А вот утром и правда забыла о своей несчастной любви, как минимум до обеда. Потому что сначала обнималась с унитазом, затем просто лежала на полу ванной и наблюдала, как крутится потолок. Снова унитаз и снова потолок. И так до тех пор, пока не осталось сил, и я не уснула прямо здесь.
Проснулась с мыслью, что заливать горе водкой, это как подливать масла в огонь. Нет, мне такой способ не подходит. Тут еще и родители вспомнились, и я опять скрючилась от жалости к себе. Вот уж чего старалась по возможности избегать, а тут прям навалилось. Через силу поднялась. Может быть, движение поможет очнуться.
Плеснула в лицо воды и побрела в комнату. Да уж. Ну и срач. Однако сил что-то убирать нет совсем. Потом… завтра… забралась в кровать и закуталась в одеяло. Оказывается я еще и замерзла. Или простыла? Ничего конкретно не болит, просто слегка потряхивает. И какое-то навязчивое желание сдохнуть.
Укрылась с головой и лежала, тупо глядя в стену. В голове вата. Ни мыслей, ни желаний полный пи…ц. Ох, еще и материться начала. Вроде бы отучили, когда после смерти родителей попала к Алексею. А раньше да, было дело.
Вспотела и вылезла наружу, отбросив одеяло. Может и правда простыла? Во рту пустыня. Все пересохло.
Кое-как сползла с кровати, доковыляла до кухни. Где-то тут были бутылки пластиковые. Нашла, едва не завалившись на пол, когда закружилась голова. Налив полную, вернулась на кровать. Опять залипла, глядя в потолок, разглядывая одинаковый рисунок пластиковых плиток.
Странное какое-то состояние, — впервые прорезалась разумная мысль, не знаю сколько часов спустя. В комнате уже вечерний сумрак. А я ведь так и не заплакала. Хотя помню, что хотелось безумно, а ни одной слезинки даже под действием спиртного не выдавила. Ах да, что-то там кричала даже, типа хрен тебе, Зарецкий, а не мои слезы.
Улыбнулась, рассмеялась. На самом деле Зарецкому действительно по хрен, что со мной. Была бы нужна, нашел бы, если даже предположить, что я что-то напутала. Ведь могла же произойти ошибка, нет? Вдруг он за подарком уехал, например, а я сбежала.
Ой, Даша, ты в это веришь?
Но вдруг! Вдруг он вернулся уже через полчаса, час. А меня нет.
Уймись, дурочка, так не бывает. Даня же сказал, у них с Ольгой все серьезно.
А Тим сказал, что Зарецкий влюбился. И кому верить? Не поспешила ли с выводами?
Ну и где он? Если бы влюбился, нашел бы.
Может, тоже обиделся, что сбежала?
А не пофиг ли почему, главное — нет его.
А вдруг все же что-то случилось. На работе, например. Он же прекрасный хирург. Вызвали.
Даша, ты себя слышишь? Пытаешься его оправдать, тогда как ему на тебя плевать.
— Я схожу с ума, — громко оборвала свой внутренний диалог.
Сходи, сходи, — добил ехидный голосок моего разума, — по нему сходи, еще побеги извиняться… давай!
— Нет! — крикнула и сама поразилась охрипшему звуку. И слезы все-таки потекли. Сначала по одной, потом бурным потоком, переплетаясь с рыданиями.
Открыла глаза очередным утром. Боже, я столько в жизни не спала. Неужели разбитое сердце так действует на человека? Или все дело в обычном переутомлении?
Да уж, декабрь выдался нервным и тяжелым физически. Теперь отсыпаюсь? Даже не знаю…
Еще и горло побаливает. То ли простыла, то ли обнимашки с унитазом так сказались…
Добрела до кухни. Слабость ужасная. Долго стояла, открыв холодильник и соображая, что же хотела сделать? Ах, да — открыла морозилку. Пельмени или курица? Наверное, лучше второе. Бульончик куриный. На автомате поставила вариться. Сама вернулась в комнату. И что-то накатила вдруг такая тоска, что я снова заплакала. Теперь без надрыва. Просто слезы. Люди празднуют новый год, а я тут страдаю, болею… надо было ехать с Таней, а не с Тимом. И ничего бы сейчас не было. Ни той ночи, ни последующего разочарования.
Что же так хреново-то, а? Слезливость стала повышенная. Может, таблетки виноваты? Побочек там дофига. А я умудрилась еще и напиться. Идиотка. Врач будущий, называется. Не думаю башкой совсем.
