до того момента, пока не вернули себе все то, что принадлежало им здесь, в Нью-Йорке и Хэмптонсе.
Я все еще сижу с открытым ртом, не в силах справиться с шоком, в то время как в машину садится Деймон. На нем надеты потертые джинсы, белая футболка поло и красный галстук-бабочка. Интересное сочетание, но в этом весь Деймон. Он закрывает заднюю дверь машины, и я поворачиваюсь к нему.
– Бишоп вроде как ввел меня в курс дела. Ты уверен, что хочешь это сделать?
Он наклоняет голову, глядя на мои губы, а затем снова поднимает взгляд к моим глазам. Чертов языковой барьер. Я вытаскиваю свой телефон и открываю «Гугл»-переводчик – по правде говоря, он ненадежный помощник, но все же это лучше, чем ничего. Бишоп закатывает глаза и рывком выезжает с территории дома, из-за чего мой затылок врезается в спинку кресла.
– Vos certus vos volo facere? [7]
Низ моего живота напрягается, а бедра сжимаются вместе. Это мой страшный секрет – Бишоп, говорящий на латыни, невероятно меня возбуждает. Черт возьми.
Деймон кивает и натянуто мне улыбается. Улыбка Деймона всегда выглядит так, что я чувствую – вероятно, потому что мы близнецы, – будто под ней скрывается нечто другое, готовое в любой момент вырваться наружу. Я всего лишь надеюсь, что он позволит мне взять на себя часть своего бремени.
– Уверен, soror mea [8].
Я уже набираю это слово в переводчике, но Бишоп снова меня выручает.
– Это означает «моя сестра».
Мы едем молча и вскоре оказываемся у взлетно-посадочной полосы. Бишоп вручает сотруднику службы безопасности свое удостоверение, после чего ворота открываются, и он въезжает на территорию аэропорта. Машина останавливается, и я сглатываю.
– Дай угадаю, – закатив глаза, я толкаю дверь. – Этот черный самолет с золотой короной – твой.
Бишоп надевает очки-авиаторы и выходит из машины. Солнце озаряет его восхитительную бронзовую кожу. Он ухмыляется мне, показывая ямочки на щеках.
– Да, он принадлежит отцу.
Я поворачиваюсь и ныряю в объятия Деймона.
– Я обещаю, что вытащу тебя из этого дерьма, ладно? А пока, думаю, будет лучше, если ты ненадолго уедешь. Но мы скоро увидимся!
Он хмурит брови, явно чувствуя себя сбитым с толку, но я снова притягиваю его к себе.
– Я тебя люблю.
Он замирает, а затем его рука обвивает мою талию. Он целует меня в лоб.
– Te amo. [9]
Мое сердце выпрыгивает из груди, а колени подкашиваются. Я знаю, что означает amo на большинстве языков, так что мне нет нужды переводить его слова. Деймон отпускает меня, и я наблюдаю за тем, как он садится в самолет. Бишоп уже давно ждет меня в машине, так что я разворачиваюсь и сажусь на переднее сиденье.
– Ты уверен, что так будет лучше? – я снова пристегиваю ремень.
Бишоп выезжает со взлетно-посадочной полосы.
– Да, уверен. Теперь, когда все обвинения сняты, у него есть шанс договориться с Катсией.
Стоп.
– Что? – восклицаю я. – Но я думала, что обвинения и были причиной его отъезда!
Бишоп качает головой, спокойно поворачивая на главную дорогу, ведущую обратно в наш район.
– Что? Нет. Конечно, обвинения давно были с него сняты.
Я сижу, не в силах произнести ни звука. Бишоп смотрит на меня, а затем снова переводит взгляд на дорогу, испуская раздраженный вздох.
– Мэдисон, он не просто один из Потерянных Мальчиков, он – главный Потерянный Мальчик. Он их Повелитель. У него есть обязательства, и его нельзя вырвать из такой жизни – это лишит его существование смысла. Я понимаю, что этот мир для тебя нов, но есть кое-что, с чем тебе придется смириться, при этом понимая, что ты никогда не узнаешь всего. Это данность. Ты Серебряный Лебедь, Мэдисон, и тебе повезло, что ты жива, не говоря уже о том, что ты можешь свободно существовать бок о бок с нами.
Я откидываюсь на спинку сиденья, внезапно почувствовав себя ребенком, которого отчитывают взрослые.
– Жестоко, но я тебя понимаю. К слову, почему я все-таки жива?
Он ухмыляется и хихикает.
– А как ты думаешь?
– Ты?
Волнение внутри меня зашкаливает – чувствую себя наивной маленькой девочкой. Он закатывает глаза.
– Ты слишком мне доверяешь. И да, и нет. За многое ты должна благодарить своего отца, но в остальном это я, ну и…
– И? – рявкаю я, раздраженная тем, что должна клещами вытягивать из него ответы.
– Мой отец.
Спустя несколько минут после очередной перепалки мы выходим из машины, и Мэдисон снова начинает забрасывать меня вопросами. Главное, чтобы ей не пришло в голову спросить, почему я не позволяю ей вернуться к себе домой, – на все остальное мне плевать.
– Что ты имел в виду, когда говорил о своем отце?
Она засовывает в рот сразу несколько ломтиков картофеля фри, и я выхватываю у нее пакет, пока она не съела все в одиночку.
– Именно то, что ты слышала, – отвечаю я, доставая свой бургер.
– Ох, как вам будет угодно, мистер Загадка.
– Это не сраный «Код да Винчи» [10], Мэдисон, – огрызаюсь я, направляясь к домику у бассейна. – Просто немного подожди, и я все тебе расскажу.
Я вынимаю бургер из упаковки, откусываю его и возвращаю Мэдисон пакет с картофелем.
– Отлично! – фыркает она. – В таком случае я хочу поговорить о Тилли.
Я на секунду прекращаю жевать. Конечно, я знал, что однажды это случится, но все равно со страхом ожидал этого вопроса. Как только мы огибаем дом, я вижу, как мой отец и Джастин разговаривают, стоя возле бассейна. Я резко останавливаюсь, и Мэдисон врезается мне в спину.
Я указываю на домик у бассейна.
– Иди туда, я скоро буду.
Несмотря на то что Мэдисон и ее папа были живы исключительно благодаря стараниям моего отца, у меня не было желания испытывать его терпение.
Ее взгляд мечется между мной и отцом.
– Сейчас же, – рычу я, многозначительно глядя в сторону дома.
Она закатывает глаза так сильно, что мне хочется влепить ей пощечину, а затем направляется в домик. Она делает меня чертовски жестоким. Как только дверь за ней закрывается, я иду к папе и Джастину.
– В чем дело? – я внимательно наблюдаю за ними обоими, откусывая свой бургер.
Папа достает сигару, зажигает ее и затягивается.
– Теперь я понимаю, в чем причина этой истории с Хейл.
– И в чем же?
Я не обращаю на него внимания – мой отец очень любит ходить вокруг да около. Он
