…увернуться от жёстких губ…
…не чувствовать его безжалостных пальцев, впивающихся в кожу так, словно он яростно желал набить на ней татуировки. Выжечь личное клеймо…
Противно… мерзко… жутко.
Он ничего не слышал… Всё бесполезно…
Мощный толчок… чудовищная невыносимая боль… и будто росчерком когтей по сердцу… Грудную клетку разорвало от сдавленного воя.
Я вязла… С каждым его неумолимым рывком он перекраивал меня под себя, а я погружалась всё глубже и глубже…
Он брал меня так, как ему хотелось… и сколько… А я терпела. Сжав зубы, надрывно стонала, захлёбывалась слезами и всё терпела. Ради тишины. Ради детей.
Я приняла его дикость... Ведь у меня не существовало право выбора... Меня лишили права голоса.
И в какой-то момент я перестала что-либо чувствовать… Вроде ещё живая, но где-то очень-очень далеко…
… Замученная его пытками… униженная… потерянная… я выгорела в ту ночь дотла…
– Я хочу, чтобы ты была послушной девочкой, – развязывая мои намученные руки… безвольные ноги… – Ну, не обижайся. Что ты, как маленькая? – прилёг рядом, подтянул к себе спиной. – Ты сама виновата. Я просил тебя по-хорошему. Это всё для твоего же блага…
…А потом он шептал мне всякие мерзости... И не разрешал сходить в душ… После всего, что… И тогда я долго лежала без сна, дожидаясь, когда он уснёт... Чтобы улизнуть в ванную и до рассвета стоять под горячими струями. Пока голова не закружится, а кожа на подушечках пальцев не превратится в жёваную бумагу.
В ту ночь он своими собственными руками окончательно разрушил ту едва уловимую, хрупкую грань между здравым рассудком и безумием… Сумел убедить, что тело, которое всего день назад, казалось, принадлежало только мне – теперь не только моё… В любой момент он может подойти и воспользоваться им по своему усмотрению…
Он – мой самый близкий и родной мужчина. Единственный…
Тот, кому доверяла. На кого полагалась.
Кого любила…
Больше я никогда ему не отказывала.
Глава 15
Громкий звонок мобильного буквально выдернул меня из воспоминаний, заставляя вернуться в реальность – в ту самую, где меня всё ещё прижимала к кровати тяжёлая мужская рука, а я, жмурясь до боли в глазах, судорожно стискивала пальцами тёмное покрывало.
– Твою ж мать! – выругался полковник, и давление на спину исчезло.
В первое мгновение я не поверила в своё внезапное освобождение. Потому что не надеялась… Не могла рассчитывать на такую невероятную удачу.
Замерла, прислушиваясь к происходящему.
Секунда…
Вторая…
Удаляющиеся шаги…
– Михаил Витальевич… – хлопок двери. – Как долетели? – послышалось за стеной – в соседней комнате.
«Давай, Кари, очнись! Приди в себя!» – приказала себе, и тут же почувствовала, будто какая-то сила подталкивает меня. Подскочила с кровати, как ужаленная, голос за стеной неожиданно стих. Застыла, боясь пошевелиться, страшась сделать даже вдох.
Сквозь грохот отчаянно колотящегося о рёбра сердца я сумела вновь расслышать мужской голос и только после этого позволила себе медленно выпустить из лёгких воздух. Сморгнув пелену слёз, настырно застилающую глаза, я вдохнула поглубже и на цыпочках подкралась к закрытой двери. Опасливо опустила ручку и, чуть приподняв дверь вверх, чтобы избежать ненужного скрипа, выскользнула из комнаты в холл. Снова остановилась, вслушиваясь: полковник продолжал разговор.
Выброшенный в кровь адреналин подстёгивал ускориться, но я не поддавалась. Осознавая, что мне просто жизненно необходима хотя бы малюсенькая фора, я не спешила.
Стиснув губы, заглянула в соседнюю комнату… Да, рискуя, сильно рискуя стать замеченной, но что делать? Полковник, прижимая к уху телефон, стоял спиной к входу.
А вот теперь нельзя мешкать: шагнула к лестнице и неслышно спустилась вниз.
Натянула один сапог…
Второй…
Стараясь одеться как можно быстрее и тише, я чувствовала, как с каждой секундой шум в ушах усиливался, мешая контролировать разговор полковника.
