— О … дорогой, — выдохнула она.
Своей капитуляцией заработала еще один поцелуй, еще более сладкий и глубокий.
Но он так легко не удовлетворился.
— Назови меня по имени, — потребовал он.
На мгновение Лауру словно парализовало. Она так расклеилась, что не была уверена, что помнит свое собственное имя, уж не говоря о том, которым назвала его.
— Гм… ммм… Николас.
— Еще раз, — пробормотал он, прижимаясь к ее губам.
— Николас… Николас… Николас… — Это слово почти неслышно вырывалось у нее между поцелуями. И если этот момент не был моментом настоящей страсти, Лаура даже не представляла, как его назвать. — О, Никки…
Это хрипловатое мурлыканье капитуляции чуть не уничтожило Николаса. Если Лаура и не была пока лгуньей, он сейчас собирался сделать ее таковой. Собираясь доказать, что он из тех мужчин, которые компрометируют достоинство своей невесты. Из мужчин, которые сажают девушку к себе на колени, отмахиваются от девичьих протестов глубокими одурманивающими поцелуями и бормочут обещания, которые даже не собираются сдерживать.
С этого момента он оказался бы связан обещаниями на всю оставшуюся жизнь.
Осознание этого заставило Николаса сделать невозможное. Он прекратил ее целовать.
Она осталась в его руках, одна из которых неловко прижималась ей к ребрам, а большой палец оказался всего в нескольких дюймах от дразнящей выпуклости ее груди. Ее сердце гулко стучало, отдаваясь в его собственной груди грохочущим эхом. Когда она поняла, что он перестал ее целовать, ее глаза медленно раскрылись.
Ее глаза были затуманены, а по-детски розовые губы стали пухлыми и блестящими от поцелуев. На вкус она казалась смесью страсти и невинности, опьяняющим зельем, которое, он мог бы поклясться, раньше никогда не пробовал.
— Было похоже на то, как мы целовались в первый раз?
Обвиняющие нотки в его голосе изумили ее. Она застыла в его объятиях. — Нет, сэр. Вы были сама сдержанность.
— В таком случае, похоже, я потерял не только память, но и всякую совесть. — Нежным движением он убрал с ее щеки прядь волос, с удивлением заметив, что у него дрожат руки. — Почему бы тебе не встать с дивана, пока ты не потеряла нечто еще более ценное?
Может, его слова и были просьбой, но она мудро решила счесть их предупреждением. Она вылезла из его объятий, стараясь не растерять остатков достоинства.
— Очень хорошо, сэр. Желаю вам доброй ночи.
Она сохраняла достоинство ровно до тех пор, пока не вышла из его поля зрения. После чего она ринулась вверх по лестнице так, словно сам дьявол наступал ей на пятки.
Николас провел рукой по щеке. Вероятно, он действительно потерял остатки совести.
Он хотел добиться своей невесты с помощью целомудренных поцелуев и милых словечек, а не соблазнять ее чуть ли не на глазах родственников. Мысль об этом вызвала в его воображении откинувшуюся на диванные подушки Лауру, и ее ночная рубашка собирается на талии, пока он заглушает поцелуями ее стоны страсти.
— Черт подери, — выругался он, поднимаясь на ноги.
Невозможно было отрицать, что его ответ на невинное прикосновение ее губ был жестоким, первобытным и притягательным. По ее словам, они жили в разлуке почти год. И столько же, или даже дольше, он не целовал женщину? Странная мысль вдруг пришла ему в голову. Он так переживает из-за ее верности, а ведь он не имеет ни малейшего понятия, был ли сам верен ей в то время, когда они не были вместе. Возможно он, как и многие военные до него, искал примитивного утешения в руках какой-нибудь выносливой маркитантки, мечтая о женщине, на которой собирался жениться.
Он покачал головой, все еще потрясенный страстью, которая вспыхнула между ними. Их поцелуй доказал, что Лаура права еще в одном — она принадлежала ему. В этом больше не могло быть никакого сомнения.
Он уже собирался пойти в свою холодную и одинокую постель, как вспомнил обуглившиеся остатки бумаги, за сжиганием которых он застал Лауру. Он опустился на колени, просеивая пепел.
Его пальцы наткнулись на расплавленный воск — до сих пор теплый, мягкий и податливый его прикосновению, как еще совсем недавно Лаура. Он медленно выпрямился, разглаживая воск пальцами. Он не мог ничего вспомнить о своей жизни до вчерашнего утра, но знал, что деревенские мясники очень редко запечатывают свои счета таким дорогим воском, если вообще когда-либо это делают.
Каждую ночь я неустанно молюсь за тебя…
Когда следующим утром Николас проснулся, в голове у него звенело с удвоенной силой. Застонав, он накрыл голову подушкой, приглушив звон до уже терпимого гула.
И осознал, что звук раздается не в его в голове, а доносится с улицы через окно. Схватив брюки с изножья кровати, он натянул их и, спотыкаясь, бросился к окну.
Распахнув его, Николас высунулся на двускатную крышу и глубоко вдохнул, наполняя легкие чистым и прохладным воздухом утра. Ночь оставила на траве вуаль росы, которая беззаботно мерцала и переливалась под утренним солнцем. Колокола все еще продолжали звонить, раскатывая эхом по простирающимся холмам и лугам мелодичный перезвон, приятный и неторопливый. Похожий на песню, от которой неизвестно почему возникает комок в горле, песню, которая зовет домой.
Если у него был дом.
Николас мягко, но твердо закрыл окно, но не стал ни запирать его, ни закрывать портьеры, которые могли бы полностью заглушить тянущие душу напевы.
Когда дверь позади него скрипнула и открылась, он развернулся к ней, радуясь, что успел надеть брюки.
— Кто-нибудь в этом доме вообще умеет стучаться?
Несмотря на то, что ее руки были заняты предметами одежды, Лауре все еще удалось сделать в ответ насмешливый реверанс и выдать радостную улыбку.
— И вам доброго утра, сэр.
Его невеста выглядела совершенно очаровательно в платье из белого в голубой цветочек муслина. Голубой пояс охватывал ее талию до самой груди, высокой и округлой. Юбка с фестонами открывала аккуратные лодыжки, обтянутые белыми чулками и обутые в шелковые туфли-лодочки. На голове у нее была соломенная шляпа с розеткой из лент, надежно закрепленная под подбородком. Единственное, чего ей не доставало, это ягненка на веревочке, и она могла бы позировать для портрета пастушки руки какого-нибудь мастера.
Николас нахмурился. После прошлой ночи он твердо решил, что не позволит ей сделать ягненка из него самого. Особенно жертвенного.
Она опустила стопку одежды на стул около туалетного столика.
— Я принесла тебе одежду для церкви. Куки нашла ее на чердаке. Возможно, она немного вышла из моды, но вряд ли кто-нибудь в Ардене это заметит.
