Есть вещи, которые нам нужно было сделать давно, но на них не выделялось денег, например, на обновление компьютеров, которым уже пять лет и которые часто используются. У Карнэла есть немного денег, несколько частных спонсоров, которые в приступе щедрости могут помочь, но если они этого не сделают, сбора средств среди местных может оказаться недостаточно.
— Петиции? — спросил он, и я пожала плечами.
— Без понятия.
— Не повредят. Подготовь одну, я отнесу ее в участок. Другую можешь дать Лекси, она соберет подписи в салоне. Стелла — в автомастерской. Кристал — в «У Баббы». Может, увидев, что граждане поддерживают библиотеку, сокращения затронут что-то другое.
— Это мило, Чейз, но сокращения чего-то другого — это школа или полицейский участок. Когда люди об этом узнают, библиотеке придет конец.
— Милая, консультанты решили, что штат полиции Карнэла раздут. Нам выделили места для двух детективов, двенадцати офицеров, капитана и никакого шерифа. Администраторов сократили с четырех до двух, и убрали саму должность из штата, взвалив всю работу на дежурных офицеров. Городской совет становится главным, и Кэп будет подчиняться непосредственно ему. Мы потеряем десять человек. Одна зарплата Фуллера превышала шестизначную цифру, его прихлебателям также переплачивали. Только на этом они дохера сэкономят.
— Твоя работа под угрозой? — быстро спросила я и увидела, как его губы расслабились.
Но его голос прозвучал странно, немного самоуничижительно, когда он ответил:
— Нет, они ни за что не избавятся от спасителя ДПК (прим.: Департамент полиции Карнэла).
— Чейз, — прошептала я, но больше ничего не сказала, потому что не совсем поняла его слова, или, что более важно, его тон, потому что он был спасителем полицейского департамента. Люди гибли, среди них была и его жена, а других подставляли и они отбывали срок за преступления, которых не совершали. Чейз и Фрэнк Долински серьезно рисковали, работая под прикрытием по заданию отдела внутренних расследованиям, чтобы засвидетельствовать, задокументировать и раскрыть коррупционеров, заразивших ДПК и державших весь город Карнэл под пятой ограниченного, фанатичного, самовлюбленного тирана уже более десяти лет. Все это знали.
— Я посмотрю, что можно сделать с проблемой библиотеки, — предложил Чейз, отвлекая меня от моих мыслей.
— Что ты можешь сделать?
— Поспрашивать. Узнать, почему расходы на ДПК сократились на сотни тысяч долларов, и тем не мене, мы теряем нашу библиотеку.
— Тебе не обязательно этого делать.
— Ты права. Мне действительно не обязательно. Но я сделаю.
Я перевела дыхание.
Это тоже было приятно.
Затем я прошептала:
— Хорошо, — и после этого отпила кофе.
Он сделал глоток и перевел взгляд к лобовому стеклу.
— А теперь, — осторожно начала я, — покажи мне…
— Бл*ть, — пробормотал он, и я увидел, что его взгляд на чем-то сосредоточился.
— Что? — спросила я, повернув голову, и прошептала на представшее зрелище: — Святой frak.
У ящика для возврата был мальчик. Он присел на корточки, просматривая содержимое сумок, что я ему оставила.
Я затаила дыхание и даже не заметила, как протянула руку и вслепую нашла руку Чейза. Даже когда его пальцы сомкнулись вокруг моих.
Мы сидели неподвижно, молча, держась за руки и глядя, как мальчик нашел мою записку, быстро прочитал ее и сунул в сумку. Затем опустил в ящик для возврата несколько книг и схватил ручки всех сумкок. Бросив взгляд влево и вправо, но не назад, где находились мы, он прокрался вокруг мимо фасада библиотеки и исчез.
— Я пойду за ним, — пробормотал Чейз, и я услышала, как открылась его дверца.
Моя рука сжала его руку, и он замер и оглянулся на меня.
— Не пугай его, — прошептала я.
— Не буду, детка, — прошептал он в ответ, сжал мою руку, отпустил и выскочил из внедорожника.
Он захлопнул дверцу, и я смотрела, как он бежит к библиотеке и огибает ее, пока не исчез.
Мой взгляд переместился на приборную панель, и я увидела, что он оставил там свой стаканчик с кофе.
Я посмотрела на свой стаканчик, купленный им для меня.
Я чувствовала, как тепло наполняет салон, создавая уют.
Мой взгляд вернулся к его кофейному стаканчику, и мой разум решил, что я действительно должна отлить его в бронзе. И свой стаканчик тоже (когда допью). А, может, и пассажирское сиденье. И, возможно, свою руку, которую он сжимал.
Потом до меня дошло все, что только что произошло, — появление Чейза с кофе, наш разговор, — и это казалось нормальным, если не считать, что он назвал мою задницу «милой», меня «красавицей», говорил, что я очаровательная, и поддразнивал.
Будто мы были друзьями.
Друзьями, которые танцевали после полуночи.
Боже, мне нужно перестать прятаться и как можно скорее пригласить девочек на ужин и «маргариту».
Но после того, как я решу, стоит ли звонить Чейзу через час или два, чтобы узнать, что он выяснил о мальчике.
* * * * *
Чейз
Чейз шел по улице, глядя на библиотеку.
Он никогда ее особо не замечал, даже зная, что там работает Фэй.
Теперь, узнав, что она может потерять работу, а город лишится библиотеки, он вгляделся пристальнее.
Привлекательное здание. Из красного кирпича. Над дверью висела бетонная табличка, на которой было выбит год строительства — 1902. Шесть ступеней вели к двойным парадным дверям. По обеим сторонам располагались четыре больших окна. На кустах и траве перед ними сейчас лежал снег, а высокие снежные шапки покрывали четыре больших вазона, — два наверху ступеней, два внизу, — которые, как он мельком заметил в летние месяцы, благоухали цветами.
Глядя на вазоны, он подумал: не Фэй ли посадила в них цветы прошлым летом?
Пока он размышлял, ее милый, нежный, властный голос заполнил его голову.
Не начинай. Знаю, что не должна была вкладывать шоколад, но он ребенок. Ему нужны лакомства.
Чейз усмехнулся про себя.
Она купила этому парнишке еду и одежду, за которые многие дети из неблагополучных семей готовы были бы убить, а беглецы — определенно. И книги. Она не купила ему только куртку, колбасу, хлеб и газировку. Она выложилась по полной. Затем заняла наблюдательный пост напротив ящика для возврата книг.
Ухмылка Чейза стала шире.
Он вел себя чертовски глупо. Ему нужно было держаться от нее подальше. Все это он прекрасно понимал.
Но ему было плевать.
В ту минуту, когда в свете уличных фонарей он увидел в ее глазах боль и понял, что она плакала, он перестал сопротивляться. Все выходные Чейз только об этом и думал. Он был рассеян во время ужина с мамой, что от нее не укрылось, и она спросила об этом, но он осторожно увернулся