Накинула куртку, схватила сумку. Миг, и я на улице. Бегом преодолев расстояние до забора, выскочила за территорию и сразу свернула направо… Ещё поворот… Пролетела мимо двух коттеджей, и снова поворот.
Всю дорогу ледяной воздух обжигал горло, я жмурилась, ощущая на ресницах, застывшие на морозе слёзы, но продолжала петлять, пытаясь затеряться в домах. Оказавшись возле очередного строения, наконец притормозила: сложившись пополам, закашлялась, жадно глотая воздух до тех пор, пока дыхание не выровнялось.
Господи, что со мной не так?! Почему я привлекаю таких мужчин? Жестоких. Желающих подчинить. Сломать. Подавить все мои чувства.
Или… возможно… это они меня привлекают?..
В этот момент из-за поворота вырулил потрёпанный ПАЗик. Громко урча, он доехал до ржавой заброшенной торговой палатки и притормозил.
Да это же рейсовый автобус!
Шмыгнув носом, я сорвалась с места и припустила в его сторону. Успела. Порывшись в сумочке, отдала водителю пятьсот рублей и, предупредив, что сдачи не нужно, прошла в полупустой салон. Двери за спиной с грохотом захлопнулись, словно отрезая меня от внешнего мира, мы тронулись.
Удерживаясь за поручень, кое-как добралась до заднего ряда и плюхнулась на сиденье, непослушными пальцами застегнула куртку.
Да, здесь гораздо сильнее трясло и подбрасывало, но зато меня не разглядеть с улицы…
Едва мы выехали на трассу, я опять расплакалась.
По щекам текли слёзы, сердце ныло, сжимаясь от обиды и унижения, жаловалось. А я, дрожа всем телом, крепко прижимала к животу сумку и чувствовала себя безумно одинокой.
Когда мы въехали в город, я более-менее успокоилась. Пассажиры покидали автобус на своих остановках, в салоне пустело, а я всё ехала и ехала. Здравый рассудок подсказывал, что сейчас мне ни в коем случае нельзя возвращаться домой: это первое место, куда нагрянет полковник, едва обнаружит мою пропажу. В том, что он отправится на мои поиски, я почему-то не сомневалась.
На смену прежним эмоциям пришли злость и решимость… Было бы неплохо где-то затаиться. Чем больше времени пройдёт до встречи с Вячеславом Алексеевичем, тем лучше. Для нас обоих. Пусть он остынет, успокоится, а я всё обдумаю и морально подготовлюсь к разговору.
Непроизвольно сжала в руках сумку, на дне которой лежала связка ключей. Не только от квартиры…
Доехав до автостанции, я вышла из ПАЗика и прямой наводкой направилась в кассы. Купила билет и, присев на пластиковое кресло в зале ожидания, посмотрела на часы – до отбытия оставалось полчаса.
Задумавшись, кивнула своим мыслям и отлучилась в супермаркет. Купила немного еды и как раз подоспела к ожидающему с открытыми дверями автобусу.
Домчались минут за сорок.
В деревушке Голыши в эту пору было тихо. Дачники разъехались, и почти все дома стояли пустые, утопая в снегу. Теперь жизнь здесь закипит лишь с приходом весны: зажужжат садовые триммеры, затарахтят культиваторы, хозяйки привезут из города рассаду... От представшей перед глазами картины я улыбнулась.
Миновав пару домов по широкой, хорошо расчищенной дороге, шагнула к забору из профнастила высотой в человеческий рост и мгновенно провалилась по щиколотку в снег.
Мне повезло, что за две недели не выдалось сильных снегопадов.
Выудив из сумки связку, я зазвенела ключами по железу и очутилась во дворе. Уже на автомате, даже не поворачивая головы, протянула левую руку и схватилась за черенок деревянной лопаты.
Ловко расчистив снег, что мешал подобраться к домику, я вернула на место инструмент и попыталась закрыть дверь забора на засов. Не получилось: он намертво примёрз и никак не хотел поддаваться.
– Ну, и чёрт с тобой, – бросив эту затею, я направилась к крыльцу и уже через несколько минут вошла в холодный дом.
Зябко поёжившись, поставила пакет с продуктами и сумку на стол и побежала за дровами. После чего, не снимая куртки, растопила печку, радуясь про себя, что год назад, покупая этот аккуратный домик из красного кирпича, сдержалась и не рассказала о нём ни единой живой душе. Так он и стал моим тайным местом. Моим убежищем, где я могла подумать… или просто отдохнуть. Вспомнить… или, напротив, забыться.
