прежней жизни она была уверена, что невозможно построить счастье на чужом несчастье, но сейчас…
Сейчас вся ее сущность вдруг взбунтовалась против этой вроде бы правильной и незыблемой истины.
Остановиться? Вернуться назад, в пустую, сонную и унылую жизнь? Отказаться от счастья, которое после стольких лет скитаний нашло наконец тропинку к ее дому?
Нет, ни за что! Никому на свете не отдаст она это счастье! Олег верно сказал — они оба заслужили его.
Олег. Карина представила себе его лицо — строгое и вдохновенное, похожее на иконописный лик.
Теперь она знала наверняка: тот, другой, которого она считала смыслом существования, лишь жалкая тень, отблеск, будничная репетиция перед блестящей и ослепительной премьерой. И послан он ей был как подготовка к самому главному, самому важному в ее жизни — взаимной любви, взаимному счастью и пониманию.
Она задремала лишь на рассвете, всю ночь ворочаясь с боку на бок, не в силах унять волнение и сладкую дрожь во всем теле. И тут же вскочила, едва электронный будильник гнусаво завел свою утреннюю песню.
Ей было одновременно и радостно, и жутковато, но вчерашние сомнения исчезли без следа.
Карина приняла душ, выпила чашку кофе и оделась точно так же, как вчера, добавив к наряду еще короткую бежевую жакетку.
В восемь она была совершенно готова. Бесцельно побродила по квартире, вышла зачем-то в коридор, снова вернулась в комнату, села на диван.
Ей казалось, стрелки на часах едва ползут. Она ждет уже целую вечность, а на циферблате лишь пять минут девятого. Десять, двенадцать…
Отчетливо хлопнула дверь соседней квартиры. Карина вздрогнула и бросилась в прихожую Тут же раздался звонок.
— Доброе утро. — Олег стоял перед ней в знакомой темно-зеленой куртке, без шапки, со скрипкой за плечом.
Лицо его было серьезным, сосредоточенным, и Карине показалось, что он зашел сюда, по обыкновению, спросить, не у нее ли Леля.
Она отступила на шаг, стараясь побороть вдруг участившееся дыхание, молча кивнула ему в ответ.
— Молодец, уже готова, — все так же сдержанно, без улыбки похвалил Олег. — Одевайся, и пошли.
Он не делал попытки ни обнять ее, ни поцеловать, не произнес ни одного слова о том, что было вчера, будто бы и не помнил об этом вовсе. Будто все, о чем они с Кариной договорились накануне, это ее переход на новую работу.
Во дворе было еще темно. Кружился легкий снег, первый в этом сезоне. Олег щелкнул пультом и справа от подъезда вспыхнули и погасли фары новенькой «восьмерки», которую он купил, вернувшись из Испании.
— Садись, — распахнул он перед Кариной дверцу, подождал, пока она заберется на сиденье, аккуратно пристроил сзади скрипку и сел рядом.
Молча достал из кармана сигареты, закурил, взглянул на часы.
Карина искоса смотрела на него. Чужой, совсем чужой, непонятный, загадочный. Кто знает, что у него на уме? О чем он думает сейчас, слегка нахмурившись, рассеянно подбрасывая на ладони брелок с машинными ключами? О том, что зря все затеял, сглупил, а теперь нужно как-то выпутываться, исправлять положение? А может быть, ни о чем, просто не выспался, устал, никуда не хочется ехать по холоду и темноте?
Олег выбросил окурок в окно, вставил ключ в замок и повернулся к Карине:
— Я вчера забыл спросить, ты с листа хорошо читаешь?
— Нормально. — Это было первое слово, которое Карина произнесла вслух с тех пор, как встала.
Голос прозвучал чуть хрипло.
— Это хорошо, — Олег удовлетворенно кивнул, — значит, справишься. А то там текст серьезный: Бах, Гендель. Ритка долю въехать не могла, ноты домой брала.
— Не беспокойся, я сыграю и Генделя и Баха.
Он глянул на нее удивленно:
— Ты что, обиделась?
— Нет, почему? — Карина пожала плечами.
— Тон какой-то странный. — Олег повернул стартер.
Тихо заработал двигатель.
— Нормальный тон. Каким говорят о работе.
Олег наконец улыбнулся, обнял Карину за плечи, притянул к себе:
— Брось. Ты же не Лелька, которой двадцать четыре часа в сутки нужно, чтобы на нее смотрели с обожанием. Мы едем в серьезное место, и я хочу, чтобы у нас все вышло на отлично. Там надо работать, понимаешь меня? — Он пристально поглядел ей в глаза. — Там тяжело работать. Но интересно. Ты не пожалеешь.
Карина слушала и кивала. Ей хотелось, чтобы эго длилось вечно: пустынный двор, темный салон машины, тихий снег за окном, объятия Олега, его негромкий голое, терпеливо, точно ребенку, втолковывающий ей что-то… Карине было все равно что — лишь бы он говорил, лишь бы не выпускал из своих крепких рук, не уходил…
Двигатель, прогревшись, загудел на одной низкой ноте, едва слышно, почти беззвучно. Олег осторожно отстранил Карину и крутанул руль.
Капелла репетировала в бывшей церкви, некогда заброшенной, а затем, еще в советские времена, перестроенной в клуб.
Прежде чем войти внутрь, Карина невольно загляделась на купола, голубые, с потускневшей позолотой, на уходящие стрелами ввысь, в розовеющее небо, темные силуэты крестов. На одном из них сидела большая черная галка, задумчиво склонив голову набок.
Помещение после ремонта получилось двухэтажным, благодаря построенным перекрытиям, и на второй этаж вела узкая, деревянная лестница. Собственно репетиционная площадка была наверху, внизу же располагались подсобки, офис и небольшой зал для хоровых спевок.
Основная масса народу еще не пришла, и вестибюль выглядел пустым и сумрачным. У дверей на стуле сидел пожилой, усатый мужчина в камуфляже.
Увидев Олега, он улыбнулся и кивнул.
— Она со мной, — бросил на ходу тот, указав на Карину. — Шеф пришел?
— У себя, — с готовностью подтвердил охранник.
— Пойдем-ка, — Олег потянул Карину за руку к двери с табличкой «Художественный руководитель».
В комнате, низко склонившись над столом, сидел маленький, лысый человечек с розовым, как у младенца, лицом и носом картошкой. Карина тут же узнала в нем дирижера, который руководил концертом в Большом зале, несмотря на то что тогда, во фраке, он показался ей гораздо более представительным и солидным.
— Здорово, Михалыч, — приветствовал лысого Олег, заходя в кабинет и расстегивая куртку.
— Олежка, ты? — Мужчина поднял ¡олову, подслеповато прищурился на Карину, нашаривая на столе очки. — А это что за барышня?
— Пианистка, на место Риты. Я тебе вчера говорил о ней по телефону, помнишь?
— А… да-да. — Дирижер рассеянно кивнул и снова углубился в лежащий перед ним лист партитуры.
— Куда ей? — поинтересовался Олег. — В зале посидеть для начала?
— Да пусть идет прямо к Любаше, посмотрят, что к чему. Потом, чуть позже, солисты должны подойти.
— Ясно. — Олег повесил куртку
