– Корделия? Это Уин. Послушайте, мне только что позвонила Сисси. По голосу можно было понять, что она серьезно расстроена, поэтому я подумал, что стоит позвонить вам и узнать, как у вас дела. Я уже видел газеты, а она дала мне дополнительную информацию…
Корделия почувствовала, как ее паника спадает. Это всего лишь Уин, добрый, заботливый Уин, который по-прежнему звонит ей в день рождения и по праздникам Дня матери. И кто, кроме Уина, позаботится о том, чтобы послать ей фотографии Криса, вроде тех, что она получила на прошлой неделе. На одной из них они оба в Ист-Хемптоне, и Уин – высокий загорелый блондин – одной рукой обнимает мальчика, который на снимке кажется неуклюжим.
Конечно, Сисси позвонила ему напрасно. Если Уин вмешается в это дело, то все осложнится еще больше. Но тем не менее, как приятно услышать его голос! Она помнила, что Уину всегда удавалось все устроить – он даже большинство дел решал, не доводя их до суда. И еще до того, как из жизни ушла ее мама, тогда, много лет тому назад, когда они с Грейс еще только обручились, кому, как не Уину, удавалось своим обаянием вызвать улыбку у престарелой женщины?
Да, возможно, ему удастся утрясти и это дело. Хватит, она сегодня и так уж слишком долго молчала вместо того, чтобы высказаться. И к чему это ее привело? Что плохого, если она обратится к Уину за советом теперь?
– Уин, какой приятный сюрприз! – воскликнула она, но тут же понизила голос. – Да, шумиха вокруг книги Грейс довольно огорчительна. Хорошо, что ты позвонил… я искренне надеюсь на твою помощь.
Он уже многое знал: и о статье в «Конститьюшн», и о встрече с Дэном Киллианом этим утром. Ей очень хотелось понять, насколько Уин осведомлен об обстоятельствах смерти Неда Эмори. Было бы естественно ожидать, что Грейс ему многое рассказала об этом деле, когда они поженились. Но если Уин поймет, что Корделия что-то утаивает, то он этого не покажет.
Немного помолчав, Уин сказал:
– Я мог бы подготовить постановление суда, чтобы не допустить этой публикации. – Он говорил с ней спокойно и таким внушительным тоном, словно она уже стала его клиентом и согласилась нанять в качестве своего адвоката. – Насколько я понял, это сообщение в печати дополнительными фактами не подтверждается. Значит, это просто ни на чем не основанное утверждение Грейс, которая в то время была ребенком. Если только не найдется кто-то еще, кто может подтвердить ее заявление.
– Нола, – услышала Корделия собственный голос. – У Маргарет есть дочь по имени Нола. Но я не знаю, присутствовала ли она там и видела ли она… что-нибудь. Джин, должно быть, что-то говорил об этом, но я просто не помню. – Она вздохнула. – Это произошло так давно.
Имеет ли дочь Маргарет к этому событию какое-нибудь отношение? Если она подтвердит заявление Грейс, вот тогда действительно все станут это обсуждать и высказывать Бог знает какие страшные предположения. Не останется никаких шансов получить деньги у Дэна Киллиана или от каких-либо фондов, и создание библиотеки останется лишь пустой мечтой.
Она должна бороться, даже если это будет стоить ей того, чем она больше всего дорожит, – собственной честности. Не нужно лгать, говорила она себе, я буду только защищать то, что нуждается в защите. Джин не совершил ничего предосудительного. И это правда – единственная правда, которую она должна позволить себе.
– Я мог бы поговорить с Нолой, если вы не возражаете, – начал было Уин, но Корделия прервала его.
– Делайте все, что сочтете нужным, Уин. – Она еще крепче прижала трубку к уху. Запах срезанного лука-резанца от ее пальцев наполнил глаза слезами, и в носу защипало. – Все, что может предотвратить дальнейшее развитие событий.
Нола разглядывала лист кальки, приколотый к чертежной доске. Вот уже много недель подряд она корпела над этим фасадом, а он по-прежнему не получался так, как следовало бы. Колонны кажутся слишком тонкими и слишком маленькими по сравнению с массивным фронтоном над ними, окно кажется непропорциональным, навес над мансардным окном мешает взгляду свободно скользить по мягким линиям крыши…
Она потерла виски костяшками пальцев. Уже поздно, все сотрудники давным-давно разошлись. Она устала, смертельно устала.
Ее мысли вернулись к телефонному разговору вчера вечером, когда позвонил какой-то адвокат, – наверняка из американской аристократии, судя по тому, что его зовут как-то вроде Уинстон Бишоп, очевидно, с римской цифрой, Уинстон Бишоп-II или «младший». Милый и дружелюбный, ничего общего с этим судейским дерьмом, он пригласил ее на ленч или, если она не располагает достаточным временем, предложил просто зайти на рюмочку в кафе "Юнион Сквер", которое, как ему известно, находится рядом с ее офисом. (Откуда, черт возьми, он узнал, где я работаю?) При этом он сказал, что хочет задать ей несколько вопросов, касающихся обстоятельств смерти ее отца.
Черт бы побрал и тебя, и Тома, и Дика, и Гарри, – любого из тех, кто читает газеты! – едва не вырвалось у нее. Он сказал ей, что его клиент – миссис Корделия Траскотт. О, Господи, мало ей бесконечных звонков от Грейс Траскотт, а теперь еще эта вдова будет тащить ее на свою сторону и при этом умолять держать язык за зубами!
Впрочем, старая леди может не беспокоиться. Она сказала этому бойкому адвокату, что не стоит тратить деньги на угощение или выпивку – ей нечего добавить к тому, о чем сообщалось в свое время. Она уловила нотку облегчения, прозвучавшую в голосе Уинстона Бишопа перед тем, как он повесил трубку.
А теперь она засомневалась в том, правильно ли поступила. Должна ли она, в конце концов, встретиться с Грейс Траскотт и узнать, что та помнит или знает…
Нола закрыла глаза, слегка потирая большими пальцами опухшие от работы веки.
– Ни черта хорошего не выйдет, если всякие будут торчать тут до ночи…
Нола вздрогнула. За дверью кабинета, в котором днем, кроме нее, над другими проектами фирмы работало еще восемь архитекторов, раздавалось бормотание сторожа, старого Лероя.
Надо идти домой, к девочкам. И лечь спать… Необходимо поспать, иначе завтра ее и домкратом не поднимешь с кровати, и не удастся разомкнуть веки, словно накрепко заклеенные липкой лентой. Бог, по-видимому, простит ее за очередное сумасшедшее утро с вывернутыми наизнанку майками с короткими рукавами и хлопьями воздушной кукурузы, наспех залитой молоком, подумала она, но простят ли ее Таша и Дэни?
Черт! Она даже не позвонила домой, чтобы узнать, как прошел экзамен по математике у Таши, из-за которого та переживала всю неделю. И Дэни, хныкающая из-за своего больного горла, вконец измотала Флорин. Сколько раз можно принуждать приходящую няню читать "Зеленые яйца и ветчина" вслух, пока она не сойдет с ума… или, что еще хуже, больше не придет?
