Она смотрела на Ла Росси. Ретт зло сжал зубы. Лицо Жана нередко производило на людей отталкивающее, шокирующее впечатление. Подергивающиеся мышцы складывающиеся в половину гримасы не самое приятное зрелище. Но от волчицы, побывавшей в бою Ретт не ждал такого малодушия.
— Скоро! — огрызнулся он и обнял Жана, желая увести его в дом.
— Добрый день, — слабо пролепетал алхимик. От его слабого тона Ретт уверился, что он вот-вот лишится чувств. — Сейчас ведь день, Ретт?
— Да, день. Ты не видишь что ли?
— Я… я не уверен.
Черт бы побрал Жана, и что он вскочил! Вот-вот хлопнется в обморок, света белого не видит!
Но Жан вдруг отстранил его руку и, опираясь на косяк, сошел со ступеньки. Протянул руку волчице.
— Меня зовут Жан Ла Росси.
— Джая Рабах, — сказала она и пожала его ладонь. Они стояли и медленно качали ладони друг друга. Ретт поднял брови. Что тут вообще происходит?
— Прекрасно, теперь вы представлены, я могу отвести друга в постель, а то он… — и тут до Ретта дошло. — Что ты сказала?
Он уставился на Рабах. Она вздернула подбородок.
— Я — Джая Рабах. Твоя невеста.
Жан медленно выпустил ладонь девушки. Она отошла на шаг, смутилась и торопливо пошла к своей родне.
— А вот теперь мне и правда стоит прилечь, Ретт. Если тебя не затруднит.
Ретт без церемоний подхватил его на руки и отнес в постель.
— Я распоряжусь об одежде. Отдохни немного. Новостей полно.
— Я не устал. Рассказывай.
И Ретт рассказал. Жан внимательно выслушал все.
— Не удалось добыть образцы?
— Я хотел бы попробовать, но это слишком рискованно. Они могут этого ждать и тогда или мы не найдем ничего или попадем в засаду. В любом случае — нет смысла.
— Понимаю. Ничего, я уверен мы сможем извлечь что-то и из крови. И что там за ткань ты говорил? Убери образец. Он мне понадобится.
Ретт с облегчением выдохнул.
— Мне тебя не хватало. Прости, что втравил тебя в это.
— Я полагаю, я сам себя втравил, Ретт. — Жан слабо изобразил улыбку. — Она очень красивая.
Ретт недоуменно поднял брови.
— Кто?
— Джая. Твоя невеста. Просто ослепительна. — Жан с отсутствующим видом посмотрел в угол комнаты.
— Ты что влюбился? — хохотнул Ретт.
— В нее? — Ла Росси невесело покусал губу. — Чтобы влюбиться в такую девушку, боюсь нужно обладать смелостью, которой во мне нет.
— Вечно ты себя недооцениваешь. Раздобуду тебе еды. — Ретт встал.
— И одежду, Ретт. Пожалуйста. — Жан с презрительной гримасой оттянул грязную рубашку. Прежде чем выйти Ретт оглянулся. Алхимик так и сидел, глядя в одну точку.
«Как будто мешком ударили» — подумалось Ретту. — «Но после двух пуль и немудрено».
Он пожал плечами и ушел.
Сколько ни вглядывался Ретт в притихший замок на холме, никто так и не появился. Ни пограничник, чтобы проверить их бумаги, на сорок волков, чтобы оторвать им головы.
Жан осилил тарелку местного чечевичного супа и Рабах стали собираться в дорогу. Ретт отправил Адара искать карету. Алхимик не мог угнаться за оборотнями.
Лучшее, что шпион матери нашел, повергло Ретта в уныние. Старая кляча, у которой не было половины зубов и телега, в которой явно возили грузы, а не драгоценных алхимиков. Отсутствие крыши тоже не внушало оптимизма. А если дождь?
Халид Рабах поторапливал их. Ему не терпелось убраться из этого городка и отправиться в Гуджан, где у стаи Рабах был дом, или иными словами их собственный личный форпост.
Вышли еще до полудня. Рабахи в легких сандалиях с гибкими кожаными ремешками, едва держащимися на стопах и замотанные в свои отрезы цветной ткани, он, в рубашке и камзоле с чужого плеча и сапогах, что были велики на пару размеров. Адар, которому посчастливилось сохранить свой гардероб, выглядел статно и респектабельно в сером сюртуке, брюках ботинках. Из них всех Адар выглядел важной шишкой. Ретта путешествие уже изрядно поистрепало, сейчас признать в нем графа было сложно.
