Миллисент поднялась, оставив на кровати шкатулку и ее содержимое, и надела свою лучшую летнюю соломенную шляпку с парой ярко-красных деревянных вишенок, пришитых с одной стороны. Время обеда давно прошло, скорее было ближе к ужину, и она не сомневалась, что Джонатан уже вернулся из редакции. Она завязала под подбородком широкие сатиновые ленты шляпки, а потом легко сбежала вниз, взяла с кухонного стола тарелку с тортом и пошла к выходу. Вышла на крыльцо, взглянула на дом Лоуренсов и онемела.
Вдова Вудз входила в калитку их двора. Она была одета в свое лучшее платье и шляпку, и в руке несла корзинку, накрытую льняной салфеткой. Миллисент в оцепенении смотрела на нее. Клара Вудз была года на три старше Миллисент. Это была круглолицая женщина с глубоко посаженными глазами.
Когда три года назад умер ее муж, она решительно настроилась подыскать себе нового. И хотя все попытки до сих пор были безуспешными, она не пропускала ни одного вдовца или холостяка, появившегося в округе. В городе часто шутили по поводу того, как вдова Вудз преследует своих жертв, наряжаясь в оболочки, неподходящие для женщины ее возраста и положения, и догоняя очередного претендента на публичных празднествах. Часто Клара разносила им подарки в виде джемов и других сладостей, которые готовила сама. Очевидно, теперь она положила глаз на Джонатана Лоуренса.
Миллисент опустилась на стоящий у крыльца стул, ощутив, что ноги стали ватными. Она чувствовала себя почти больной от стыда. Увидев Клару Вудз, она вдруг посмотрела на себя со стороны. Она, должно быть, выглядела так же глупо, как и вдова Вудз, в одном из своих девичьих платьев, с волосами, уложенными на манер молоденькой девушки, направляющаяся к Джонатану Лоуренсу с тортом, над которым убивалась полдня. Все, кто мог бы увидеть ее, наверняка решили бы, что она завлекает его! Миллисент была достаточно честна, чтобы признаться себе, что отчасти так оно и было, хотя и сама не была уверена в своих намерениях.
Какой же старой дурочкой она оказалась! Позволила этой дьявольской ухмылке и красивому лицy лишить ее здравомыслия, пока она не опомнилась и не увидела себя со стороны: высохшая старая дева, пытающаяся вновь стать молоденькой и симпатичной. Щеки ее запылали, а на глазах выступили слезы. Миллисент прижала ладони к щекам. Она благодарила Бога, что увидела вдову Вудз и вовремя образумилась. Она подумала, что не смогла бы вынести взгляд Джонатана Лоуренса, эту смесь жалости с насмешкой — взгляд человека, который знает, что она пришла с тайной надеждой все-таки заарканить его и женить на себе.
Милли зажмурила глаза и быстрым сердитым движением вытерла слезы. Ну что ж, она не будет похожа на эту вдову, она все же не совершила ошибку. Да небеса обрушатся прежде, чем она выставит себя посмешищем перед всем городом!
Миллисент вскочила и поспешила в дом. Вначале пошла на кухню, где поставила тарелку с тортом обратно на стол. Потом побежала наверх в свою комнату, вытащила шпильки из прически и стащила с себя голубое платье. Она надела платье, в котором готовила торт, предварительно стерев с него капли крема, и так сильно затянула на затылке волосы, что, казалось, вот-вот снимет собственный скальп. Потом зачесала все легкомысленные прядки и уложила в пучок на затылке.
Она взглянула на кровать, где все еще лежала шкатулка розового дерева и ее содержимое. Миллисент плотно сжала губы. Какая глупость! Ей уже не восемнадцать! Было неразумно хранить эти вещи, еще глупее вытащить их и вздыхать над ними при луне. Она подошла к кровати, смахнула все в шкатулку и с силой захлопнула крышку. Потом выдвинула ящик в изголовье кровати — ящик, который в дни юности был «ящиком надежд» и в который она складывала лучшие льняные ночные рубашки, стеганое одеяло ее бабушки и постельное белье — приданное, дожидавшееся дня ее свадьбы. Сейчас стеганое одеяло висело на кровати, а ящичек был забит вязаными шерстяными платками, шалями, шерстяными одеялами. Подняв край одного из одеял, Милли положила под него шкатулку розового дерева, а затем опустила одеяло на место и задвинула ящик.
После этого она спустилась вниз поужинать с Аланом и на десерт отрезала им с братом по кусочку торта. Алан был доволен неожиданным угощением, но кусочек торта на ее тарелке остался почти нетронутым. Она не могла проглотить даже крошки.
В последующие две недели Миллисент редко видела Бетси и ее отца. Время от времени, когда она полола или поливала или делала еще какую-нибудь работу в саду, то замечала, как Джонатан рано утром уходит на службу и поздно вечером возвращается. Однажды, увидев ее, он вежливо приподнял шляпу, и она ответила кивком головы. Один раз он подошел к забору и спросил, как она поживает. Она ответила, что прекрасно, но не смогла придумать ничего, чтобы продолжить разговор, и через минуту, кивнув, он ушел.
Миллисент, к своему удивлению, обнаружила, что скучает по Бетси и Адмиралу. Оба были очень шумными, но она поняла, что с ними ее дни были интереснее. Сейчас все стало так же ясно и предсказуемо, как обычно. Миллисент спрашивала себя, почему не замечала раньше, насколько однообразно текли ее дни. Даже собрания клуба и подготовка к празднику не заполняли пустоты жизни. В прошлом отец разрешал ей выполнять некоторые обязанности своего секретаря: вести статистику, отвечать на письма, разбирать и сортировать бумаги. Но после его смерти она занималась только работой в саду и по дому, а еще посещала занятия в клубах. Честно говоря, она часто уставала.
Однажды вечером в середине июня, часа через два после ужина, Миллисент и Алан были в его спальне, просто молчали, как они часто делали после того, как Джонни укладывал Алана в постель. Вдруг кто-то громко забарабанил, и Миллисент удивленно взглянула на брата.
— Кто может быть так поздно? — заинтересовалась она. Алан пожал плечами.
— Возможно, кто-нибудь из наших многочисленных родственников, — сухо сказал он. — Наверняка мы не заходили на этой неделе к тетушке Ораделли. Кто бы это ни был, у меня нет желания видеть его.
Миллисент вздохнула, отложив книгу, вышла из комнаты, стала спускаться вниз. Не успела она дойти до двери, как раздался еще один громогласный стук, даже более громкий, чем первый, и Милли раздраженно поджала губы. Она ускорила шаги и резко открыла дверь. Ее рот раскрылся от удивления.
Бетси Лоуренс стояла на пороге, натянутая как струна, с побледневшим лицом. За ней стоял ее отец, держащий на руках тело женщины.
Миллисент уставилась на них. Все было так неожиданно, так странно, что с минуту она не могла ничего понять.
— Впустите нас! Пожалуйста! — настойчиво попросила Бетси. Она схватила за руку Миллисент. — Вы должны нам помочь!
