Есть здесь и новомодная техника на специально отведенной для этого полке, и детское изящное трюмо, явно изготовленное под заказ, и несколько кресел-мешков, если к малышке в гости заглянут сверстники. Количество игрушек, кукол, плюшевых мишек, единорогов, и вовсе не сосчитать.
Судя по всему, Демьян очень старался, чтобы Лисе здесь было уютно.
— Бабушка, я снова потерял жабу, — дождавшись, пока малышка прижмется к моему боку и устроит голову на груди, я продолжаю читать с того места, на котором мы вчера остановились.
Не меньше Алисы люблю историю о мальчике, который выжил, и каждый раз превращаюсь в персонажа из книги. Робко обиваю порог магической лавки, чтобы выбрать волшебную палочку, мнусь на платформе девять и три четверти, не решаясь с разбега врезаться в барьер, и с волнением жду, на какой факультет меня распределит старая мудрая шляпа.
Не важно, семь тебе или двадцать семь, ты все равно хочешь верить в чудо.
Спустя минут сорок клевавшая до этого носом кроха засыпает, и я аккуратно переворачиваю ее на другой бок и укрываю одеялом до самого подбородка. Неслышно закрываю потрепанный томик, возвращаю его на тумбочку и тушу свет, наощупь выскальзывая из Лисиной спальни.
Замираю, привстав на носочки, и прислушиваюсь к шуму, доносящемуся из прихожей. А через пару секунд отталкиваюсь ступнями от паркета и иду на звук. У нас в семье мама всегда встречает папу после работы, во сколько бы он ни возвращался, и я знаю, что это правильно.
Приветствовать близкого человека, интересоваться, как прошел его день, и делиться теплом.
Да, это не входит в обязанности фиктивной невесты, ну, так что ж?
— Ты сегодня поздно. Устал?
— Да нет. Все в порядке.
Наблюдаю за Лариным, пока он раздевается, и с неудовольствием отмечаю, что глубокая борозда снова прочертила его лоб. Хоть и пытается меня убедить в том, что все хорошо, глаза говорят иное.
Сейчас они безжизненные и потухшие.
Именно поэтому я двигаюсь Демьяну навстречу, когда он шагает вперед, и с готовностью принимаю его осторожные объятья. А уже в следующий миг судорожно сглатываю и застываю.
— Нужно кое-что обсудить с тобой. Инна приходила ко мне на работу. Хочет больше времени проводить с Лисой.
Глава 16.2
— Нужно кое-что обсудить с тобой. Инна приходила ко мне на работу. Хочет больше времени проводить с Лисой.
Первый порыв — отстраниться. Упереться ладонями в грудь Ларину и с силой его оттолкнуть. Вцепиться подрагивающими пальцами в его предплечья, обтянутые тонкой тканью рубашки, хорошенько его встряхнуть и спросить: «Демьян, ты серьезно? Нет, ты, правда, готов впустить в вашу жизнь женщину, забившую на своего ребенка?!».
Выдыхаю медленно, успевая мысленно досчитать до тридцати, и так же медленно вдыхаю. Ощущаю, как по венам несется отравляющая все существо ревность, и понимаю, что это неправильно.
Увы, в этой ситуации я не сторонний наблюдатель, а самый ее заинтересованный участник. Я не объективна и, кажется, начинаю ненавидеть Инну всеми фибрами души.
— Давай где-нибудь присядем, что ли.
Проглотив нелестные эпитеты, вертящиеся на языке, я неуклюже похлопываю Ларина по спине и торопливо выныриваю из кольца его рук. Магия момента утрачена, в груди клокочет что-то угольно-серое и неприятное, и я жалею, что не успела уснуть до того, как Демьян вернулся.
Трусливо, но это избавило бы меня от сложного разговора.
— Давай.
Помолчав, мы перемещаемся в зал и опускаемся на диван. По негласной договоренности не включаем свет и оба утыкаемся взглядом в окно. Сквозь прореху между шторами просачивается лунный свет — серебряный, чистый.
В темноте все воспринимается иначе. Откровеннее, интимней.
— Юль, — поерзав, Демьян притягивает меня к своему боку и замирает, подбирая слова. — Ты что думаешь?
— Не знаю. Честно, не знаю.
В эту секунду меня как будто окунули в чан с кипятком, а потом швырнули в снег. Щеки пылают, судорога прошивает тело, ступни покалывает, словно я ступала по битому стеклу.