Оставшиеся немногочисленные вещи и воду в глиняных бутылях погрузили в повозку к Жану. Тот жмурился от яркого солнца и неловко поправлял проданную хозяином дома самую богатую рубаху и жилет, нелепо смотрящиеся с его строгими кое-как очищенными галиварскими брюками. Багаж Ла Росси ехал во взорванной карете, а большую часть одежды Хел и ребята увезли с собой. Им наверняка предстояло оборачиваться.
Ретт снова поглядел на Рабах и оценил их смекалку с этой тканью. Удобно не искать после каждого оборота чем прикрыть срамные места. Он шагал рядом с повозкой с одной стороны, а с другой по очереди шли Рабах, охраняли, показывали радушие на свой лад.
Одетый по местной моде Жан выглядел забавно. Слишком пестро и вольно. Непривычно.
— Эта вышивка называется эхмет, — заметил он проводя пальцами по краю жилета. В Галиваре россыпь стекляруса и бисера на мужчине вызвала бы скандал и волну насмешек. Тут считалось нормой, показателем богатства.
— Откуда тебе известно? Ты знаешь наш язык? — в этот час рядом с бортом повозки шла Джая Рабах. Ретт старался лишний раз на нее не смотреть. От его молчаливости и хмурости, видимо, смущался и Жан. Молчал и напряженно теребил одежду.
— Я читал об этом в книге.
— А… — разочарованно протянула девушка. — Книгочей. — в ее устах это звучало явно не комплиментом.
— Я алхимик. Я лечу людей.
— Снадобщик?
— Прости?
— Лечишь людей, значит снадобщик. Делаешь мази и притирки от людских хворей.
— Я… — Ретт прислушивался к их разговору больше от нечего делать. — Я не только это делаю. Я занимаюсь разным…
— М, ясно. — Джая поскучнела и отвернулась.
Жан умолк. Ретт по его лицу видел, что тот расстроился. Вот ведь темная дура, да что она знает о талантах Жана!
— Жан лучший алхимик в Галиваре. — заявил Ретт, обиженный за друга.
Джая нехотя повернула голову и посмотрела на него с затаенной злобой.
— И что?
— Если бы он захотел, то был бы уже в королевской дюжине.
— Ретт, прошу не стоит…
— И что? Мне до этого дела нет. — резко заявила Рабах и ушла, а на ее место пришла другая девица.
Жан вздохнул и с улыбкой повернулся к Ретту. Улыбка была привычная — кривая, но искренняя — а вот глаза грустные.
— Плохо себя чувствуешь? — затревожился Ретт.
— Нет. Все в порядке. Долго нам?
— Сказали пару часов бега, так что часов шесть шага этой клячи. Если она не сдохнет, конечно.
— А если умрет?
— Впрягу в оглобли Адара. Какие еще есть варианты? Сам не могу, не пристало графу позориться да еще и при невесте. — он выплюнул это слово с презрением и неохотой и тут же умолк. Жан тоже молчал.
Солнце пекло нещадно, Ретт утирал пот рукавом. Жан, соорудил себе из найденного в их вещах шарфа великолепный маркийский тюрбан. Ретт подтрунивал над «светлейшим князем Маркийским», но Ла Росси только с независимым видом перекинул конец шарфа на плечо и задрал подбородок.
— Я прочел об этом в книге. В Маркии много одежды без единого стежка. Как просто и изобретательно, не правда ли? — Он посмотрел на девушек, обернутых в ткань. Спины их, не считая лоскута свисающего с одного плеча, были обнажены. Смуглые, гладкие, в испарине от жаркого солнца они маняще блестели и нет-нет да и притягивали мужские взгляды. Ретт и сам иногда ловил себя на том, что внимательно следит за капелькой пота, крадущейся в мягкой ложбинке девичьего позвоночника. Эти порывы и желания напоминали ему о Тесс. Перед мысленным взором вставала их последняя ночь, яростная, жаркая, жадная. Он тогда потерял голову, чувствуя в ней искреннее желание к себе. Был только он, только она и все препятствия между ними куда-то исчезли.
Где она сейчас? Пьет кровь? Наслаждается вампирской жизнью? Меняется ли ее душа? Что если она и думать забыла о нем? Что если никогда и не горело у нее в груди то, что чувствует он? Стоят ли его усилия хоть одного поломанного медяка? Станет ли она хоть когда-нибудь волчицей и изменит ли это что-то между ними? Ответов у Ретта не было и вместо смуглых девичьих спин он угрюмо уставился себе под ноги, в маркийскую желтую пыль. Жан кашлянул и тоже отвернулся от девиц Рабах к Ретту. — Потрясающе богатая культура. С большим удовольствием проехался бы по стране, когда будет такая возможность. — он снова нахмурился. — Разумеется, если она будет.
