В этот момент в кармане вибрирует телефон. И я бы проигнорировал звонок, если бы не имя входящего абонента.
— Дан, галерея сгорела, — произносит Эдгар три слова, которые заставляют меня замереть на месте в попытке осознать произошедшее.
Сгорела мечта любимой.
Сгорели деньги, которые я вложил.
Сгорело наше будущее…
Ладно, об этом рано судить. Нужно понять, что произошло, и решить проблему. Возможно, случай страховой, и мы сможем покрыть расходы.
— Скоро буду.
Отец не спрашивает, куда я направляюсь, когда вылетаю из кабинета, не идет следом, не требует, чтобы я вернулся. Я бы не послушал его, все равно помчался бы к краху, который вскоре ожидает меня. Во всех смыслах.
Приезжаю на место через пятнадцать минут. Мне повезло, что пробок не было, но возле нашей галереи оказалось много машин. И пожарных, и легковых. Вокруг помещения скопилась толпа, за которой не видно происходящего внутри. Но я подхожу ближе, с трудом делая каждый шаг, который приближает меня к катастрофе.
— Наконец-то! — передо мной появляется на удивление спокойный Эдгар.
— Что здесь произошло?
— Поджог.
— Как поджог? — пораженно смотрю на друга.
— Вот так. Какие-то хулиганы решили «поиграться».
Класс. А за эти игры должен платить я из собственного кармана! Черт! Мы же столько всего сделали! И аренда помещения, и ремонт, который вот-вот должен был закончиться. Эльза набрасывала на планшете рисунки. Эдгар планировал устроить выставку, посвященную ей. Моей девочке. Хотел набрать еще несколько художников, которые пишут в ее стиле, но…
— Что дальше? — спрашиваю друга.
— Придется все устраивать заново.
Но у меня не выйдет. Не потому, что нет желания, а потому, что средства на новую галерею я найти не смогу. Хотя… Есть один вариант.
Глава 19. Призрачное счастье
— Тебе нехорошо? — снова и снова спрашивает Дан, баюкая меня в своих сильных руках. Мы лежим уже полчаса. Голова в последнее время часто кружится, особенно по утрам, но это быстро проходит.
— Немного.
— Ты сильно волнуешься в последнее время. Не переживай из-за галереи, она не стоит твоего здоровья.
— Мне просто жалко, — признаюсь я. Только с ним я могу откровенно поговорить и озвучить свои мысли. Порой это трудно сделать даже с Аленой, но с Даном создается ощущение, что он понимает меня, как никто. — Мы вложили столько сил и средств, да еще и квартиру не удается продать. Отец отказался?
— Да, — с сожалением в голосе отвечает он. Не вижу этого, но чувствую, как он кивает и слышу, как его сердце в этот момент начинает стучать быстрее. — Квартира записана на него, не успел переписать на меня. Черт!
Действительно. Черт. Судьба словно отвернулась от нас. Она подкидывала нам испытания одно за другим. Сначала поджог в галерее, затем отсутствие дополнительных средств на восстановление, потому что страховая отказалась платить. Все это привело нас в отчаяние, но в то же время закалило. Мы всегда рядом друг с другом, поддерживаем в трудной ситуации. Даже сейчас, когда мне плохо, Дан лежит со мной, успокаивает, говорит, что сам решит проблему.
Я тоже хочу предложить свои варианты. Если бы не головокружение и слабость в последнюю неделю, то идей оказалось бы больше. Наверное. Дан сказал, что вызвал врача, ибо ему не нравится мое состояние. Врач придет завтра с утра. Меня мучает слабость, головокружение, слегка подташнивает. Может, действительно переживаю, может, отравилась. Не знаю, если честно, да и не хочу узнавать.
— Отец пригласил меня к себе в офис через час, — Дан прерывает затянувшуюся паузу. — Наверное, снова будет давить.
— Думаешь?
— Знаю. Он горит своей винодельней, сделает все, чтобы она встала на ноги. Даже пожертвует моим счастьем.
Больно слышать от него эти слова, но от реальности никуда не денешься. Она давит на нас, заставляет проснуться и осознать, что наши родители не самые лучшие на свете. Но, в отличие от меня, Дан это понял раньше, когда умерла его мама, а я…
Лучше бы я жила в розовых очках, чем видела стальные глаза матери, которые смотрят на меня каждый вечер в столовой. Да, теперь я ужинаю со всеми, но завтракать не спускаюсь. Нет желания.
