Есения же выхватывает у меня градусник, засовывает подмышку, отворачивается. А я еще несколько минут нахожусь в замешательстве.
Когда проходит достаточно времени, трогаю ее за плечо, забираю градусник. Тридцать девять и пять. Охренеть. Вызывать скорую или подождать? Решаю дать подействовать таблетке еще минут пятнадцать, если не поможет, буду бить тревогу.
Дрожь усиливается, вижу, плохо совсем девочке. А еще… Душа у нее болит. Она ведь так сказала? А как душу лечат? От нее таблетки нет. Остается только лаской лечить. И любить… Я ведь ее… Нет. Нельзя такие слова страшные даже в голове произносить.
Но как не произносить, если они наружу рвутся?
Сажусь на кровать, обнимаю Ясю. Горячая, но такая родная сейчас, прижимаю чуть крепче, пытаясь унять ее дрожь. Девочка ворочается, переворачивается, утыкается мне в грудь. А я позволяю.
— Ясь, — шепчу я. — Ты прости меня за сегодня. Я на тебя злился очень. А ты еще со своим фиктивным браком… Не хочу я с тобой фиктивно… По настоящему хочу.
Молчит, спит вроде. Хорошо. Не надо ей этого слышать, особенно того, что произношу последним:
— Я люблю тебя, кажется… Что с этим делать? Кто бы ответил! Но это так!
***
Как вырубился, я не заметил и сам. Помню только, что баюкал девочку еще долго на груди, даже после того, как температура спала и дрожь прошла. Невыносимо грело душу то, что Яся не хотела меня отпускать. Прижималась, мяла в руках мою футболку и постоянно утыкалась носом в шею, как будто ей хотелось дышать моим запахом. Знакомые симптомы. Похоже, мы отравлены одним вирусом. Потому что я тоже ловлю кайф от ее близости, ее тепла, ее запаха.
Я бы вот так дышал ею бесконечно, сейчас мне и секс не нужен, потому что его не проблема найти. Но никогда раньше мне ни с одной из женщин не хотелось засыпать вот так, просто обнимать, прижимать к груди.
Знаю, что все нелегко между нами. Завтра наступит новый день и снова вернется моя строптивая кошка, которая будет царапаться, кусаться, шипеть. Но сегодня я могу позволить себе вдохнуть побольше этой девочки, неординарной, невозможной, нежной, которая так неожиданно и бескомпромиссно залезла под кожу.
Утро застает как-то неожиданно. Собственно, поспать удалось всего пару часов, прежде чем покой наш был безбожно нарушен. Истомин вломился в спальню принцессы как раненый медведь. Замер посреди комнаты, потому как явно не мог понять, что я делаю в кровати его дочери. Хорошо, что я был полностью одет, а вот Есения… Чёрт! Придется объясняться перед папочкой.
— Что здесь происходит? — гремит он. Лицо у него помятое, как и одежда, в которой он вчера заснул в кабинете.
— Тише, — прошу я. — Не кричите! — указываю жестом на выход, предлагая поговорить за дверью. Перекладываю аккуратно Есению на подушку, она хмурится, но не просыпается. Выхожу вслед за хмурым папочкой.
— Как это понимать? — орет он.
— Что именно? — строю из себя идиота.
— Где нашел ее? И почему ты в ее кровати? — багровеет лицо Истомина еще сильнее.
— Вот только не надо мне лишнего приписывать, — сразу осаждаю его. — Есения была на чердаке. Догадываетесь, что она там делала?
— Догадываюсь, — отводит он взгляд.
— Вернулась она около полуночи. Камеры засекли, я записи поднял под утро, но в доме долго не мог ее найти. А когда нашел…, короче, у нее температура была под сорок и одежда вся мокрая. Видимо она под дождь попала.
— И? Почему меня не разбудил?
— Зачем? Я ей жаропонижающее дал, уложил, чаем напоил. Утром вас собирался найти, но вырубился. Ночь не спал совсем.
— Понятно! Надеюсь, ты ее таблетками лечил, а не… — делает многозначительную паузу, — кое-чем другим.
— Исключительно лекарствами, — огрызаюсь я. Очень хочется ему предъявить, что ласка помогает не хуже, но как я понял, он на такое не способен.
— Теперь можешь идти! Дальше я сам, — распоряжается папаша. Ну-ну, сам он!
— Хорошо, — мог бы и спасибо сказать.
Не хочется уходить, но спорить с Истоминым не вижу смысла. Да и Есения едва ли будет рада моему повышенному вниманию. Она на меня все еще зла.
Разворачиваюсь, спускаюсь по лестнице, но тут в спину прилетает:
— Саша? — Оборачиваюсь. Есения. Стоит в дверях своей комнаты, кутается в одеяло. — Подожди, — зовет она.
— Синичка, — одергивает ее отец. — Вернись в постель. Я сейчас врача вызову. Александр устал. Пусть идет.
— Нет! — упрямится Яся. — Пусть он зайдет, а ты иди! Я хочу поговорить с ним!
— О чем, если не секрет? — подозрительно прищуривается Истомин.
— Секрет! — с вызовом отвечает Яся.
— А не быстро ли ты, дочь, секреты завела с охранником! — психует Истомин.
— А твое какое дело? — тут же бросается на него дочь. — Я про твои “секреты” не спрашиваю!
— Есения!
Понимаю, они сейчас опять сцепятся.
— Не ругайтесь! — прошу я. — Я зайду на пять минут. Вы пока врача вызовите, — говорю примирительным тоном.
— Хорошо! — тяжело вздыхает Истомин, разворачивается в сторону лестницы, обдав меня предупреждающим взглядом.
Есения заскакивает в комнату, останавливается ко мне спиной. Напряженная, хмурая. Не пойму, что с ней.
— Я здесь, говори.
— Как ты нашел меня?
— Не просто! Все клубы объехал, всех знакомых твоих перетряс, короче, где я только не искал тебя! Думал все! В какую-нибудь жопу ты угодила. А когда сюда вернулся, увидел твою заколку на траве. Понял, что ты где-то дома.
— Зачем искал? Папа приказал? — разворачивается, смотрит подозрительно.
— А зачем ты спрашиваешь? — улыбаюсь слегка. Забавная она все-таки.
— Понять хочу. Кому ты служишь, мне или отцу.
— Плохо вопрос формулируешь. Или опять меня в холопы пишешь?
— Не знаю, поэтому и не могу правильно вопрос задать.
— Хорошо, я поясню, а потом ты пояснишь. Я служу твоему отцу. Но если бы искал только по его приказу, я бы отчитался вечером, что никого не нашел, и спать лег.
— А ты не лег?
— Нет.
— Почему?
— Потому что испугался за тебя, дурочку! Почему ты убежала?
— А ты не понимаешь? — вот и злость прорывается.
— Догадываюсь, но хочу от тебя услышать, — давай, девочка, предъявляй.
— Мне было плохо. От того что ты сделал.
— От того, что сделал или от того, что сказал после? По мне, так разница кардинальная!
— Я так не думаю. Потому что действия, они подкрепляются мыслями. А если мысли твои совпадали со словами, то для меня разницы нет.
— Справедливо, — киваю, переваривая ее слова. — Скажу так… Я не думал, что тебя это так сильно заденет. И я тоже был на тебя зол.
— Как все у нас… сложно, — хмурится она.
— Да, мне тоже не нравится.
— Вчера ты говорил
