Полумрак разрезает крутящаяся цветная лампа. Щурюсь, чтобы привыкнуть к освещению и рассмотреть присутствующих. Мне желательно обнаружить Никиту до того, как его отец успеет воспользоваться распирающей его изнутри злостью.
Подростки, кстати, не сразу обращают на нас внимание. Лишь некоторые замечают и подталкивают других валить из квартиры. Раз нагрянули суровые взрослые, вечеринке явно конец.
В кухне пугаем какую-то целующуюся парочку и парня, выпускающего густое облако, белого дыма. В туалете натыкаемся на девчонку, что громко взвизгивает, прикрывая низ живота руками, когда видит в дверях здоровую, точно мамонт, фигуру Абрамова.
А ему плевать. Буквально. Тимур ни на кого не обращает внимание. Расталкивает всех детей, что попадаются под руку. Многие, кстати, старше Никиты, и я никогда не видела их в нашей школе.
Когда возвращаемся в зал, там уже почти никого не остается. Несколько человек. То ли самоубийцы, то ли пьяны настолько, что плохо соображают. И куда только смотрят их родители?
Никиту обнаруживаем во второй комнате. На нем лишь джинсы, а к себе он прижимает какую-то расфуфыренную девчонку. Подростки целуются. По-взрослому. Абрамов-младший шарит руками по худощавому телу девочки. Они даже не замечают нас.
Тимур сатанеет гораздо сильнее и буквально расшвыривает целующихся по углам. Девчонка едва удерживается на ногах от такого напора. Что он там говорил? «Подумаешь, девок полапал?!» Что-то не видно сейчас, чтобы Абрамов поощрял подобное поведение сына. А мне страшно даже подумать, что было бы между этими двумя, не подоспев мы вовремя.
— Сдрыснула отсюда! - команда Тимура, обращенная к девочке, не заставляет себя долго ждать.
Та, подхватывая с кровати какие-то свои вещи, спешит по стеночке удалиться из комнаты. И из квартиры, скорее всего, тоже.
— Нафиг ты сюда приперся?! - с ненавистью в голосе кричит Никита.
Вижу, как он обижен. И своими ‘словами, резкими и неприятными, подросток пытается сказать совсем другое: «Ты нужен мне, папа! Я нуждаюсь в тебе, как никогда раньше».
Если бы Тимур только сумел это понять сейчас. Он бы не ругался, не читал нотаций, а просто обнял сына и ласково сказал: «Пойдем домой». Но я то знаю, что все может обернуться чем-то жутким. Ведь Абрамов не из тех, кто пользуется в воспитании советами психологов или хотя бы здравого смысла.
Спешу встать между отцом и сыном. В прямом смысле. Устремляюсь прямо туда, где между
Абрамовыми искрит воздух. В самый эпицентр.
— Ха! И ты здесь? - Никита будто только теперь замечает меня.
Не обращаю внимание на его фамильярный тон и «тыкание». Сейчас у мальчика стресс, и я должна принимать это во внимание.
— Никит, послушай, - начитаю было я, но меня тут же в сторону отодвигает его отец. Просто берет за плечи и переставляет.
— Быстро в машину! Оба! - рявкает мужчина. - Мы поговорим дома.
— Как я вообще мог думать, что ты нормальная?! - ребенок теперь обращает внимание только на меня. Слова отца будто пролетают мимо его ушей. - Есть вообще в этом мире нормальные? - с какой-то обидой выдает он.
Тимур кидает на меня полный ярости взгляд. А я безмолвно молю дать мне еще немного времени. Нашу ситуацию нужно решать спокойно. Но я не успеваю ничего больше произнести, потому что Никита делает это за меня.
— А покажи сиськи, а? - усмехается он, и его лицо приобретает такое же циничное и самоуверенное выражение, как у отца. Он буквально становится им.
А я точно задыхаюсь. Он неожиданности и грязи момента.
— Или только ему показываешь? - кивает в сторону Тимура, все так же зло усмехаясь, пока я давлюсь колючим комком, дерущим горло.
Абрамов же реагирует мгновенно. Он больше не ждет мирного решения конфликта, замахивается и отвешивает сыну жгучую и, должно быть, очень болезненную пощечину.
Глава 33
Варвара
Не вскрикиваю только оттого, что все происходит мгновенно. Я не успеваю среагировать. Никак.
