— Все сами здесь съели! Ничего мне не оставили! Жадюги!
Завидев одинокого человека, изможденная тетка явно собралась броситься к нему. Сейчас будет просить червонец, подумал Лазарев. И пошел быстрее. А тетка выпалила ему вслед своим характерным сиплым голосом:
— Эх, какие же вы все, москвичи, жадюги!
Лазарев уныло брел к машине по слякотной дорожке под низким пасмурным мартовским небом. Он остался неожиданно наедине с болью. Они все его покинули…
Ве-роч-ка, вспомнил профессор… Три слога и вся жизнь…
Вернувшись с дачи в Москву, Игорь начал взахлеб учиться. Так пролетело еще два года. Он устал их считать. С ногой было все то же, но немного полегче. Может, помогла мазь Поликарпыча — он ее все-таки раздобыл, может, просто время…
Неожиданно умер отец. Его смерть была так нелепа, так непредсказуема, что подавила всех именно своей внезапностью.
Бодрый и деятельный, отец собирался еще работать, но все-таки из института, где он трудился, его вежливо попросили на пенсию. Но он не думал сдаваться и тогда: тотчас стал подыскивать себе что-то и нашел. Однако тут возмутилась мать.
— Какая еще работа, Вася?! — закричала она вне себя от гнева. Даже побледнела. — Я и так всю жизнь сижу одна и боюсь умереть без всякой помощи! Ни лекарства подать некому, ни врача вызвать! Мне все время так плохо! Я обрадовалась, что ты наконец будешь все время дома, со мной! А ты опять рвешься на какую-то работу! Что, нам денег не хватит, что ли?
— Я не из-за денег, Галя, — попытался объясниться понурый отец. — Мне скучно дома…
Этого говорить не следовало.
— Ах, тебе со мной скучно?! — впала в истерику мать. — Вот что я слышу на старости лет! Вот что я заслужила! И это за все мои заботы, за все старания!
Отец махнул рукой и остался дома. Через год его не стало…
Тогда мать принялась плакать, твердить о своем чувстве вины перед мужем, которому, наверное, даже повезло, что он вовремя умер. Иначе бы сейчас мучился с такой старой и беспомощной дурой, как она…
А потом… Потом Майя объявила, как всегда, торжественно и гордо:
— У нас будет ребенок!
Игорь ошеломленно уставился на нее. Ох, как редко они виделись… И все-таки это случалось, когда уж совсем невмоготу ему становилось, зарывшемуся в свои книги, как улитка в раковину.
Ребенок… Да сможет ли Майя выносить и родить?…
Лазарев отыскал самых знаменитых акушеров, устроил ее в лучшую клинику. И сказал Гошке, пряча глаза:
— У меня к тебе просьба… Если у меня родится ребенок, а со мной что-нибудь случится, не оставь их с Майей. Помоги…
— Это симптом, — привычно хмыкнул друг-приятель. — Загляни к нам вечером… Мы с Шуркой решили все-таки пожениться.
Сазонов ликовал. Он вряд ли вообще услышал и осознал то, что сказал ему Игорь.
— Поздравляю, — пробубнил Лазарев.
И подумал о Шурке. Вот кто может ему помочь…
Трудно сказать, почему ему тогда так подумалось. Однако вечером Игорь явился к Сазонову ровно в семь, как условились.
Шурка глянула кокетливо, завлекающе мерцая глазками-семечками.
— Мы с Гором как-то решили качаться. Скинулись и купили штангу. Стали возить ее по очереди друг другу — чтобы и я качался, и он. Но в результате дальше этого не пошло. Качанье наше свелось к тому, что я возил штангу ему, а он затем мне. Но все равно по дороге натренировались.
Шурка засмеялась.
— Все равно мускулы культуристов на всяких шоу-демонстрациях уродливы, неестественны и слишком нарочито сделаны, — пробурчал Игорь. — Достаточно посмотреть на античные статуи греческих атлетов, чтобы сразу понять разницу. Вот там действительно мощные мышцы, но гармоничные, нормальные, негипертрофированные.
— А в институте нам как-то показывали слайды, — взялся рассказывать воодушевленный присутствием любимой Гошка, заодно открывая бутылку. — Показывают слайд-схему органов пищеварения. А картинка забавная — внутренние органы нарисованы внутри эдакого толстого, как шарик, большеголового, сладколицего человечка, сидящего вытянув ноги. И в аудитории вдруг громовой хохот. Почему? А потому, что рядом с лектором сидел какой-то приезжий методист, и он своим видом и, более того, даже позой, в которой сидел, полностью соответствовал этому маленькому, очень толстому человечку. Методист не понял, чего это все гогочут. Сидел спиной к экрану. Ему потом объяснили. А он нисколько не обиделся и попросил показать и ему этот слайд, заинтересовавшись. Показали — сам тоже очень смеялся. Шурка заулыбалась.
— Ты еще недавно что-то такое интересное про Лысенко рассказывал… Но я уже забыла. — Она виновато потупила лукавые глазки-семечки.
— А, да! Говорят, что Лысенко однажды взялся утверждать на примере двух сросшихся берез, будто более сильная поддерживает более слабую. Ему стали возражать — дескать, это противоречит естественному отбору в природе. Лысенко в ответ: «Ну вы же видите — вот они, две березы, и, наверное, сплелись корнями!» А противники твердят, что березы сплетаться корнями не могут. Лысенко предлагает: «Чего спорить? Давайте выкопаем и посмотрим!» А Капица отвечает: «Зачем выкапывать? Положим в ствол большой березы радиевую соль, а потом померяем дозиметром. Если он затикает и на маленькой — значит, и правда сплелись, в них один сок течет». Тогда Лысенко Капице заявил: «Нет уж! Я биолог и не лезу в вашу физику с биологическими методами! Так и вы не лезьте в мою биологию с методами физики!»
— А березы? — спросила Шурка.
— Что березы? — не понял Гоша, наливая вино в бокалы.
— Срослись они или нет?
Сазонов чуть растерянно пожал плечами:
— А шут их знает! И вообще, это научный анекдот.
— Какой же это анекдот? — мрачно возразил Игорь. — Сильные действительно должны поддерживать слабых… Ребята, выслушайте меня… Мне нужна ваша помощь…
И разом выложил все: и про свищ, и про предсказание профессора, и про будущего ребенка…
Шурка сидела, от волнения красная, стиснув щеки ладошками, словно мучилась зубной болью, и раскачивалась непрерывно вперед-назад.
— Что ж ты молчал столько лет, кретин?… — прошептал Гошка. — Ведь можно было помочь…
— Вот и помогите! — крикнул Игорь. — Майе с малышом… Когда меня не станет… Счетчик отсчитает мое время… Сверим часы…
— Заткнись! — заорал Сазонов и начал судорожно рыться в записной книжке — искал телефоны знакомых врачей.
Через полгода Майя родила мальчика. Назвали его Антоном. А свищ закрылся… Сам собой. Ошибся господин профессор…
Бойкая бабенка явилась к Галине Викторовне, как и обещала. Старушка оглядела ее с большим сомнением.