Я осознаю, что каждое мое слово может ранить сидящего рядом мужчину, может причинить ему боль и склонить чашу весов в ту или иную сторону, поэтому не спешу с ответом. Раскладываю в мозгу десяток вариантов и пытаюсь просчитать какой из них наиболее вероятный.
— С одной стороны, позволить Инессе чаще видеться с Алисой рискованно. У тебя нет никаких гарантий, что ее побег не повторится. Сегодня она заглядывает дочери в рот, а завтра переобуется и улетит на Майорку с очередным фотографом или миллионером.
Выпаливаю это все пулеметной очередью и чувствую себя последней дрянью. В моем предположении много личного. На самом деле, мне хочется, чтобы Ларин выставил бывшую супругу за порог и больше никогда о ней не вспоминал.
— А с другой?
Зацепившись за начало моей фразы, Демьян невесомо пробегается пальцами по моему плечу и по излюбленной привычке запутывается в волосах, отчего взбудораженные мурашки вихрем проносятся вдоль моего позвоночника и кучкуются в районе шеи.
Думать теперь сложнее.
— А с другой…, — приникаю ближе к Ларину и наслаждаюсь исходящим от него теплом. Запечатлею каждое мгновение этой умиротворенной близости и давлю проклевывающиеся ростки эгоизма. — Ты не можешь решать, не посоветовавшись с дочерью. Спроси, чего хочет Алиса? Никому не станет лучше, если она до конца дней будет винить тебя в том, что ты запретил ей общаться с матерью.
— Этого я и боюсь, Юль. Больше всего на свете. Ума не приложу, как поступить правильно…
Глава 16.3
И снова тишина опускается между нами. Только теперь она мягкая и комфортная — нам нечего делить с Демьяном и не за что воевать. Мы оба ставим Лискины интересы на первое место и не хотим ее ранить.
А ревность? С ревностью, на которую я не имею права, как-нибудь справлюсь.
Свыкшись с принятым решением, я постепенно успокаиваюсь и ощущаю себя, на удивление, бодрой поутру. Первой выскальзываю из кровати, когда за окном начинает светать, и иду готовить завтрак.
Овсяная каша с молоком — для Алисы. Яичница с беконом — для нас с Лариным. Тосты с черничным джемом — на всех.
Отбросив вчерашние тревоги, я даже приплясываю на месте и тихонько напеваю новый хит, запавший в душу.
— Холодно, холодно, но ниче. Ведь рядом с тобой мне горячо-о-о…
Тяну с упоением и резко осекаюсь, когда между лопаток врезается жизнерадостное.
— У кого-то хорошее настроение?
В домашних футболке и спортивных штанах, болтающихся на бедрах, позади меня стоит улыбающийся Демьян. Две одинокие капли воды движутся вниз по его скуле — к волевому подбородку, полотенце переброшено через шею, чуть влажные после душа волосы торчат в разные стороны.
И я засматриваюсь. Любуюсь его мощными ступнями. Зависаю на крепких руках, увитых выступающими венами. И натурально торможу, с трудом возвращаясь к готовке.
— Хорошее, — подтверждаю, выключая плиту, и выкладываю еду на тарелки. — А у тебя?
— Порядок.
Отзывается Ларин и шагает ко мне, упирая ладони в столешницу. Берет в импровизированный плен и не шевелится, обдавая мочку уха горячим дыханием. Не испытывает даже намека на дискомфорт, зато я в очередной раз смущаюсь, неловко поправляю лохматый пучок и наверняка краснею.
Ненавижу свою кожу за эту особенность!
Господи, мне ведь далеко не пятнадцать, и я успешно перескочила пубертат. Пора прекратить так остро реагировать на близость какого-то мужчины.
Пытаюсь себя убедить, подсовывая мозгу подобные установки, но самовнушение не работает. Ноги по-прежнему подгибаются, нервы дребезжат, а сердце с разгона влетает в грудную клетку и отскакивает обратно, словно мячик. Мысли путаются в ту самую кашу, которая томится в кастрюльке, и я готова совершить глупость, о которой точно буду жалеть…
— Доброе утро!
Спасает Алиса. Розовощекая после умывания, веселая, она вбегает в кухню и несется к нам с Демьяном. Получает причитающуюся порцию обнимашек и не замечает охватившего нас замешательства. Смешно ведет аккуратным вздернутым носиком и с притворным разочарованием выдает.
