– Шампанское?
– Не тот случай, – и тут же осеклась, – за наше знакомство, конечно, подойдет и шампанское, но в наших широтах любят напитки покрепче.
– Коньяк, виски, водка.
– Дама выбирает водку. А вы молодой человек?
– Я пью молоко.
– Вы пили молоко, – Лада вылила остатки молока в раковину, взяла поданную Давидом бутылку "Столичной" и разлила ее по высоким и узким стопкам. – А сейчас мой друг, разрешите мне вас так называть, мы с вами выпьем на брудершафт.
– На брудершафт?
– Чтобы наша начавшаяся дружба была крепкой, как эта самая водка, – проговорив тост с грузинским акцентом, Лада, притянула Давида за пижамный рукав и поцеловала его в губы.
Он пах молоком и тем понравившимся Ладе одеколоном, которым благоухала ее рубашка. Губы его были по-детски мягкими, Лада снова коснулась их, но теперь уже кончиками пальцев.
– Нежные… – проговорила она.
Давид смотрел на ее черные, как нефть, с необычным разрезом глаза, на ее тяжелые прямые волосы и изогнутую линию губ.
– Понравилось? – осторожно спросила она, мужчины в ее жизни никогда не вели себя так, как этот мальчишка, они не упустили бы случая, идущего к ним прямо в руки.
А этот, похоже, не знает, что бывает после поцелуев.
Давид промычал нечто нечленораздельное, и она снова поцеловала его, но это был не просто поцелуй двух незнакомцев, Лада положила руку на грудь Давида и прижалась к нему соскучившимся по ласкам телом. Ее губы не отпускали мужские, и она почувствовала, что он стал отвечать ей и его висевшие вдоль тела руки, наконец-то легли на ее талию. Она, не прерывая поцелуя, чтобы не дать ему опомниться, взяла его ладони и положила на свою грудь. Давид вздрогнул, но рук не отдернул, и сначала не давал им свободы, но когда согрелся ее теплом, то рискнул пошевелить пальцами. Лада наградила его легким постаныванием, и он осмелел. Лада уже ощущала его физическую готовность, но еще беспокоилась о моральной. Она отпустила его губы, поняла его сожаление и, запинаясь, предложила:
– Может… покажешь мне… свою комнату?
– Комнату? – переспросил Давид и, увидев ее кивок, добавил. – У меня там беспорядок…
– Я не буду смотреть на беспорядок, – пообещала Лада.
– Лада… – почти кричал Давид, но она зажала его рот ладонью. Она подняла голову, освободив его из своих горячих губ, и пробежалась ими по его животу, содрогнувшемуся, будто от боли, по левому соску, покрывшемуся тут же гусиной кожей.
– Лада… – прохрипел Давид в ее пальцы.
– Тс-с, Давидик, – она успокаивающе погладила его по голове, по лбу в испарине.
– Лада… – выдохнул он в ее волосы, – как я раньше мог жить без тебя?
Теперь она поглаживала его плечо тонкими стеблями пальцев, нежно поцарапывая кожу кончиками ногтей. Давид стиснул ее сильными руками, подминая под себя и нетерпеливо раздвигая ее ноги своими коленями. Она впустила его, забросила руки на его взбугрившиеся плечи, обвила упругие ягодицы смуглыми ногами и немного подтянулась вверх. Давид задвигался быстрее, все увеличивал расстояние между своей грудью и прыгающими сосками Лады, так что она, уронив руки с его плеч, раскинула их на простыне и сжимала тонкую ткань в своих ладонях.
– Лада… – Давид резко сгреб простыню под ее выгнувшейся спиной и посадил ее на свои влажные бедра, уткнулся лицом в ее маленькую грудь, обнимая ее спину дрожащими руками.
– Ну что ты, что ты, – прошептала Лада, – весь дом разбудил…
Он не мог поверить в происходящее, эта невероятно красивая девушка спала в его постели, закинув руку на его грудь. Из-за этого он боялся дышать, вдруг она проснется, и уже в утреннем свете обнаружит, что это он, Давид, а ни какой другой мужчина, коих в ее жизни, он предполагал, было много. Наверное, раскованные, неотразимо обаятельные, жутко удачливые и журнально-красивые. Он, Давид, пока этих качеств не приобрел. Женщины говорили ему, что он симпатичен, мил, но ужасно стеснителен, по поводу всего, что касается взаимоотношений между полами. Вот и Тина Андреевна заметила, что он совершенно неопытен, а проще "девственник".
Она пообещала ему заняться его сексуальным просвещением и, сама того не ведая, свое обещание выполнила. Боже, откуда он мог знать, что просьба Тины Андреевны приютить ее подруг обернется для него невиданным экспериментом. Он сошел с ума, когда разрешил Ладе делать с ним все, что взбредет ей в голову! А девушка она одаренная, с изощренной фантазией, но единственная мысль отравляла Давидово счастье, что эти немыслимые касания, движения, и позы были привиты ей кем-то, к кому сейчас он так неистово ревновал. Странно, но от этих вроде бы неприятных мыслей он возбудился и лежал скованный своим напряжением и этой практически невесомой ношей, рукой прекрасного создания.
На следующий день, ожидая звезду в гримерной, Давид мучительно раздумывал, открыть ли Тине Андреевне обстоятельства, побудившие его преступить черту гостеприимства и в первую же ночь сделаться любовником его гостьи? Но не зная, как начать эту щепетильную тему, стушевался и промолчал.
Полиция! С какой стати? Он исправно платит налоги, устраивает бесплатные вечеринки для высших чинов милицейского отделения района! Его персонал вышколен, ни одного пьяницы, наркомана и прочей нечисти. Во избежание всяческих неприятностей, Браско неустанно зачищал ряды своих служащих. Слава Мадонне, желающих работать за хорошие деньги, пусть и под руководством тирана Браско, было немало – не проходило и дня, что бы к нему не шли бы с протекционными письмами и нижайшими просьбами пристроить сына, племянника или дальнего родственника. Несмотря на свою любовь к прекрасному полу, женщин Браско на работу не брал, считал свой ресторан кораблем, а женщину – тем демоном-искусителем, который способен совратить любую команду и потопить судно. Даже уборщики в ресторане Браско и те были мужчинами. Позарился старый дурень на девчонку Ризио и вот что получил! А вдруг это по душу Джованни?
Эти мысли мгновенною вспышкою мелькнули в голове итальянца. Ровным, немного хрипловатым голосом он пригласил:
– Прошу.
В кабинет прошли двое неброского вида мужчин в костюмах из блеклого, словно выцветшего бостона. Какое убожество, подумал Браско. Его врожденное чувство прекрасного было оскорблено этим преступлением против хорошего вкуса. Сам Браско модником не был, но всегда придерживался классического стиля, а главное знал, что хороший костюм, белоснежная рубашка и яркий галстук – верное средство обратить на себя внимание лучшей половины человечества. Данные экземпляры мужских особей явно были обделены женским вниманием. Глаз за них не цеплялся, и ничто не выделило бы их из серой массы уличной толпы. Но стальной взгляд серых, под цвет костюмов, глаз, сразу напомнил Браско, с кем он имеет дело. В обыденной жизни эти мужчины не носят таких костюмов! Это их униформа, и она призвана, не привлекать к себе излишнего внимания, и все, в чем упрекал их до этого Браско, вдруг обернулось преимуществом.
