Антон уехал, она стояла и смотрела, пока не погасли красные угольки задних фонарей.
Где-то за облаками была весна. Нина знала это точно, хотя небо, которое над ней сейчас, низкое, каким ему положено быть в Москве в феврале. Как странно, еще совсем недавно, взглянув на такое небо, Нина увидела бы лишь толстые снеговые тучи, которые, если ткнуть острием длинного зонта, осыпали бы город, да так, что сотни снегоуборочных машин засуетились бы на улицах.
Но сейчас она смотрела сквозь тучи, потому что знала — за ними — солнце. Туда, к нему через четыре часа ее поднимет самолет. Она будет сидеть рядом… с Антоном Метельским. Он обнимет ее… Нина почувствовала, как под курткой загорелось плечо… Как в тот вечер, когда они сидели в машине напротив ее подъезда. Она думала, что он потянулся к ящику для перчаток, а он обнял ее…
Нинино сердце быстро забилось, лицо обожгло, словно жаром из открытой духовки. Вчера мама пекла яблочный пирог, к вечернему чаю, на который пригласили Антона.
Он нравился маме, это видно.
— Антон, — говорила она, — я думаю, вы проследите, чтобы все было в порядке…
— Все получится, — уверял он ее.
Нина видела, как блестят мамины глаза.
— Я так давно этого ждала… — Она достала белый носовой платок с вышитой розочкой на уголке. — Мне жаль, что я не могу поехать с Ниной…
— Ну что ты, мама, я сама справлюсь, — перебила она ее. Она опасалась, что мама сейчас расплачется.
— Мы справимся, — поправил ее Антон. Потом протянул руку, взял ее и пожал. — Мария Андреевна, я должен поздравить вас. — Нинина мама подняла глаза, которые блестели, но слез в них еще не было. — И тебя, Нина.
— С чем? — она покраснела, попыталась выдернуть руку из его руки.
— Нина получает грант.
— Что? — Мария Андреевна и Нина произнесли это краткое слово вместе.
— Грант от компании «Настоящий русский трюфель». Таким образом, компания хочет, чтобы Нина продолжала работу по этим грибам и дальше.
Мария Андреевна стиснула платочек.
— Какая неожиданность… Нина, ты ничего не говорила…
— Но мама, — Нина, наконец, высвободила руку. — Я сама не знала. Антон, как же это… Что я должна делать теперь?
— То же, что и раньше. Будешь писать диплом по ним, когда придет время. Это компания оплачивает твой перелет.
— Ма-а-ма! — Нина вскочила и захлопала в ладоши.
— Как жаль, что папа в командировке!
— Ничего, я ему позвоню…
— Горячие пирожки-и-и! — пронзительный голос вернул ее в настоящее.
На ступеньках возле входа в метро толстые тетки, одетые в темно-серое, в цвет неба, размахивали коричневыми, ломкими на вид, ветками, обещая, что багульник расцветет сиреневыми цветочками, если поставить его воду. Светло-серый чеснок в лохматых одежках лежал на пучках южной зелени. Взгляд поймал предупреждающий цвет — желтый.
Нина остановилась, губы сами собой разъехались в улыбке. Пирамида из лимонов. Неужели правда, уже сегодня она увидит их на деревьях?
— Вам чего, девушка?
Нина вздрогнула.
— Мне? — переспросила она, тряхнула волосами, посмотрела на женщину.
— Ой, как же тебе не повезло, дочка. — Нина вскинула брови. — Хочешь лимон? Я тебе так отдам.
Нина отшатнулась, не сводя с нее глаз. В них она увидела то, от чего успела отвыкнуть. Снова… Сочувствие, жалость. Вот почему она захотела ее одарить. Чур меня! — означал этот жест. Чур моих близких!
Заученным движением Нина набросила капюшон на голову, быстро пошла к стеклянной двери метро.
Ей показалось, что небо опустилось еще ниже, и никогда не поднимется выше. Не вглядываясь в свое отражение, с силой толкнула двери. В ответ на неласковое обращение они ответили тем же — ударили в рюкзак. Он был тощий, Нина ощутила толчок в спину. Она взяла мало вещей, Антон сказал, что там, куда они летят, вечное лето.
Внезапно Нина остановилась. Да о чем она думает! Какое ей дело до сочувствия тетки с лимонами? Или до низкого неба? Она совсем скоро поднимется выше мрачного неба, под которым останется и эта тетка, и все остальные. Она будет сидеть рядом с человеком, которому неважно, какое у нее лицо.
Нина наконец почувствовала, что горло отпустило, она дышала ровно, сердце усмирило свой бег.
Она взглянула на часы над окошечком кассы, они показывали, что она не опаздывает. Значит, можно не бежать вниз по эскалатору.
Но это говорил разум. А ноги не могли тупо стоять на черной рифленой ступеньке лестницы. Они требовали: бежать!
Нина подчинилась. Она бежала к нему. Чтобы лететь…
