У меня нет никакого шока или ужаса. Только странный ступор от того, что все так быстро закончилось. Ко мне походит Богдан, я его не вижу, скорее, чувствую его животную энергетику. И странное дело, именно она помогает сделать первый полноценный вдох.
Продолжаю смотреть на женщину которая еще пять минут назад была жива и фактически угрожала убить меня.
- Ты. Ты был прав, - это все, на что я способна сейчас. - Прав…
Заславский молчит. Но и не трогает меня. Киваю своим же мыслям и, пошатываясь, иду к дому. Слышу, как позади муж отдаёт приказ прибираться, как что-то выговаривает Авдею. Но я сама словно в каком-то коконе. Во мне нет боли. Только пустота. Бездонная чёрная дыра в груди, которую просто нечем заполнить. У меня все забрали. Все.
Где-то в череде мыслей мелькает понимание, что Богдан, наверное, накажет меня за то, что натворила. Но даже оно не вызывает никаких эмоций.
Мне просто все равно.
В спальне забираюсь на постель и смотрю в одну точку на стене. Я даже глаза закрыть не могу, потому что снова вижу лицо Агнии Ивановны. Слегка удивлённое. И красная точка, капли крови…
Оля
Не знаю, сколько времени проходит. Кажется, за окном уже темнеет, когда в спальню приходит Богдан. Он приближается к постели. Отстраненно думаю, что, наверное, пришло время расплаты за свою глупость.
Но муж молчит. Просто ложится рядом, даже не касаясь меня.
Тишина кажется слишком густой, давящей. А еще холодной. Во мне все выстужено, будто с хирургической точностью вырезаны все эмоции. И мне холодно.
Боже, как же мне холодно. Такого отчаяния я не испытывала, даже когда отец заставил меня выйти замуж за Богдана.
И я, похоже, настолько в отчаянии, что готова искать хотя бы кроху тепла у него, человека, который не способен на это в принципе.
- Тебя предавали? - тихо спрашиваю, устав от тишины.
- Много раз, - не сразу отвечает муж.
- И что ты сделал?
- Отомстил. Каждый раз. Каждому кто посмел.
Удивлена ли я? Нисколько. Чего-то такого я и ждала. Но вместе с тем во мне теплилась надежда на хоть какие-то слова поддержки.
Наивная.
- Накажешь?
- Ты сама отлично справилась с этим, - флегматично отвечает Богдан.
Возможно, будь я в себе, искренне удивилась бы его словам. Но сейчас даже они не вызывают во мне отклика.
- Я все время вижу ее лицо, слышу то, что она говорила… Это так странно. Человека нет, а я все цепляюсь и не могу закрыть глаза.
Заславский последний человек, с которым стоит обсуждать подобное. Но я в настолько плачевном состоянии, что готова поплакаться даже ему.
- Это пройдет, - слышу довольно равнодушный ответ. - Ты станешь сильнее, когда примешь все, что случилось.
- По моей вине!
- Хорошо, что ты это понимаешь. Ты не имела права выводить ее из подвала.
И вот теперь я чувствую давление мужа. Словно он давал мне передышку, а затем снова включил эту свою энергетику на всю катушку. Даже лежа к нему спиной, я испытываю колоссальное давление.
- Ты сам сказал, приобщаться к делам, - огрызаюсь.
- И ты правда надеешься этим прикрыться? Ну же, Барби, не разочаровывай меня.
Стоит ему произнести это дебильное прозвище, как во мне будто по щелчку появляется злость.
- Не смей меня так называть! - требую тут же. - Никогда.
- Это зависит не от меня.
Нет, он точно дразнит меня. Все же не выдерживаю и разворачиваюсь к мужу лицом.
- Зачем ты это делаешь? Тебе по кайфу меня бесить?
- Это лучше, чем ты будешь себя жалеть.
Непробиваем. Невыносим. Твердолоб.
- Тебя когда-нибудь предавал любимый человек?
Богдан снисходительно усмехается.
- Ты цепляешься за эти понятия, изводишь себя мы мыслями. Но зачем? Правда в том, что любви нет. Это все придуманная шелуха. Есть уважение, преданность. Вот что ценно.
- Ты черствый человек, Заславский, - качаю головой. - Как ты вообще живешь вот так - никого не любя?
