Я все равно покосилась на них. Почему-то при виде этой картины я чувствовала себя спокойно, как дома. Я решила, что девушка не испытывает боли. Она что-то предлагала. Или дарила.
— Это действительно красиво, — пробормотал Джесси, когда я продолжала смотреть на картину.
— Ты где-нибудь видишь имя художника? — спросила я его. — Я не могу найти.
Он огляделся.
— Ты думаешь, что все это один и тот же человек?
— Да, думаю что так. Посмотри на детали, на то, как сформированы тела, все в одном стиле. Это инсталляция одного художника. Я просто не узнаю ни одной детали.
— Значит, ты действительно увлекаешься искусством? — удивленно спросил Джесси. — Ты тоже рисуешь? Или просто ценитель?
Мы перешли к следующей картине. Другая женщина, на этот раз её лицо было прикрыто лишь частично. Я долго моргала. Женщина казалась знакомой. Я не могла понять почему, но что-то в её лице я узнала.
— Просто ценитель, — наконец ответила я на вопрос Джесси. — Я имею в виду, что я определенно пробовала себя в живописи раньше. Когда была моложе. Но я изо всех сил пыталась найти собственный почерк.
— Что ты имеешь в виду?
Я оторвала взгляд от женщины, наполовину погруженной в то же озеро, что и на последней картине. На этот раз её капюшон откинулся назад, закрыв только глаза, когда она запрокинула голову и судорожно вздохнула.
Я сосредоточилась на Джесси, решив уделить ему всё своё внимание и перестать так грубо себя вести, и сказала:
— Просто я никогда не находила внутри себя того оригинального голоса, той уникальной истории, которую я должна была рассказать. Я научилась копировать других художников, создавать то, что уже было создано. Но написать что-то оригинальное я не могла.
— Мне очень трудно в это поверить. Тебе так… комфортно в собственной шкуре.
Мои щеки слегка вспыхнули.
— Имеешь в виду, что я странная.
Он усмехнулся.
— Нет, я совсем не это имел в виду. Я говорю о том, что ты такая уверенная в себе. Потому что ты полностью уверена в том, кем ты являешься. Я не могу представить, что ты изо всех сил пытаешься познать себя. Даже в живописи.
Его комплименты успокоили мою былую неуверенность, о которой я и не подозревала до сих пор.
— Я была моложе, — объяснила я. — И, честно говоря, я действительно не знала кем была. Я сильно повзрослела с тех пор, как переехала в Колорадо. Полагаю, что наличие ребенка поспособствовало.
— Что же привело тебя во Фриско? — его вопрос был настолько естественным, что я не могла даже винить его в этом.
Я была тем, кто озвучил свой ход. По сути, я открыла ему дверь. Но я всё ещё не хотела отвечать. Даже кому-то вроде Джесси, которому я доверяла больше остальных.
Сделав глоток мохито, я вернулась к картине. Вот почему мне не следует с кем-либо встречаться. Причина находилась прямо здесь. Куда это вообще могло зайти?
Я должна была лучше проиграть этот момент. Должна была продумать каждый сценарий, все возможные исходы. Где была моя хваленая осмотрительность?
Конечно, я могла бы придумать всё на лету. Я могла бы солгать в ответ на каждый его вопрос. Но тогда наши отношения были бы сборником лжи и недомолвок. Я могла бы даже запомнить все и держаться за это, но тогда Джесси никогда бы не влюбился в меня. Он влюбился бы в девушку, которую я ему представила, девушку, которую я выдумала, чтобы дать ему красивые ответы, которые не убьют его.
Я даже не смогла бы раздеться перед ним, не объяснив, почему на моей правой груди находится татуировка с ортодоксальным крестом, а на левом бедре кот в сапогах. Символы моей старой жизни, моего прежнего положения вора. Я была частью братвы. Я была их солдатом. Я не была русской по крови, но во всем остальном я на сто процентов была Волковой.
Но я не продумала всё до конца, потому что никогда не предполагала, что скажу этому человеку «да». Тот факт, что я не только согласилась на свидание, но и умудрилась не думать о том, что будет дальше, говорил о том, что я серьезно теряю хватку.
Проклятье, Каро.
