Татьяна Веденская - История одного развода

Большинство состоявшихся людей знает, что успех – это горы, Эвересты каторжного труда. Прежде чем случится та самая малюсенькая неожиданность, перевернувшая все, потребуются многие годы труда, и никаких гарантий, что ты будешь вот так «пахать», а тебе потом достанется конфетка. Может ведь и не достаться. Андрею вот, например, она как раз и не досталась. А ведь труд ученого – это огромное, невероятное напряжение, не отпускающее годами. Причем это испытание как для самого ученого, так и для его близких. Анна Сергеевна растила Андрея одна, с поцелуями и сказками на ночь, вкладывая в сына уверенность в его великом будущем, и что в итоге?

Кстати говоря, никто и никогда за все время нашего совместного существования в маленькой панельной двушке Анны Сергеевны не обсуждал Андреева отца. Эта тема оставалась запретной. Кто он был, как познакомился с Анной Сергеевной, почему никогда ничего не знал о сыне? Может, она вообще никогда и ничего о нем не говорила Андрею. По поводу его отца имелись только сплошные вопросы и никаких ответов.

Кто знает, может, это была случайная связь. Хотя вряд ли. Скорее наоборот – большая любовь, оборвавшаяся по каким-то героическим причинам. Например, он улетел в космос. Не знаю, не знаю. Но с тех пор, как Андрюша родился, он стал личной и безраздельной собственностью матери. Ее самой главной задачей, ее единственной надеждой и утешением. И он, как никто другой, подходил к такой матери. Он не пытался бороться с ее властью, не испытывал неудобства от ее давления, а цель – цель со временем стала у них общая. Одна на двоих – великое будущее.

Я помню, как Андрей впервые пришел домой вдрызг пьяным. Трудно даже сказать, что он пришел. Скорее прикатился, потому что его так сильно рикошетило от стены к стене, что создавалось ощущение эдакого сошедшего с ума колобка.

– Что случилось? – в ужасе подхватила я его под руку.

Анна Сергеевна в ужасе заламывала руки и закатывала глаза.

– Все прекрасно! – выдавил из себя Андрей и осел на кушетку в прихожей.

Мы с трудом дотащили его до кровати, раздели, укрыли одеялом и оставили спать. Квартира была маленькой, я лежала рядом с ним, воздух был заполнен тяжелым запахом перегара, а я все думала, думала, думала. Что же делать? У Андрея тогда были сложности на работе. Тогда, впрочем, сложности были у всех. Перестройка, середина девяностых. Сами помните, в каком виде тогда находилась наука.

– Лена! Лена! – бормотал он во сне и метался по подушке.

– Все хорошо, спи! – Я гладила его по голове и думала, за что, собственно, такая несправедливость. Советский Союз растил в моем Андрее достойную смену Королеву, Туполеву, а в итоге мир изменился до неузнаваемости, космические программы никому не интересны, по улицам бродят шикарно одетое отребье и вооруженные до зубов накачанные молодчики. Мир сошел с ума.

В ту ночь я почти не спала. Теплые лучи рассвета постепенно заполняли нашу маленькую комнату, я водила взглядом по стене, рассеянно изучая рисунок на обоях.

– Лена, как я сюда попал? – с трудом раскрыв глаза, спросил Андрей.

Я усмехнулась.

– На своих двоих, как ни странно. Что случилось? Кто тебя споил? Этого не удавалось даже Ростику!

– Ростику? – растерялся Андрей. Потом вспомнил Ростислава, нашего однокурсника, который смог окончить Бауманку, несмотря на постоянные прогулы. С ним пили практически все с нашего курса. Кроме Андрея.

– Так что праздновали? – сосредоточилась я.

Андрей помолчал, прикрыв глаза. Потом повернулся ко мне и спросил:

– Что, если тебе придется жить с неудачником? Тебя это сильно расстроит?

– С неудачником? – улыбнулась я. – Ты что, собираешься отдать меня кому-то другому? Решил с кем-то поделиться женой? Из сострадания к ближнему, не иначе!

– Неудачник – это я, – спокойно пояснил Андрей.

– Ты? И с чего ты это взял?

– С того, что все, что я делал, можно смело выбросить на помойку. – Его лицо перекосилось от ярости.

Я поняла, что случилось что-то более серьезное, нежели проблемы с каким-нибудь испытанием или опытом. Такие вещи случались у нас и раньше.

– Что ты такое говоришь? Ты – доктор наук, уникальный специалист. Что именно ты хочешь выкинуть на помойку?

– Все! И докторскую, кстати, тоже. Оказывается, это теперь никому, на фиг, не нужно! Все кончено!

– Да что кончено, говори толком, – разозлилась я.

Чтобы мой муж защитил докторскую, я пахала как лошадь, компьютеризируя все подряд. Именно из-за его докторской я согласилась покинуть вольные хлеба компьютерного бизнеса и перешла на должность инженера-информационщика в «Эф ди ай систем». Перспективы карьерного роста, переговоры с крупнейшими предприятиями России, командировки за границу, руководящий пост – все это было еще только в будущем. «Эф ди ай» была маленькой французской конторкой-представительством, пытавшейся тихонько заявить о своих технических решениях. Никому, на хрен, не нужных. Я перешла, потому что «Эф ди ай» платила стабильно большую зарплату. Андрею нужна была стабильность. В его конструкторском бюро к середине девяностых зарплату выдавать перестали окончательно, и наша семья в полном смысле этого слова жила на мои деньги.

– Лена, все кончено. – Андрей стоял на кухне в одних трусах и жадно пил воду из-под крана. Такого я не видела никогда. – Наше КБ расформировано.

– Как? – опешила я.

– А вот так. Совсем. Больше такого ведомства не существует.

– Но как же ваши корабли? Испытания на Байконуре?

– Больше никаких испытаний. Никаких кораблей многоразового использования. Да и одноразовых тоже скоро, я думаю, не станет, – голос Андрея источал яд.

– В смысле? Что-то случилось? Исследования пошли не так?

– Исследования пошли так как надо! И корабли полетели бы через пару-тройку лет точно. Но ничего этого не будет!

– Почему?! – Честно говоря, в тот момент мне казалось, что Андрей просто бредит с похмелья.

– Потому что эта ваша новая Россия не имеет интереса к космическим программам. Космос свернут. А тема шаттлов вообще закрыта полностью. Все! Больше в России шаттлы не нужны!

– И что теперь будет с вами? – запоздало поинтересовалась я. Вопрос был глупым, хоть я тогда этого и не понимала.

Андрея тихо уволили по сокращению, наплевав на все его степени и заслуги. Кажется, ему пообещали, что это ненадолго, и пожелали успехов в одиночном свободном плавании. Цеха конструкторского бюро вскоре сдали какой-то фирме под склад, там хранили китайские игрушки и одежду. Андрей стал напиваться довольно часто. Правда, ему оставили должность преподавателя в Бауманке. Еще бы, доктор наук. Его мечты о том, что все вернется на прежние места, его мысли о будущем – все потихоньку свелось к простым попойкам на кафедре, к догонам пивом у метро. К курению на моей кухне. И... да-да, я просто уверена, что он стал тихо ненавидеть меня. Особенно после того, что случилось пару лет назад, когда мы чуть было не поставили точки над «i». Лучше бы поставили, честное слово. Не пришлось бы делать этого теперь в суде.