- Отлично живу, - пожимает тот плечами. - Явно лучше чем ты, которая мучается угрызениями совести.
- И что, ты прямо никого никогда не любил? А как же родители? Или по-твоему родительской любви тоже нет?
Муж очень долго молчит. Я даже уже готова сдаться и отвернуться от него, чтобы дальше страдать в одиночку, но вдруг …
- Если и есть, то у моих ее явно отключили или забыли положить в комплект при сборке.
- У вас плохие отношения? - осторожно спрашиваю, боясь спугнуть момент откровенности. Это ведь не просто редкость. Это впервые, когда Богдан рассказывает что-то про себя.
- Вероятно сложно иметь хорошие отношения с тем, кто послал тебя в детдом совсем ребёнком.
Я даже дышать громко боюсь. Так вот почему он…
- И пока ты не успела выстроить целую теорию и проявить свое сострадание - даже не думай. Дело не в среде. Ты либо идёшь вверх, потому что видишь цель и хочешь ее достичь, либо скатываешься на дно.
- То есть даже если бы ты вырос в полноценной семье…
- Именно. Я тот, кто я есть, потому что хочу им быть, - довольно жестко высекает муж. Каждое слово будто вбивает в меня. - Так что оставь свою жалость. Может ещё кто-то решится тебя продать.
- Например, ты? - вскидываясь от его грубости.
Заславский медленно поворачивает ко мне голову и опять смотрит этим своим взглядом давящим. Словно сканирует.
- Я уже говорил, что со мной ты в безопасности.
- Но ведь это из-за твоего завода меня хотели выкрасть, - напоминаю ему.
- Это теперь он мой. И этот статус ещё предстоит отстоять, - добавляет муж устало.
Мы снова долго-долго молчим. Лежим рядом, больше глядя друг на друга. Очень странно проводить время с Богданом вот так.
- Я ничего не чувствую, - тихо роняю очередное признание. - Вообще. Словно часть меня вырезали.
- Могу помочь и кое-что ты точно почувствуешь, - ухмыляется Богдан. Я не вижу его лица, но уже по голосу могу сказать, что это так.
- Не сегодня… пожалуйста.
Заславский ожидаемо не отвечает. Но вдруг пододвигается ближе и его тепло оказывается тем самым, что помогает мне хотя бы закрыть глаза в попытке заснуть. Неосознанно хватаюсь за его руку. А когда сквозь тихое ругательство муж разворачивается и подгребает меня к себе под бок, окончательно сдаюсь и засыпаю, пригревшись.
Оля
Три дня я пытаюсь собрать себя заново. Снова поставить кирпичики друг на друга, но не выходит. Башня разваливается снова и снова. У меня не получается. Что-то во мне сломалось насовсем. Окончательно.
И я не понимаю, где взять новую деталь, чтобы механизм снова заработал.
Богдан в тот вечер меня не тронул. Хотя я был уверена накажет в своей манере, потребует сатисфакции и отымеет. Но нет. И я была ему благодарна.
Правда, следующим вечером его джентльменство закончилось, но я была даже рада - надеялась забыться в его звериной похоти.
И вот сегодня я все же понимаю, что муж был прав - мне надо принять все и идти дальше. Повторить себя заново, но уже другую. И больше никого не подпускать так близко. Чтобы не разочаровываться.
- У тебя сегодня есть дела? - спрашиваю мужа, когда мы вместе завтракаем.
Богдан поднимает на меня взгляд. Внимательно смотрит, очевидно, прикидывая, что ещё можно от меня ждать. С того вечера мы больше не возвращались к разговору про мать Лизы. Как и не последовало никакого наказания. Стоило ли это расценивать, как то, что его отношение ко мне действительно поменялось?
Я не знаю. Но ощущаю, что между нами теперь не все так однозначно, как раньше. Заславский не изменился. Он по-прежнему самоуверенный, черствый мудак. Но я не чувствую, что он смотрит на меня сверху вниз. Сложно объяснить. Но я все равно боюсь радоваться раньше времени. Вдруг это его мимолетный каприз.
- Есть. Хочешь со мной? - неожиданно предлагает Богдан. Я удивленно вскидываю брови - неужели он настолько хорошо меня просчитывает? - Пора выбираться из скорлупы, - добавляет он.