Не то чтобы я могла продолжать встречаться с ним. Я никогда не смогла бы стать той девушкой, которую он ожидал. Я бы никогда не открылась ему и не рассказала бы о своем прошлом, о том, что привело меня в Колорадо, или о том, почему в багажнике моей машины спрятана дорожная сумка, а по всей квартире хранятся деньги. Я даже не могла честно ответить на простые вопросы, например, где мои родители? И почему мы ни разу их не навещали? Или на элементарные вопросы, типа, где я ходила в начальную школу? Есть ли в Facebook?
Я облизнула пересохшие губы и пробормотала глупое оправдание, которое когда-то давным-давно дала Мэгги.
— Мне просто нужно было сменить обстановку.
Он подошел ближе, без сомнения, изо всех сил пытаясь меня услышать.
— В самом деле? Поэтому ты переехала сюда?
Я должна была знать, что Джесси будет недостаточно легкомысленного, шаблонного ответа. Он хотел узнать, кем я была на самом деле и что заставляло меня принимать жизненно важные решения. Он хотел узнать меня, настоящую. Но он ни в коем случае не мог узнать правду. И не только потому, что я боялась напугать его, или что он вызовет полицию, или даже того, что он меня осудит. Ради него же самого он никогда не должен узнать о моем прошлом. Ради его безопасности.
Снова встретившись с ним взглядом, я бросилась в ложь, в обман, в игру, в которую я запросто могла играть. Он хотел от меня большего. Ну, здесь было еще кое-что.
— Я влюбилась в горы. Для меня это было похоже на любовь с первого взгляда. Я хотела жить в каком-нибудь месте с глубиной, душой и… индивидуальностью. Я подумала, а почему бы и нет? Я спросила Франческу, не хочет ли она поехать со мной, что, она, конечно же, и сделала. Мы бросили все в мою машину и поехали сюда. Это было лучшее решение, которое я когда-либо принимала.
Его губы растянулись в милой улыбке. Он мне поверил.
— Я согласен с тобой.
Что-то в его слепом доверии тронуло мое сердце, сорвав твердые слои, которые я отстроила вокруг своего бессердечного взгляда на жизнь. Это заставило меня возненавидеть то, насколько я была убедительна, насколько хорошо я всегда владела игрой. Джесси Хастинг был намного лучше меня. Он был таким хорошим, какой я никогда не стану. Было несправедливо с моей стороны удерживать его влечение. Он заслуживал кого-то получше меня.
Мимо прошла официантка, и я ухватилась за возможность сменить тему.
— Прошу прощения.
Я коснулась её плеча, прежде чем она успела отойти. Когда она повернулась ко мне, я указала на картину.
— Кто автор этих картин? Кажется, я нигде не могу найти имя.
Она улыбнулась той же обожающей улыбкой, что и Кэсс в баре.
— Он один из владельцев, — пояснила она. — Он и его партнер хотели начать с его взноса.
Когда я услышала это, в моей груди вспыхнуло благоговение.
— Он художник по профессии? — опередив меня, спросил Джесси. — Или бизнесмен?
Официантка фамильярно улыбнулась.
— Он утверждает, что немного и того, и другого. — Она огляделась вокруг, но мы были в центре галереи, и большая часть нашего обзора была заблокирована другими картинами и гуляющими вокруг гостями. — Он где-то здесь. Я укажу на него, если найду его.
Сердце в моей груди забилось с предупреждением. Чувство страха скользнуло по мне, оставляя за собой жирный след слизи. Я заметила другую картину, и та же смутно знакомая женщина смотрела на меня из центра. Это была не просто эмоциональная связь с картиной или каким-то неосязаемым художником. Я знала эту работу.
Я знала этого художника.
— Как его зовут? — спросил Джесси, совершенно не обращая внимания на панику, которая вызвала у меня всплеск адреналина.
— Август Освальд.
Август Освальд.
Август.
Освальд.
Я знала Августа. И я знала Освальда. Отца и сына. Только я знала их как Гаса и Оззи.
Вот дерьмо.
Вот дерьмо, дерьмо, дерьмо.
Сделав шаг назад, я приготовилась бежать. Но все же какая-то глупая, упрямая часть меня отказывалась принимать это как реальность.