Ни взвизгнуть, ни остановить Абрамова и вступиться за Никиту.
Подросток потирает горящую щеку и смотрит на отца с прищуром. Его взгляд наполнен презрением, и в нем ровным счетом ничего не меняется, даже когда мальчик переводит его на меня. Сейчас он ненавидит нас обоих, и у меня в голову начинают закрадываться не очень приятные подозрения.
Отец же смотрит на Никиту зло. И его раздражает, как минимум, то, что пришлось потратить свое время на поиски. Часы, которые Абрамов явно желал провести иначе.
Я даже не испытываю ни толики радости за то, что, по сути, этот мужчина вступился за меня. Лишь сердце сжимается от несправедливости, которая творится вокруг. Что там Абрамов сказал в машине?! Что я в дерьме, кажется? Так так и есть. В огромной глубокой заднице.
— В тачку! Живо! - командует мужчина, и Никита решает больше не злить отца. Но, проходя между нами, будто нарочно задевает его плечом. На этот раз Тимур не реагирует.
— Оба! - добавляет он, замечая, что я так и продолжаю стоять на своем месте.
Тоже делаю шаг в сторону выхода. Сейчас нельзя оставлять ребенка одного. Как минимум, он может снова сбежать. А, как максимум, даже думать не хочется.
Потому и повинуюсь. Никите нужно остыть, а после я попытаюсь поговорить с ним. Нужно будет только продумать каждую фразу. Сейчас одно неосторожное слово может привести к взрыву.
Нужно набраться терпения и, как сапер, взвесить все варианты.
Когда я ехала сюда вместе с Тимуром, то и подумать не могла, что обида мальчика на отца так глубока. Что их проблемы настолько серьезные. А еще не подозревала, что, кажется, нравлюсь ему. Как женщина.
Скорее всего, эта тяга возникает у него на фоне недостатка женского внимания. У Никиты нет матери, в которой он тоже нуждается, не меньше, чем в своем отце. И тут я -молодая классная руководительница, в буквальном смысле взявшая своих учеников под, крыло. Ведь я очень старалась быть для них именно второй мамой: заботливой и поддерживающей, стремящейся разрешить любые конфликты.
И вот как это отдалось в голове поломанного жизнью мальчишки. А что, если своим поведением в школе Никита хотел привлечь вовсе не внимание Абрамова, а мое?
Когда мы выходим на свежий воздух и останавливаемся около машины, Абрамов внимательно следит за тем, чтобы ребенок оказался внутри. Следом и мы сами усаживаемся в салон, где стоит гнетущая, удушающая тишина. До самого дома.
Никита молчит на заднем сидении. Его отец с плотно сжатыми челюстями смотрит на дорогу. Я
обдумываю случившееся.
Странно, но почему-то ситуация в семье Абрамовых волнует меня сейчас больше собственных проблем, а их предостаточно.
— Марш в свою комнату! - огрызается Тимур, когда мы оказываемся на пороге его особняка.
Нас тут же встречают Алла Егоровна и еще какая-то женщина. Они было с облегчением хотят наброситься на Никиту, но тот смиряет их таким взглядом, что обе замирают и даже боятся подступить ближе.
— Из дома его не выпускать, - распоряжается Абрамов, когда его сын скрывается на втором этаже.
- Охрану тоже предупрежу.
— Конечно, Тимур Александрович! - спешит согласиться Алла Егоровна. - Теперь глаз да глаз за ним.
Мужчина кривится. Его явно раздражает все, что происходит. Я стою чуть позади и не знаю, чего ждать. Мое сердце будто обращается в камень и тяжестью повисает в груди. От каждого тяжелого толчка грудь сотрясается. Как и все тело.
Убежать бы сейчас. Удрать. Но я стою на своем месте, точно приросла к нему, и жду решения хозяина дома. Как бесправная маленькая букашка, что трясется при виде подошвы сапога, размышляя над тем: раздавит или пронесет.
Скорее всего, раздавит. Сделает как привык - пойдет к своей цели, наплевав на все. Нет в
Абрамове ни сострадания, ни приличия. И местечка для любви нет. Вместо сердца у него, должно быть, закостеневшая черная ледышка.
— Тебе особое приглашение нужно? - спрашивает мужчина, даже не оборачиваясь на меня.
