– Да, да, да, да, – сказал Вернер. – Лицемерный брак Вы цепляетесь за него. Мне бы хотелось ясности. Надо признать правду. Вы хотите меня, да или нет? Если нет, то прощайте.
Иоланда отступила.
– Нет, – сказала она. – Я не хочу быть, как все. Я хочу честной, чистой жизни. Я…
– До свидания, Иоланда.
Сегодня все изменилось. Разрыв Лоранс с мужем ее потряс. Она решила принять деньги, которые ей предложила дочь, потому что могла бы обойтись и без них. Иоланда сумела скопить кругленькую сумму, ювелир, хотя она и не была в штате, платил ей довольно-таки прилично. Мало-помалу она изменилась. Надо было походить на других… Надо было либо пополнить ряды лгунов, нарушающих принципы, клятвопреступников, либо умереть. Она поспешила в спальню и внимательно осмотрела себя в зеркале на дверце шкафа. Может ли она еще собрать по кускам свою жизнь? Она взяла лист бумаги и написала аккуратным почерком.
1. Институт красоты.
Решила покончить с обликом замужней женщины.
2. Подстричь волосы. Слегка их обесцветить. Открыла шкаф и извлекла свою одежду одним жестом. Смотрела на сваленную на кровать кучу. Имеет ли она право быть жалкой? Добавила:
3. Посмотреть витрины.
4. Зайти в дорогие магазины.
К счастью, начался сезон распродаж. Она никогда не смогла бы заплатить астрономические суммы, которые были выставлены на некоторых шикарных тряпках.
5. Купить молодежную сумку.
Ей достаточно надоели ее старые сумки, которые, словно карпы, поглощали все и никогда не выходили из моды.
Она вытащила из кладовки два старых чемодана. Сложила старую одежду. У нее было слишком много дешевых вещей, слишком много неудачных, приобретенных по случаю, слишком много «барахла», которое подавляло ее морально. Она ходила вокруг телефона. Обычно она звонила доктору около девяти часов вечера. С тех пор как она отказалась от доктора во второй раз, она не слышала его голоса. «Даже если я его больше не интересую, мне бы хотелось увидеть Берн, его город. Затем я поеду в Италию». Она решилась действовать, набрала номер доктора Вернера. После двух гудков услышала фразу на немецком языке, которая заканчивалась именем доктора Жака Вернера.
– Вы говорите по-французски? – спросила она у секретарши.
– Да, мадам.
– Доктор Вернер у себя?
– К сожалению, я не могу его беспокоить. Он занят с пациентом.
– Даже на секунду?
– Нет.
Иоланда отважилась на опасный маневр.
– А мадам Вернер?
Секретарша смущенно повторила:
– Мадам Вернер?
Она помолчала, затем произнесла:
– Она умерла.
Возможно, он женился и стал вдовцом за один год? Это счастье-несчастье казалось слишком неожиданным.
– Его жена умерла?
– Его мать. Доктор Вернер не женат. Небо порозовело.
– Скажите доктору, что мадам Жирарден хочет с ним поговорить. Если бы он смог мне позвонить.
– Повторите, пожалуйста, ваше имя. Благодарю вас. Подождите, мадам… Доктор только что вышел из кабинета. Он провожает пациента. Я посмотрю, смогу ли передать ему трубку.
После нескольких мгновений ожидания раздался голос доктора Вернера:
– Алло! Я не верю своим ушам, меня вызывает призрак Парижа.
– Здравствуйте, Жак.
– Вы не забыли мое имя?
– Нет. Я хотела вам сообщить, что я приеду в Берн через несколько дней.
Она никогда не была такой смелой. Он ответил:
– Если вы хотите, чтобы мы встретились, вам следует поторопиться… Я уезжаю в отпуск на пятнадцать дней.
– Когда?
– 12 июля.
– Я приеду раньше.
– Прекрасно. Позвоните мне без колебаний, когда вы будете в Берне…
Она услышала, как Вернер говорил с кем-то вполголоса. По-немецки. Она попыталась пробудить интерес доктора.
– Я рассталась с мужем.
– Меня вызывают по другому телефону. Один из моих пациентов… Когда вы узнаете, в какой гостинице остановитесь, предупредите мою секретаршу. До скорого, может быть.
Она попыталась задержать его:
– Вы мне обещали показать Берн.
– Ох, – воскликнул он. – Это было давно. Мы потеряли время.
– Но вы не были старым мужчиной. Для меня вы всегда будете высоким молодым человеком, немного сутулым, ученым.
Он смягчился.
– Вы говорите приятные вещи. Она добавила, удивляясь самой себе.
– Место свободно?
– Да, но я никогда больше ни с кем не буду связываться. Женщины плохо уживаются со мной. Последняя, очаровательная, очень артистичная, только что покинула меня. Она расписывала пагодами шарфы. И оставила мне расписанную ею шелковую ширму.
– Она была китаянкой? – спросила Иоланда.
– Нет. Здешняя. Тем не менее она рисовала пагоды. А затем уехала с каким-то иностранцем в Женеву. Преподавать живопись.
– В таком случае вы свободны…
– Свободен, я всегда был свободен. И заверяю вас, что навсегда останусь свободным.
– Вы мне сказали однажды, шутя, быть может, что, если я все брошу в Париже, то вы…
– И вы поверили? Ни одна нормальная женщина не верит такому вздору. Никому не удалось меня затащить к чиновнику для регистрации брака. Я не могу больше с вами разговаривать. Позвоните мне, если вы будете здесь. Но насколько я вас знаю, вы измените свои планы двадцать раз до приезда.
– Это все, что вы хотите мне сказать?
– Вы меня заставили ждать очень долго, слишком долго. – Он добавил с нежностью: – До свидания, до скорого, может быть.
МНЕ ПРИШЛОСЬ оправдываться перед очень недовольным банкиром, обвинявшим меня в беспечности.
– Вы не нашли квартиру. Вы не используете ваши сбережения на покупку квартиры, и вы снимаете все накопленные деньги наличными.
К чему говорить о бунте, о желании все сжечь, все бросить, одним махом покончить со своим правилом подчиняться рассудку? Я отделалась от исповедников, у меня не было закадычной подруги, по характеру я не была склонна исповедоваться. Я вежливо ждала, когда он закончит меня распекать.
– Но что вы собираетесь делать с такой суммой наличных денег? Вы не имеете права ни потратить более пяти тысяч франков, ни вывезти эти деньги… А если вы положите их в сейф, они не принесут вам никакого дохода.
На нервной почве я зевала. От нервного напряжения я всегда казалась веселой или сонливой. Эти недостатки я унаследовала от папы, как стремление к соблюдению правил – от мамы. Строго придерживаться правил в браке, то, чего она никогда не могла добиться.
Я чувствовала на себе осуждающий взгляд банкира. Чем больше я нервничала, тем больше казалась вызывающей.
– Я должен вас предостеречь от всякой опрометчивости.
– Я не нуждаюсь в опеке.
Стоило ему подтвердить сказанное, и я бы чихнула семь или восемь раз подряд. Затем я бы ему объяснила, что такое психопатическая аллергия.