовок, с настороженным выражением лица наблюдая, как мама разливает лимонад по стаканам.
Мэри была копией Брин, только постарше: темно-серые глаза, каштановые волосы, ниспадающие на плечи. Она с упреком взглянула на дочь, присаживаясь на другом конце стола.
– Брин, я твоя мама. Ты приехала домой два дня назад и все еще продолжаешь играть в молчанку.
– Я делаю наброски. – Занятия живописью успокаивали Брин. Полностью погружаясь в изображение осенней природы, она старалась не думать о том, что Габриэль рассказал ей об отце.
– Я заметила, – отмахнулась Мэри. – Скажи мне, кто он, – с любопытством спросила она, пригубив лимонад.
– Он? – взвизгнула в ответ Брин. Она знала, как сложно увести маму от темы, если она решила все узнать.
– Что за мужчина, который делает мою обычно болтливую дочь интровертом?
По уверенной интонации Брин поняла, что ее мать не потерпит вранья. Брин осознавала, что действительно словно утратила способность и желание разговаривать после того вечера с Габриэлем. Она была сбита с толку новыми подробностями об отце. Но больше всего ее пугали постоянные мысли о самом Габриэле.
Она испытывающим взглядом посмотрела на мать:
– Ты счастлива с Райсом?
– Полностью, – мгновенно ответила Мэри, и ее лицо озарила улыбка.
Брин кивнула.
– А с папой была счастлива?
Улыбка исчезла с лица женщины, и она нахмурилась:
– К чему ты это?
– Не знаю. – Она взволнованно вскочила на ноги. – Просто… я вижу ваше общение с Райсом: как вы подтруниваете друг над другом, заботитесь и уважаете друг друга, но я не помню, чтобы у вас с отцом были такие же отношения.
– Вначале мы были счастливы. Когда ты была маленькой.
Брин озабоченно нахмурилась:
– Но потом что-то изменилось?
Мэри поморщилась:
– Все… стало сложнее. Вильяму надоело день за днем сидеть в офисе, и он стал придумывать всякие способы быстро разбогатеть – и все они оказались провальными. Теперь ты уже достаточно взрослая, чтобы знать это, Брин. Вильям истратил на свои проекты все наши сбережения, и я никогда не знала, что еще взбредет ему в голову. И будет ли на следующей неделе у нас крыша над головой. – Она пожала плечами. – Такая неуверенность в партнере может испортить самые лучшие отношения, а наш брак и так уже трещал по швам. И быстро превратился в кошмар.
Возможно, по этой причине мать Брин теперь ценила надежность и ответственность Райса, отчим Брин всю свою жизнь проработал плотником и пользовался невероятным уважением у своих друзей и знакомых.
– Почему же вы тогда не разошлись?
Мама улыбнулась:
– У нас была ты.
– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы оставить папу? – Брин испытывающим взглядом посмотрела на мать.
– Конечно, – честно призналась Мэри. – И я уверена, как бы тебе ни было больно, этим бы все и закончилось.
Брин болезненно поморщилась.
– Но во время процесса ты поддерживала его.
– Он был моим мужем. И твоим отцом, – подчеркнула мать. – И ты обожала его.
Да, Брин обожала отца. Но она была не в состоянии выбросить из головы признание, которое Габриэль сделал в тот вечер в Лондоне. Ей хотелось спросить мать, узнать от нее, являлись ли правдой его слова. Замечания матери подтвердили опасения Брин: как и говорил Габриэль, Вильям был мелким аферистом. В течение их с Мэри брака он вел криминальный образ жизни. Мелкий жулик, который захотел сыграть по-крупному, продав фальшивого Тернера, и серьезно вляпался.