На кухне послышалось шипение. Блин! Вода убежала.
На этот раз решила не откладывать уборку. Быстро протерла плиту.
Вскоре налила себе в чашку бульон и накидала сухарики, в которые благополучно превратился купленный и забытый хлеб.
Стало чуть-чуть легче. Решила выбраться в аптеку. Купить леденцы для горла и жаропонижающее.
Прогулка пошла на пользу настроению, но тело протестовало. Оно хотело в тепло, а на улице, похоже, все тридцать. Вся вспотела, пока добралась до четвертого этажа.
Градусник показал тридцать восемь и восемь. Капец просто. Развела порошок в кипятке и забралась в постель. Вот уж каникулы. Не позавидуешь. А в конце февраля опять практика. Буду проситься в отделение к Тиму. Для разнообразия, так сказать. Ну ни к Зарецкому, ни к Ольге нет желания идти.
Эх, дожить надо еще…
Опять рассвет. Да что ж такое?
И температура снова поднимается. Меня трясет не на шутку. Выпила таблетки. Немного полежала, кутаясь в одеяло. Когда слегка стыла, выбралась снова в аптеку. Теперь уже пошла в ту, где работала тетя Надя, старая знакомая. Надо бы уже антибиотик начинать. А она может без рецепта дать.
— Дашенька, конечно же, возьми, уж ты-то без оснований не попросишь. Где заразилась-то?
— В Москве, — ответила сдержанно. На меня опять навалилась слабость.
— Выздоравливай. Батюшка Алексей-то еще не приехал? Завтра Сочельник уже. Если что, передавай мои поздравления, если я не смогу в храм прийти.
Сочельник? Боже. Я выпала из реальности не на шутку. Оказывается, уже прошло больше, чем мне казалось.
Поблагодарила тетю Надю, рассчиталась и поплелась домой. Пятое число. Обо мне никто не вспоминает. Завтра приедет Алексей, и я жутко этого боюсь. Он ведь на исповедь пригласит. А я не хочу. Мне стыдно. Знаю, что грех, знаю, что нельзя, но видимо, правы были мамка с отцом.
Я не смогу посмотреть ему в глаза. И даже в храм не пойду. Потому что стыдно. Нет, не сейчас, не готова…
По пути забрела в магазин связи, приобрела зарядник и первую попавшуюся сим-карту. Потом свою восстановлю.
В голове созрел план. Сегодня и завтра пью антибиотики, это должно помочь. Потом звоню Тане и возвращаюсь в Москву. Пока их нет, долечусь и к концу каникул буду здорова. Надеюсь, в Москве легче пережить депрессию…
Так и сделала.
— Даша! Солнце, ты где? Дашка! — голос Тани аж дрожит от волнения. Да что такое? Я ж предупредила. — Мне Зарецкий весь мозг вынес, мы уже собрались назад в Россию, искать тебя.
— Я же говорила…
— Даша! Не ври мне! Я звонила Алексею вчера. Ты не ездила с ними.
Боже…
— Прости Тань, мне нужно было побыть одной.
— Даша! Там Дима в панике, у него…
— Стоп! Не хочу ничего слышать о Зарецком! Ни слова! Все, Тань, пока, со мной все в порядке. Надеюсь, ты Алексея не напугала? Прости, мне надо побыть одной.
Я отключилась и снова вырубила телефон. И как теперь возвращаться? Если появлюсь в доме Воронцовых, прислуга сразу же сообщит. А Таня доложит Зарецкому. А его видеть точно не могу. Я еще не готова к разговору. Еще не перегорело внутри.
На память набрала Вику, свою одногруппницу, с которой сдружилась, но у нее не было возможности меня пустить к себе. Зато она дала номер Сашки, еще одной девочки с нашего потока. Сообщила ей, что мне бы дня три где-то перекантоваться.
— Конечно, Даша, я уехала к родителям квартира пустая. Зайдешь к соседка, возьмешь ключ, я ей позвоню, предупрежу.
— Спасибо. Я тебе очень благодарна.
— Сочтемся.
Глава 27
Я нажала на звонок в необходимую квартиру, по соседству с Сашкиной. Некоторое время никто не отзывался, потом послышались шаги и звук открываемого замка. Дверь распахнулась, представив моему обозрению полуголого парня.
— Оу! Привет. — Его взгляд пробежался по мне. Как хорошо, что на улице зима, и я в пуховике.
— Здравствуйте. Мне бы тетю Зину.
