следя за дорогой.
– Если бы было всё так легко! Я делаю, что надо на автомате, а по сути не готова даже думать об этом. Слишком много последствий.
– Намного проще, чем ты считаешь. А я умею ждать.
До самого дома они молчали, каждый обдумывая что-то своё. Но мысли шли в одном направлении: как выйти из ситуации с Павлом с малейшими потерями. Он – как это лучше устроить.
Город постепенно погружался в сумерки. Начинали загораться фонари. Москва в освещении особо красива. Пятиэтажки, шести, семи, девятиэтажки, высотки. Сталинки с их помпезной надёжностью и лепниной.
Новые, взметнувшиеся в небо, здания современной архитектуры: стекло и разного цвета пластик. Перепады высот крыш с подсветкой, Как алгоритм пульсации города. Сверкающие змеи гудящей автострады. Никто и никогда не заставит её добровольно бросить всё это. Разве, что поменять на жизнь у океана.
Ключ подошёл. Замки Светличный не поменял, а значит, уверен в том, что жена побунтует и смирится с новой участью. В конце концов, все деньги остались в семье, при условии, что эта семья сохранится.
Человек Бероева подъехал следом за ними. Они оба начали осмотр. Нина в поиске улик, он – месте для установки камер.
Просторная дорого меблированная квартира была идеально вычищенной. Уборщица не зря получала деньги. В спальне с широченной кроватью и окнами затянутыми тяжёлыми серыми портьерами было холодно и неуютно. Нина переворачивала подушки в надежде, что что-то за ними осталось. Заглядывала в каждую щель, в любой угол. Но сюрприз ждал её в огромной ванной комнате.
Серёжка на умывальнике. Вычурная, из белого золота с большим бриллиантом. Такие не забывают, их ищут до последнего, без них не уходят. И чужие женские стринги ярко-жёлтого цвета, брошенные на сушилку, как среднее окно светофора, разбавляющие ожиданием красный шёлк постельного белья.
Больно.… Очень… Желание разрыдаться…
И только сейчас приходит понимание, что она всё ещё любит высокомерного, себялюбивого, очень красивого властного мужчину. И сердце сжимается в тисках невыносимой обиды.
Она сползла по стенке на пол, спрятала голову меж острых коленей и заскулила. Суровая правда не оставляла ей выбора. Проглотить открытый факт измен, значит уничтожить себя как личность, позволить втоптать в грязь, из которой потом не выбраться.
Не настолько неправа была Лида. Не бред пьяной алкоголички, а исповедь выжженной души обманутой не единожды женщины, не способной жить самостоятельно.
Тяжёлые ладони опустились на вздрагивающие плечи. И снова ничего не надо объяснять. Стас понял всё сам. Он покрутил в пальцах серьгу, бросил её назад в раковину и сделал единственно правильный вывод:
– Кто-то очень старается, чтоб ты узнала об изменах мужа.
– Да… – Она всхлипнула, вытерла слезы воткнутой в пальцы салфеткой и взглянула в участливые глаза. Меньше всего ей нужна была чья-то жалость.
Нина поднялась на ноги, сполоснула лицо холодной водой и убрав черные пятна под веками, вынесла приговор семейной жизни:
– Я не Лида!– она достала из кармана прямоугольник пластика, с горькой усмешкой пробормотав: – Безлимитная, говоришь?– А уже громко вслух, обращаясь к блондину.– Оставим ключи фсбэшнику, пусть сделает всё и отдаст их Олегу. Появляться во второй квартире не имеет смысла. – Она улыбнулась сквозь слёзы, гордо выпрямив спину. – Мы едем покупать новую мебель!
– По-моему, это она!– Нина раскинула руки, расположившись на огромной кровати.
– На самом деле – уютно!– повторил её действия Стас и, развернувшись лицом к шатенке добавил:– Следующую, для нашего дома, я выберу сам. Пока же чувствую себя неуютно.
– Почему? – она усмехнулась настойчивости блондина. Наблюдать за ним было забавно. Когда–то она сама вот так – напролом шла к своим целям.
Огромный, залитый ярким светом торговый зал не премиального уровня, вдруг сузился до нескольких метров высокого потолка. Она не различала голосов в общем гвалте, не слышала обращённые к ним вопросы продавца–консультанта, молоденькой девушки с кокетством бросающей взгляды на Стаса. Укутавшись в личный кокон одиночества среди людей.
Надо понять, чего на самом деле хочет он от неё. Чего ожидает? Готов ли идти до конца, не только постели. Что смогут дать они друг другу, чем дополнить? Его молодость компенсирует цинизм её опыта?
– Не могу сейчас оплатить тебе её, с утра вложил всё, что имел в одно рискованное предприятие.
Его бархатный глубокий голос доносился, словно из далека. Она отвечала на автомате, не думая о словах, ради поддержания разговора:
– Зачем рисковать?
– Уверен, что всё получится. Скоро смогу воплотить в жизнь любую твою мечту, если она материальна, конечно. Звезду достать не сумею, разве что купить виртуальный участок. Но это деньги на ветер. – Он рассмеялся. – Непозволительная для меня пока роскошь.
Несколько фраз вернувших её к реалиям жизни.
– Ты копишь деньги на мою мечту, – удивилась она, – даже не зная, чего я хочу? – Нина повернулась к тренеру, подперев голову рукой, вглядываясь в мужественное, но по-детски светлое лицо уверенного в себе человека.
Стас не прятал взгляд, не смутился под откровенной оценкой вдумчивых серых глаз красивой женщины.
– Надеюсь, сейчас ты её озвучишь.– Он протянул руку, коснувшись тыльной стороной пальцев нежной кожи щеки.
Она не дёрнулась, как обычно, а закрыла глаза. Представив себя сейчас совершенно в другой постели, с другим, знакомым до последней родинки человеком. Есть ли у неё мечты кроме счастья с ним, тем другим? Она прогнала сдавившую сердце тоску и, распахнув веки, проговорила чуть слышно:
– Дом на берегу океана, мой собственный, где Алиса будет бегать наперегонки с сестрой или братом. Небольшой доходный бизнес, не выматывающий на износ. И душевное равновесие. Хочу быть уверенной в завтрашнем дне на все сто. – Уголки растянутого в улыбку рта дрогнули. – Но вряд ли это возможно.
– Я обеспечу тебе всё! Не обещаю вечной нирваны, но никогда не предам, не изменю и не брошу.
– Никогда не говори – никогда… – Нина горько усмехнулась, подумав про себя: – Малыш, если бы ты встретился мне много лет назад…
– Я так воспитан. Родине не изменяю, а ты входишь в круг родных моему сердцу людей.
– Даже так?– улыбка вышла гримасой боли. – Ты не забыл про разницу в возрасте?
– Я скоро начну седеть, генетика папы, и ты меня бросишь? – голубые глаза смотрели с усмешкой. И никакой в них лжи.
Вот от этого было больно. Он действительно верил в то, что