— Дан, что для тебя счастье? — срывается вопрос с губ.
Аккуратно поднимаю голову с его груди и всматриваюсь в глаза цвета свежей зелени. Они редко бывают серыми, когда мы остаемся наедине. Когда мы улыбаемся друг другу, прижимаемся и целуемся, позабыв о том, что родители не на работе. Мне нравится этот адреналин, сопровождающий чувства, которые порой можно выразить лишь одним способом.
Действиями…
— Счастье — это сейчас.
— То есть? — непонимающе гляжу на его хитрую улыбку.
— Сейчас. Текущий момент. Я обнимаю тебя, могу спокойно поцеловать, и ты не станешь противиться. Разве ты сейчас несчастна?
— Нет! — тут же качаю головой.
— Тогда я счастлив вдвойне.
Дан осторожно наклоняется ко мне и нежно касается своими полными губами моих. Не целует по-настоящему, зная, что мне плохо, просто касается, окрыляя меня и заставляя поверить, что сказка может случиться наяву. Что любовь реальна. Она существует…
— Привет больным! — выкрикивает такой знакомый голос, и дверь в комнату распахивается. На секунду я замираю в испуге, представляя, что произошло бы, если бы это оказался кто-то другой. — Ох, прошу прощения. Думала, вы перестали сос…
— Алена! — возмущенно гляжу на подругу, слыша, как Дан тихо хихикает. Да, они уже познакомились. Лучше не спрашивайте как, самой немного совестно.
— Хоть бы дверь закрыли, бесстыдники!
— Ладно, я пойду, — Дан поднимается с моей кровати, но напоследок оставляет целомудренный поцелуй на макушке. — Выздоравливай.
И покидает комнату. В ней тут же становится прохладно. Постель ненадолго сохраняет тепло его тела. Ежусь под одеялом. Кажется, становится хуже. Тепло Дана согревало меня, успокаивало, а сейчас…
— Я бы сказала, что ты бледная как поганка, но ты ещё бледнее, — усмехается Аленка и плюхается на кровать рядом со мной.
— Спасибо, подруга.
— Ты же знаешь, что я любя, — улыбается она ангельской улыбкой. — Ты давно мне не писала. Ты как вообще? Лучше стало?
Алена забрасывает меня вопросами, а я не знаю, что мне ответить, кроме одного:
— Хреново.
— Врача вызвали?
Алена садится ближе, чуть ли не обнимает меня, и почему-то от этого становится только хуже. Но я не говорю об этом, молчу. Алена не поймет. Зачем ее обижать? Сейчас это ощущение пройдет.
— Завтра придет.
— Может, простыла? Или новый вирус, о котором никто не знает?
— Откуда этот вирус мог взяться? Особенно, в конце лета, — смотрю на подругу.
Чем ближе она придвигается, тем больше у меня начинает кружиться голова. Сильнее, еще сильнее. Руки становятся совсем ледяными, меня трясет.
— Я бы сама поехала. Можем вызвать такси и… Эльза?
Но я не слышу, что еще она говорит. Тошнота подступает к горлу, слабость окутывает меня, не позволяя быстро дойти до уборной. Я чудом успеваю открыть крышку унитаза и нагнуться над ней. Не помню, когда мне было настолько плохо. Наверное, когда я сильно отравилась в школьной столовой. После того случая мама перевела меня в другую школу. Но прошлое не важно. Главное настоящее, в котором мне ужасно плохо физически.
Не сразу понимаю, когда ко мне подлетает Алена и придерживает волосы, она осторожно гладит меня по спине и шепчет что-то успокаивающее. И я благодарна ей за это. За поддержку, за опору, на которую я всегда могу рассчитывать. За то, что у меня есть такая хорошая подруга.
— Ты как? — спрашивает она, когда мне становится чуть лучше. Но я не спешу подняться на ноги. Сижу на полу, и мне становится все холоднее.
— Уже легче. Наверное, правда, отравилась.
— И тебе плохо целую неделю? — подруга скептически приподнимает брови. — Сколько тебя рвет?
— Не знаю… третий или четвертый день… или…
